Отягощенные злом. Разновидности зла - Александр Афанасьев

– Вторую получишь, если я найду свой автомобиль таким же, каким я его оставил, понял? Без художественных дополнений.

– Понял, сэр… – сказал здоровяк, принимая купюру.

В туалете граф умудрился привести себя в относительный порядок. Вскрыв одноразовую упаковку шампуня, он вымыл голову, обтерся влажными салфетками за неимением душа, безопасной бритвой от Уилкинсона сбрил бороду и сразу почувствовал себя лучше. До этого он больше походил на бродягу, который забрался в ателье и украл костюм, чем на британского дворянина и военного, пусть и отставного. Но граф прибыл в Англию из таких мест, где мало что знали о гигиене полости рта и общей гигиене, – эти знания аборигены успешно заменяли знаниями шариата и местного кодекса чести. Британские военные кривили губу, попадая в такие места, и даже там они создавали кусочки старой, доброй Англии в виде клубов, откуда не вылезали, но граф был не таков. Пребывая в Индии, он переставал бриться, мыться, чистить зубы и через пару недель становился похожим на бродягу. Бродягу, на которого никто не обратит ни капли внимания, как на пробежавшую мимо бродячую собаку, которого никто не сочтет источником опасности, который пройдет где угодно, услышит, что надо, и сделает, что должен. Именно поэтому он был одним из тех, кто исполнял роль глаз и ушей Его Величества, поставляя ему не приукрашенную, а подлинную информацию о состоянии дел в том или ином уголке тяжело раненной, но все еще живой и даже выздоравливающей Империи.

Заведение было предназначено для местных фермеров и работяг. Было темно, лампы не справлялись с освещением, на стенах висели тележные колеса и предметы труда фермеров, слышался негромкий говор о том о сем, телевизора не было вовсе. И хорошо, что не было: по опыту Лондона граф знал, что, если в каком заведении есть телевизор, он обязательно будет включен на спортивный канал, если где-то будет включенный на спортивный канал телевизор, там обязательно соберутся болельщики, а там, где соберутся болельщики, там непременно случится драка. Которая ему сейчас совсем не кстати. Это же было одно из тех заведений, в котором кормят достаточно дешево, чтобы в него мог ходить простой люд, где не стесняются в выражениях, но при этом вы можете спокойно привести сюда свою жену, и к ней не будет никто приставать, наконец, здесь нет лондонских умников в черных шарфах, готовых обстебать все, что угодно. Последнюю категорию людей граф особенно ненавидел…

Граф съел большую порцию настоящего британского пудинга и запил ее чаем – обычно здесь спрашивали пиво, но нашелся и чай, причем хороший, а не в пакетиках. Выйдя на улицу, граф обнаружил здоровяка, с воинственным видом стоящего у его «Порше» и сжимающего в руке цепь, и вручил ему вторую половину купюры. Отъезжая, он подумал, что вот это вот и есть та настоящая, посконная Англия, ради которой они сражаются. И будут сражаться, пока останется хоть капля сил…

Пред очи Его Величества он прибыл по темноте.

Его Величество Король Эдуард Девятый покинул Лондон. Нет, не потому, что в нем были разрушения, их, наоборот, было не так много. Да, сильно пострадал Букингемский дворец, но его уже восстанавливали. Просто Король перебрался в довольно безлюдные места, в настоящую Англию, где жил и о которой писал Уильям Шекспир, великий британский драматург. Король поселился в замке Уорвик… там было мало места, и потому двор у него был совсем даже небольшой. Недалеко от старого замка построили новый, похожий на просторный загородный для графа, но не для Короля. Там и жил Его Величество Эдуард Девятый, иногда он также давал балы, но редко, а большей частью его вообще не было ни в Лондоне, ни в Уорвике, и никто не знал, где именно он был. Когда вопрос о местонахождении Его Величества задавали графу Сноудону, тот неизменно отвечал, что Король охотится. Впрочем, а что еще мог ответить егермейстер Его Величества?

На въезде у него проверили документы: дежурила Колдстримская бригада. Несмотря на то что Король велел выстроить себе нечто в довольно современном стиле, зодчие не смогли выполнить пожелания Короля. Одни газовые фонари чего стоят… выглядят ужасно, особенно в тумане. Мало того, еще и пожар может быть…

В холле граф подошел к Пикки, бывшему сержанту САС, который выполнял сейчас функции мажордома Короля. Вообще-то Короля, как и всю Августейшую семью, должны были охранять полки Личной охраны по внешнему периметру и ГДО, Группа дипломатической охраны, спецподразделение полиции – на внутреннем круге. Но как-то так получилось, что вокруг Короля было много людей из САС и морской пехоты, а морская пехота – это скорее всего СБС, специальная лодочная служба. Одним из таких людей был Пикки, который до сих пор носил тяжелый «кольт» под патрон от Веблея и всегда мог развлечь Короля какой-нибудь веселой историей времен Третьего или Четвертого восстаний. Или не очень веселой, как пожелает Король.

– Привет, Пикки, – сказал граф, – Король ждет?

– Десять минут, – сказал мажордом, пожимая в ответ руку, – как дела на Территориях?

– Да все тоже. Грохнули одного актива у меня на глазах.

– Как?

– Снайпер.

– Русские?

– Ну а кто же…

– Чертовы скоты…

– Да… не подарок.

В британском высшем свете было принято ненавидеть русских, и это было довольно удивительно, так как в России англичан не так уж и ненавидели… по крайней мере не все, и более того – существовала партия англофилов, в том числе и при дворе, в то время как при британском дворе если и существовала какая-то партия по отношению к России, то это была партия русофобов. Но самым высоким градусом ненависти к России отличались гражданские, на втором месте шел флот, а вот с армией, особенно со спецподразделениями, было не все так однозначно. Если ты профессионал, то ты волей-неволей будешь уважать других профессионалов, пусть даже судьба и поставила вас по разные стороны баррикад. Профессионалы уважают друг друга и учатся друг у друга, и самые умные понимают, что без их врагов не было бы и их самих, и достойный враг – лучше собственного лживого ублюдка-политика, который ухитряется изгадить и потерять то, что оплачено кровью и жизнями. Его Величество Николай Третий Романов был выходцем из парашютистов, и потому, видимо, он запретил бомбить базы британского спецназа… и он понимал, что с той стороны – люди, такие же, как и он сам, потому он отдал приказ атаковать флот и сайты ядерного оружия, но вот все остальное приказал не трогать. И граф Сноудон, равно как и Пикки, относился к русским с долей уважения… к тому же это было куда честнее, чем лобызаться в десна с «союзниками», содержащими гаремы из маленьких, купленных на базаре мальчиков.

– А тут что нового? – спросил граф.

– Да пока тихо…

Ожидая знак, показывающий, что Король свободен, Пикки коротко рассказал о бедном молодом графе Катауте, который не вписался в поворот на сотне миль в час. Сейчас он лежал в больнице, и не факт, что врачам удастся пересадить обожженную кожу. Как и везде… двор делился на две части: дворяне, которые готовы отдать жизнь за Короля и Империю, и дворяне, прожигающие жизнь и гибнущие в бессмысленных и глупых происшествиях, подобных тому, о котором только что они говорили. Но и те и те считались дворянами.

– Можно… – сказал Пикки, увидев какой-то знак. Граф так и не понял, какой, хотя не раз пытался засечь.

Следуя за Пикки, граф поднялся по лестнице на второй этаж, вырвавшись из удушающего смога пудры и духов… навстречу шел человек. Было темно… Король не любил много света, приказывал гасить… за это его за глаза называли «король-монах», ну и еще за то, что он до сих пор не был женат. Графу показался знакомым человек, явно идущий с Высочайшей аудиенции, и он шагнул вбок, заступая дорогу…

– Кейн. А ты, черт возьми, как сюда успел?..

Кейн, капитан-лейтенант Эдвард Джулиус Кейн, в отличие от графа Сноудона до сих пор находился на действительной службе, правда служил он в СБС, специальной лодочной службе, которая уже несколько лет не видела своих каноэ. С Кейном граф Сноудон познакомился в Белфасте, продолжил знакомство в Норвегии и недавно в Бухаре. Они были одинакового роста, но сильно отличались внешне из-за того, что Кейн всю дорогу носил короткую кожаную куртку-бомбер и стриг волосы, подобно всем морским пехотинцам, на длину не более десятой части дюйма. Он не был дворянином, хотя его отец был. Графа поражало, насколько свободно Кейн чувствует себя в России – он не пытался сойти за русского, он и был русским и каждым своим действием, каждым движением подтверждал это. Впрочем, чего можно ждать от человека, у которого в настоящем паспорте местом рождения написан Константинополь и который впервые увидел Англию в тринадцать лет. Он даже по-английски говорил плохо, хуже, чем на русском.

– Дела, мой друг, дела…

Мой друг – было чисто немецким выражением. Немецкий Кейн тоже знал на отлично.