История Рима - Теодор Моммзен

Тигран совершенно пал духом и был готов заключить мир, но тут явился к нему Митридат и успел совершенно подчинить своему влиянию слабого царя. Он доказал ему, что одно проигранное сражение ничего не значит и что положение Лукулла несравненно опаснее. Митридат успел даже поднять энергию у народностей Востока – и толпами стекались к нему воины, чтобы отстаивать свои земли и свою свободу от чуждых пришельцев. Митридат стал формировать сравнительно небольшое, но отборное и хорошо обученное войско и против Лукулла организовал самую ужасную для римского войска борьбу – мелкую партизанскую войну.

Старый царь не ошибся относительно положения Лукулла. Солдаты очень тяготились походом, а из Рима шли известия, что и там сенат недоволен самовольством Лукулла, и это, конечно, не способствовало водворению дисциплины. Летом 68 г. Лукулл решился на новый крайне смелый шаг он двинулся в глубь старинных владений Тиграна, чтобы достигнуть его столицы на склонах Арарата и разорением ее принудить царя к миру. Он находился уже недалеко от нынешнего города Эрзерума – но тут солдаты отказались идти дальше. Победоносный полководец должен был повернуть назад. Он осадил в Месопотамии последний значительный не подчинившийся еще город, Низибию.

Как всегда бывает, отступление одного войска подняло энергию другого: войска Митридата и Тиграна произвели несколько нападений на римские отряды, и хотя были отражены, но уже не терпели таких поражений, как прежде. Весною 67 г. Лукуллу пришлось двинуться обратно и из Месопотамии, а к зиме он вернулся в провинцию Азию после необычайно трудного и искусно выполненного отступления, которое, конечно, далеко превосходит отступление Ксенофонта. Лукулл показал себя военачальником в высокой степени замечательным, и если имя его не упоминается в ряду имен величайших полководцев, то единственно потому, что его поход не принес никаких результатов. Но в этом вина не Лукулла, а сената, который относился ко всему предприятию с очевидным недоброжелательством.

Одновременно с действиями Лукулла в Азии Рим вел борьбу и с пиратами. В 74 г. был снаряжен против них большой флот под начальством Антония, но Антоний оказался совершенно неспособным человеком: со всех приморских городов он собрал огромные суммы, в сражениях же против корсаров имел успех лишь у берегов Италии, а когда перешел в критские воды, то был совершенно разбит местными пиратами. Не сразу после этого, но все же сенат решил наказать критян: в 78 г. у Крита появился сильный флот под командою Метелла и в 77 г. после упорной обороны все критские города были покорены и наказаны. Но и этот успех в самом гнезде пиратства не очистил моря: по всему протяжению Средиземного моря и у самых берегов Италии разбои существовали по-прежнему, и к ним стали даже привыкать, как будто к неизбежному злу.

Серьезные опасности созданы были для Рима и тем злом, которое существовало во всех государствах древнего мира и подтачивало их тем сильнее и мучительнее, чем большего развития государство достигало, – невольническим пролетариатом. Волнения рабов, начавшиеся вскоре после Гракхов, теперь осложнились тем, что в грабежах, насилиях и других подобных преступлениях, которые совершались чаще всего, конечно, невольниками, нравственными соучастниками являлись и другие: доказано неоспоримо, что немало лиц вполне обеспеченных и высоко стоявших не гнушались для личных выгод пользоваться разбойническими подвигами своих рабов, и совершенно естественно, что там, где богатые люди иногда поощряли своих рабов к насилиям, эти рабы при первом удобном случае станут так же действовать и по собственному почину. Так и случилось, как только повод к этому представился.

За последние десятилетия важнейшею частью в народных увеселениях стали гладиаторские игры. Существовали особые заведения, где рабов и военнопленных обучали гладиаторскому, искусству – для того чтобы они умели интересно для толпы убивать друг друга. Естественно, гладиаторы были люди и ловкие, и сильные, и страшно обозленные. Несколько таких гладиаторов бежали из одной школы и составили шайку под предводительством двух кельтов, Крикса и Эномая, и фракийца Спартака. Первоначально в ней считалось всего 73 человека, но она быстро увеличилась в числе, и скоро все города Кампании сделались поприщем ее подвигов. Высланный из Рима для поимки разбойников отряд в числе 3000 человек окружил беглецов на горе Везувий, но когда эти смельчаки не явились сами для того, чтобы отдаться в руки палача, а, наоборот, произвели несколько дерзких нападений на передовые посты отряда – весь отряд весьма быстро рассеялся до последнего человека.

Понятно, что после этого силы разбойников стали увеличиваться еще быстрее, чем прежде. Тогда были двинуты два легиона, легионеры тяготились службой и требовали сражения – а когда дело дошло до битвы, огромное большинство солдат немедленно бежало, небольшая же кучка оставшихся верными долгу была истреблена. Теперь силы Спартака, занявшего первенствующее положение среди разбойников, возросли до 40 000 человек, в скором времени восставшие истребили еще два легиона.

В 72 г. против них двинулись оба консула, один из них имел некоторый успех, другой же был разбит Спартаком, а несколько отрядов римских войск совершенно уничтожены. Как ни ослепительны были эти успехи, Спартак не надеялся на окончательную победу и думал уйти со своими сподвижниками за Альпы, на свою родину. Последние события и произошли на севере полуострова. Но его товарищи, опьяненные удачей, не пожелали уйти из Италии, власть же Спартака, безусловно признаваемая во время битвы и в вопросах чисто военных, после победы почти равнялась нулю. К тому же разбойники не слились в одну плотную массу, а кельты и германцы одинаково враждебно и недоверчиво относились и друг к другу, и к сирийцам и эллинам. Разбойники остались в Италии и рассеялись для грабежа. Сенат собрал армию в 10 легионов и поручил командование ею Марку Крассу с неограниченными полномочиями.

Красс не был полководцем, но он нашел способ сделать легионеров похрабрее: в первом же отряде, бежавшем пред разбойниками, он, на точном основании закона, повесил десятого. Тогда солдаты стали сражаться, и скоро толпы разбойников были оттеснены к югу. Спартак вошел в соглашение с пиратами, и те обязались принять на борт и увезти его армию, но, по-видимому подкупленные правительством, они не явились в условленное место (72), и армия разбойников, готовившаяся прекратить борьбу, осталась пред готовой к бою армией сената. Красс сильно стеснил Спартака в Апулии. Смелым и хитрым движением, однако, Спартак прорвался и в 71 г. одержал несколько успехов, но в решительном сражении полчища разбойников были совершенно уничтожены. Спартак умер смертью героя, сражаясь как лев. После этого остались лишь отдельные, ничтожные сравнительно толпы, которые спешили пробраться к северу и уйти за горы. Пленные были беспощадно распинаемы, и вообще восстание было задушено с неслыханным прежде количеством казней.

Глава II. ВОЗВЫШЕНИЕ ПОМПЕЯ И ПОБЕДЫ ЕГО НА ВОСТОКЕ

Союз демократов с предводителями армий. Помпей уничтожает пиратство. Назначение его на Восток с широкими полномочиями. Фактическое падение сенатского управления. Успехи Помпея на Востоке. Победы над Тиграном и Митридатом. Устройство дел в Сирии.

В управлении делами внутри государства восстановленная Суллою олигархия действовала так, как всегда действуют совершенно неспособные люди. Постановления Суллы проводились не целиком, а лишь в тех своих частях, которые были непосредственно выгодны членам правящей олигархии, в других же и иногда важнейших вопросах они или оставлялись без применения, или и прямо нарушались. Когда немедленно после смерти Суллы началась сильнейшая агитация в пользу возобновления хлебных раздач и возвращения трибунам всей полноты их прежней власти, сенат последнее требование отклонил, хлебная же раздача была восстановлена, но эта полууступка, как все вообще полууступки, не удовлетворила тех, кто требовал большего, и раздражила тех, кто не считал нужным ничего уступать.

Затем начались страстные нападки на сенаторские суды. Суды эти действовали, бесспорно, самым неудовлетворительным образом: были неоспоримо установлены многочисленные случаи подкупа судей, стало как бы признанным порядком вещей, что чиновникам предоставлялось сколь можно больше грабить и притеснять провинции, а затем, путем подкупа судей, они как бы вносили вознаграждение в пользу членов партии, остававшихся в Риме, и не подвергались никакой ответственности. Если некоторые из наиболее бессовестных представителей власти и были наказаны – после горячих нападок, между прочим, Цезаря и Цицерона, – то по существу ничего от этого не менялось, потому что тот «народ», который толкался в Риме на площади и избирал должностных лиц, сам был ничуть не лучше сената. Что было за это время во внутреннем управлении сделано сколько-нибудь полезного, то прошло не под давлением демократической оппозиции, а благодаря усилиям партии умеренных реформаторов-консерваторов. Но партия эта не блистала талантами и не могла направить на серьезную работу силы правительства, ничтожного по своим способностям и занятого только борьбою с оппозициею, столь же ничтожною в смысле дарований и государственных идей.