История Рима - Теодор Моммзен

На Востоке образовалось, таким образом, государственное тело, подобное тому, что представляла собою впоследствии Священная Римская империя германской нации. В создании его равная роль принадлежит Лукуллу и Помпею. Аристократия превыше меры восхваляла Лукулла, но демократическая лесть, всегда успешно соперничающая с придворною, далеко превзошла аристократическую своим прославлением Помпея: ему поднесены были небывалые знаки отличия, воздвигнуты памятники с высокопарными лживыми надписями в честь его побед, присвоен титул Великого. Лукулл, бесспорно, проявил выдающиеся военные дарования, а Помпей – совершенно беспримерную осторожность, он действовал всегда наверняка и не потерпел ни одной неудачи.

Результаты были, конечно, выгодны для Рима: он приобрел в полную свою власть обширные и богатые области, государственные доходы увеличились почти в полтора раза. Легче стало и жителям, которые были управляемы все-таки лучше, чем при собственных царях. Но и Лукулл и Помпей не показали себя великими государственными людьми в полном смысле этого слова: оба они не оценили должным образом того факта, что с уничтожением прежних вассальных государств Рим делался непосредственным соседом огромного и могущественного Парфянского государства и оба, особенно Помпей, немало сделали для того, чтобы у парфян создалось самое враждебное отношение к Риму, из чего впоследствии возникли для Рима большие затруднения. Наконец, и присоединенные провинции, несмотря на сравнительное улучшение их администрации, были устроены так, что с течением времени положение их неизбежно должно было ухудшаться: хотя поборы и были меньше, чем прежде, но собранные суммы не расходовались уже на местах, а вывозились немедленно в Италию, так что провинции мало-помалу беднели.

Свободным на Востоке оставался еще Египет. Правда, уже в 81 г. он был формально уступлен Риму, но сенат не осуществлял полностью прав Рима: египетское золото оказывалось слишком могущественным. Здесь тоже происходили постоянные внутренние усобицы и смуты, и в 55 г. сенат наконец вынужден был для прекращения совершенной анархии ввести в Египет военную оккупацию и римское управление.

Глава III. ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ДЕМОКРАТИИ ВО ВРЕМЯ ОТСУТСТВИЯ ПОМПЕЯ. СОГЛАШЕНИЕ ПОМПЕЯ, КРАССА И ЦЕЗАРЯ

Деятельность демократии. Попытки создать силу, способную уравновесить влияние Помпея и его армии. Попытки вызвать анархию. Катилина. Разоблачение его замыслов Цицероном. Удаление Катилины, казнь его сторонников. Восстание Катилины и его смерть. Возвращение Помпея, его неудовольствие против сената. Соглашение Цезаря, Помпея и Красса.

За пять лет, которые Помпей провел на Востоке, демократическая партия прилагала в столице все усилия, чтобы закрепить свое торжество. С полною подробностью изложить события этого времени почти невозможно, так как главным образом шла тайная подпольная деятельность, то сведения наши неизбежно и не полны, и не точны. С одной стороны, участники имели слишком много оснований скрывать и свои действия, и свои замыслы, с другой – почти нет известий спокойных и беспристрастных, а все они отмечены явным пристрастием к той или другой стороне. Поэтому мы изложим здесь лишь общий ход событий, не вдаваясь в мелочи, чрезвычайно многочисленные и не представляющие сами по себе большого интереса.

С той поры, как Помпей получил свои необыкновенно широкие полномочия, олигархия была окончательно побеждена. Аристократия уже и не боролась. Наиболее видные в ее среде люди, как Метелл и Лукулл, предпочли удалиться с политической арены. Молодые аристократы положительно уклонялись от общественной деятельности. Отстаивал прежние порядки один Марк Порций Катон, потомок знаменитого Катона. Подобно своему предку, это был человек безусловной честности, твердый, но ограниченный и узкий еще более, чем тот Катон. Он совершенно не способен был обнимать сколько-нибудь широкие горизонты, понимать отношение партий и их силу. Он довольствовался чисто внешним подражанием старинным римским правам и нападками на отдельные случаи, в которых видел нарушение катехизиса римской аристократии. Лишь при полнейшем недостатке сколько-нибудь выдающихся людей мог играть видную роль этот человек, в нравственном отношении безупречный, но в умственном почти ничтожный. Бороться с аристократиею теперь не только было легко, но вовсе не стоило труда, между тем демократы нападали горячо и с преувеличенным шумом на все злоупотребления бывшего правительства, какие только удавалось раскрыть, преимущественно на подкупы и взяточничество, и особенно страстно возбуждали разные личные процессы против отдельных аристократов. Иные обвинения увенчивались успехом, потому что и по существу были справедливы, другие оказывались лишь средством нашуметь или уколоть какого-нибудь почтенного аристократа, но и этим не брезговали. Имена Мария и Сатурнина, долго бывшие как бы под запретом, стали произноситься в речах открыто и все чаще и чаще – и, наконец, к великому ликованию толпы, вдруг оказались восстановленными африканские и кимврские трофеи Мария, убранные при Сулле.

Вся эта шумиха не давала серьезных результатов, не имела существенного значения, да она не отличалась даже и искренностью. В тех случаях, где демократы имели возможность повлиять на решение государственных дел, они действовали совершенно не в том направлении, какое указывали как обязательное, когда критиковали сенатское управление. Так, они требовали полного восстановления и расширения хлебной раздачи, но отлично сознавали, что это прямо невозможно вследствие увеличения числа граждан, и даже прямо не пропустили народного постановления в желательном, казалось бы, для них смысле. Требуя полных прав гражданства для жителей области от По до Альп, они отвергли расширение прав вольноотпущенников, а для того чтобы поддержать римских ремесленников, не нашли другого способа, как изгнать из столицы всех, кто не имел прав римского или латинского гражданства.

Очевидно, что демократическая партия, так как и всякая другая, умела выставлять принципы, но применить их наделе или не желала, или не могла. Не глубокою верою в истинность и спасительность своих принципов надо объяснять действия демократической партии в отсутствие Помпея, а какими-то другими соображениями, и мы едва ли ошибемся, если скажем, что вожди. демократии вовсе и не желали серьезно тех постановлений, которых требовали они, а старались только тем или другим способом во что бы то ни стало приобрести расположение толпы и влияние на нее, чтобы затем захватить в свои руки власть и военную силу, а это им нужно было для того, чтобы отстранить того самого Помпея, которого открыто они называли другом и сторонником демократии, но которого они в сущности опасались более, чем сената.

Почти несомненно, что руководил теперь деятельностью демократов Цезарь. Правда, прямо это никогда не было признано, и Цезарь играл даже, по-видимому, второстепенную роль рядом с Крассом, но многие отдельные факты из истории этих лет, а еще более – действия Цезаря в то время, когда он явно и неоспоримо стал главою государства, убеждают, что именно он являлся вдохновителем всех тайных движений этого смутного и темного времени. Но он вел эту запутанную подпольную работу не для интриг и не для личных целей – он шел к целям неизмеримо высшим, чем те, какие носились тогда пред умственными взорами других членов его партии. Во всяком случае, только если признать предлагаемое нами здесь толкование, объясняются отдельные эпизоды этой борьбы, иначе непонятные и бессвязные.

Чтобы бороться с Помпеем, который был облечен чрезвычайными полномочиями, демократам нужно было кого-нибудь из своих сторонников провести тоже в положение исключительное. Легче всего казалось добиться согласия народа на такую чрезвычайную меру, если бы в столице произошел бунт, волнения. Тогда популярная партия надеялась провести кого-нибудь из своих сторонников в диктаторы, диктатор же должен был поручить Цезарю или усмирение Испании, или экспедицию в Египет, что дало бы возможность демократам и собрать войско в руках надежного человека, и получить денежные средства. И вот, в Риме все это время не прекращались слухи и толки о каких-то заговорах, о предстоящих бунтах, возмущениях. Слухи эти не казались невероятными и очень волновали всех. Уже была пущена в обращение мысль, что масса бедных может сорганизоваться и тогда стать повелительницею тех богачей, которые теперь притесняют бедных.

Столичное население заключало в себе элементы, достаточные для самых фантастических предприятий, в нем было немало людей, готовых решительно на все, чтобы пожить хорошенько, в том числе и людей, занимавших довольно видное положение. К числу таких именно личностей принадлежали два обедневших аристократа, бывший претор Луций Сергий Катилина и бывший квестор Гней Пизон. Это были совершенно бессовестные люди, прошедшие всю школу порока и окончательно погибшие в нравственном смысле. Их прошлая жизнь представляла больше материалов для криминалиста, чем для историка. Вместе с тем оба они, особенно Катилина, были люди энергичные, мужественные, способные быстро понимать людей и влиять на них. Когда-то Катилина был в числе ревностнейших пособников Суллы, но затем он бесповоротно пошел в революцию, совершенно разорвав с аристократическою партиею, так как она на столько-то еще сохраняла уважение к себе, что не давала возможности повышаться таким людям, как Катилина. Он был готов на все, и можно было быть уверенным, что начнутся всякие беспорядки, которые подадут достаточный повод для любых мероприятий, если только Катилина получит влияние на государственные дела.