Наследница Бабы-Яги - Лика Вериор

Сказ семнадцатый. Где незваных гостей незваными гостями вышибают

— Жемчужина, жемчужина, приведи меня к озеру родному, — проговорила неуверенно. Это было уже десятая попытка воспользоваться даром Водяного. М-да, спросить, как пользоваться жемчужиной, я не додумалась.

Чего я только не испробовала: пыталась покатить её вперёд, через плечо кидала, шептала ей и приказывала, — без толку. Самый мерзкий вариант придержала напоследок, но уже нечего придумывать, так что…

Памятуя, как Водяной эту самую жемчужину произвёл, с омерзением засунула её в рот. Зажмурилась, ожидая хоть каких-то волшебных сигналов. Разочаровалась, собралась выплёвывать гадость…

Меня с силой рвануло назад, будто на привязи. Спина, кажется, хрустнула, но это не имело значение, потому что я оказалась в невесомости, и, попытавшись сделать вдох, чуть не захлебнулась.

Вытаращив глаза, смогла разглядеть пробивающийся через толщу воды свет. Из последних сил загребла руками, чудом не выплюнув треклятую жемчужину, и, оказавшись на поверхности, судорожно задышала сквозь зубы.

— Вашуш маш, — сунула языком жемчужину за щёку и погребла к берегу.

На сушу вылезала, как эволюционирующая рыба — ползком. Вся извозилась в прибрежной тине, загнала под ногти песок, про волосы и думать страшно…

Легла на спину, притворившись звёздочкой — хотелось только материться, но тут же русалочьи дети где-то, вдруг услышат?..

— «Из любого места к озеру приведёт», — повторила я лазурному небу — оно точно было свидетелем слов Водяного. — Да кто ж знал, что таким способом!

Сам Водяной не появлялся, видимо, тоже на тихий час ушёл. Мне же пришлось соскребать себя с песка, мокрую и противную. От мыслей о том, как я буду мыться, хотелось плакать. Истрачу весь бальзам, попрощаюсь с половиной волос…

— Жизнь моя жестя-анка, — проныла, шагая по лесу, — да ну её в боло-ото… — подумала немного. — А лучше на Мальди-и-вы, в болоте тоже гря-азно, — споткнулась, расстроилась ещё сильнее. — Котяра меня ки-инул, вот же он соба-ака.

— Сама ты соба-ака, у Кота и свои дела-а есть, — подпели мне.

— Ну и пу-усть, я зато такого начуди-ила, а он и не узна-ает.

— А он уже зна-ает.

— Вот же, не Кот а кры-ыса.

— Сама ты кры-ыса.

— Я никого не кида-ала.

— Тут бы я поспо-орил… Почему мы продолжаем эту дурацкую песню? — спросил Кот, и поравнялся со мной.

Проигнорировала. У меня обиды — переживать мне их ещё до-олго.

— Ты молодец, — сказал Кот, когда мы были у самого дома. — Почему решилась на это?

— На что конкретно?

— Пойти в деревню.

— Не знаю.

— Я думаю, что всё ты знаешь, — Кот запрыгнул на перило крыльца и посмотрел на меня долгим взглядом.

— Думай дальше, — прошла мимо него в дом.

— Морена! — потрусил он за мной. — Ты ведь могла бросить их там! Зачем они тебе?

— Мне — незачем.

— Это не ответ.

— А какой там был вопрос? — я влетела на крыльцо, впустила в дом Кота и зашла сама. Тут же пиликнул телефон.

«Ты уже, наверное, там. Ну, осторожнее будь, и дичи всякой без меня не вытворяй, я же тоже поучаствовать хочу,» — от Пети.

И:

«Я укатил в магаз один за городом, всё для наших променадов прикуплю,» — от него же.

«Всё для наших променадов», интересненько.

В ванной откисала недолго. Волосы оказались не такими спутанными, как могли быть, грязь, что ли, в озере волшебная. В любом случае, ожидаемая пытка оказалась не то чтобы пыткой.

Кот вопросов больше не задавал, сказал, какие книги прочитать нужно, и лёг на печь. Сидели в тишине, я читала, Кот — сопел.

В дверь постучали. Не отрываясь от книги, — а там какой-то научный деятель обозревал особенности Нави глазами жителя Яви — пошла открывать.

— Другая дверь.

С непониманием глянула на Кота. Он мотнул головой в сторону Двери, и я, наконец, отвлеклась от чтения. С той стороны ко мне ещё не стучались.

— Чего стоишь? Открывай. Была бы опасность, до двери бы не дошли.

— Ты не забывай, что этот ваш «защитный частокол» сейчас только одной черепушкой и десятком мелких зверят подпитывается, — буркнула, но к Двери пошла. Открыла.

Опешила.

— День добрый, госпожа ведьма, — проговорила волосатая волчья морда. Чтобы разглядеть белоснежные зубы, влажный чёрный нос и чёрные жёсткие усы, особенно яркие на фоне персиково-серой шерсти, мне пришлось запрокинуть голову.

— День добрый, — проговорила. Одно дело представлять себе волка на задних лапах. Другое дело — видеть воочию. Это выглядит довольно… странно. И чего он огромный-то такой? Я думала, волки не сильно крупнее собак… Ещё и в штанах, а в лапищах — корзинка.

— Я, в общем-то, спасибо сказать пришёл… и там это… гуси ваши, порог оббивают. Стыдно, говорят, стучаться, меня попросили.

Рассмотреть двор за спиной Волка не представлялось возможным, так что пришлось поверить на слово.

— Гусям стыдиться нечего, рада была помочь. И тебе, Волк, тоже не за что.

— Мы тут стаей волчьих цветов насобирали, — Волк протянул корзинку, — ты же, госпожа, и щенку нашему помогла. Вот, держи, — когтистая лапа подцепила мою человечью, а у меня сердце похолодело. Корзинка оказалась в моих застывших руках. — Ядов там каких сваришь, в хозяйстве всегда надо.

— Да не стоило… — выдавила из себя. — Может, чаю?

— Да нет, госпожа, как я с такой мордой чай пить буду? Но за предложение спасибо. И от Катеньки тоже спасибо. Я со своими перетёр, говорят, если что, провожать её к вам будем, ежели с деревни пошлют её с вестью какой.

— Дело хорошее, — покивала.

— Ну, я пошёл, — Волк спустился с крыльца, и теперь я смогла разглядеть его странные, словно человечьи, голубые глаза. И столько в этих глазах, что сразу понятно — может, и смирился он со своей шкурой, как белки рассказывают, да только осталась надежда на ведьминскую силу. Одна проблема — я не ведьма. — Ты, госпожа, это — гусей успокой. Они, слышал, коллективное самосожжение обсуждали, мол, на такой позор род свой гусиный и хозяйку обрекли.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍