Коллекция геолога Картье - Яков Рыкачев

4. КОМИССИЯ ПРИНИМАЕТ ГОСТЕЙ

По скудости обстановки и казенному облику это обширное помещение ничуть не походило на место заседаний одного из самых авторитетных учреждений страны. Посреди большой, пустынной залы стоял длинный тяжеловесный стол, вокруг него такие же тяжеловесные кресла, вдоль стен приземистые стальные сейфы с документами и застекленные стеллажи с книгами, которыми, судя по их девственному виду, никто никогда не пользовался. Казалось, эта неказистая, почти аскетическая обстановка призвана была вуалировать те острые, животрепещущие вопросы, которые обсуждались в этом помещении, и низкие страсти, которые разгорались здесь, в этом средоточии великого Атомного Бизнеса.

Учреждение, известное под названием Комиссии, состояло из многих отделов и подотделов, а во главе его, на самой вершине, стояли пять человек, облеченных высоким доверием могущественных монополий и большой властью: они решали все дела, связанные с изготовлением самого смертоносного и разрушительного оружия, какое только создавалось современной наукой и техникой.

Сегодняшним собранием руководил член «великой пятерки» Патрик Паттерсон, а присутствовали лишь приглашенные со стороны. Тут находился Дин Джадсон, глава нескольких крупнейших концернов, заправила Атомного Бизнеса, мультимиллиардер, богатейший человек страны; профессор Парсонс, негласно представлявший здесь в качестве наблюдателя самого босса; прославленный физик Эрнст Поттер, один из создателей атомного оружия и страстный его поборник; адвокат и конгрессмен Питер Раулинсон, ближайший соратник покойного сенатора Маккарти; два врача, повсюду сопровождавшие Дина Джадсона и сидевшие сейчас по обе его стороны, не сводя с него внимательных глаз. И, наконец, знаменитый ученый, лауреат Нобелевской премии, профессор Гарри Нельсон, сегодняшний почетный гость высокого учреждения.

— Я полагаю, что нашему глубокоуважаемому гостю, профессору Нельсону, известно, для какой цели пригласили мы его сегодня к нам…

Этими словами, сказанными до приторности любезным тоном, открыл собрание Патрик Паттерсон, человек с весьма внушительной внешностью, испытанный мастер по сглаживанию острых углов.

— Кажется, я догадываюсь об этом, — отозвался Гарри Нельсон, блеснув озорными глазами. — Видимо, почтенные господа рассчитывают получить от меня то, чего я не намерен им дать. Задача едва ли разрешимая!

— К счастью, вы ошибаетесь, дорогой профессор, — тем же приторным тоном произнес Паттерсон. — Речь идет всего лишь о доверительной беседе, ни к чему никого не обязывающей. Но прежде чем мы приступим к обмену мнений, я хотел бы в нескольких словах изложить сущность занимающей нас сегодня проблемы. Как известно, работа в атомной промышленности начинается с разделения природного урана на уран-235 и уран-238. При этом первого получается несравнимо меньше, чем второго. Между тем нас интересует именно первый. Дело в том, что природный уран превращается в ядерное взрывчатое вещество, используемое для производства бомб, лишь при обогащении его более чем на девяносто процентов ураном-235. Но техника разделения природного урана в настоящее время очень сложна и дорога. Заводы, создаваемые для этой цели, обходятся нам в миллиарды долларов, и обслуживание их крайне сложно. Было, правда, предложено несколько новых методов, но ни один из них не дал коренного решения проблемы. Насколько мы можем судить, в таком же положении находятся и другие атомные державы. И вот недавно наши знаменитые физики, профессора Нельсон и Хантер разработали новый, весьма простой и дешевый способ разделения урана. Казалось, перед нашей страной открывается блистательная, счастливая эра в производстве ядерного оружия, наш враг — вам известно, господа, о ком идет речь, — трепещет, мы диктуем ему условия, и он покорно склоняется перед нашей волей. Так казалось, говорю я…

— Почему же — казалось? — послышался властный, сухой голос Дина Джадсона. — Новый способ либо существует, либо не существует.

На вид Джадсону было лет шестьдесят, это был высокорослый, грузный человек, с крупной седой головой, его нездоровое, серое лицо было изборождено грубыми морщинами, глаза полуприкрыты тяжелыми веками, большие руки, сжатые в кулаки, он выложил на стол.

— Видите ли, мистер Джадсон, — готовно повернулся к миллиардеру член «великой пятерки», который вместе со своими четырьмя коллегами мог свободно уместиться в его жилетном кармане, — случилось так, что профессор Хантер внезапно скончался, и профессор Нельсон…

— Профессор Хантер покончил с собой, — отчетливо и резко сказал Нельсон.

— Да, да, — в почтительной печали склонил голову Паттерсон. — Неизлечимая болезнь, раковое поражение…

— Профессор Хантер был крепким и вполне здоровым человеком, — тем же тоном сказал Нельсон. — Истинная причина его самоубийства мне неизвестна, но я приложу все силы, чтобы выяснить ее.

— Но протокол вскрытия… — подал робкую реплику Парсонс.

— Не будем говорить здесь об этих печальных вещах, — елейным голосом остановил его Паттерсон. — Естественно, что после смерти профессора Хантера профессор Нельсон, удрученный потерей друга и товарища по работе, не имел до сих пор, так сказать, психологической возможности…

— Что вы хотите этим сказать? — прервал его Питер Раулинсон, бывший соратник сенатора Маккарти и его преемник на земле, тучный, приземистый человек, с бледным лицом и красными, как бы кровавыми глазами. — Настоящий американец превыше всего ставит интересы своей страны. Соединенные Штаты Америки, — воскликнул он с визгливым пафосом, — ждут вашего слова, профессор Нельсон!

— Не думаю, мистер Раулинсон, — улыбнулся Нельсон. — Не все ли равно американскому народу, каким способом изготовляете вы ваши бомбы? Люди не станут счастливее оттого, что вместо десятка бомб вы за тот же срок изготовите целую сотню! Скорее наоборот!

— Так рассуждают коммунисты, профессор!

— Да что вы? — удивился Нельсон, имевший смутное представление о коммунистах. — Это делает честь их разуму!

Наступило неловкое молчание. Светило американской физики, лауреат Нобелевской премии, профессор Гарри Нельсон совершил грубую бестактность: на собрании Комиссии, одушевленной самыми высокими патриотическими чувствами, он произнес слова, подлежащие суждению сенатской комиссии по расследованию антиамериканской деятельности. Но все присутствующие, в том числе и неистовый Питер Раулинсон, как бы по молчаливому сговору, согласились считать эти слова непроизнесенными: быть может, подобное великодушие склонит Нельсона к большей уступчивости.