Крайний случай - Андрей Викторович Дробот

ломает упорство человека, потому что человек – самое мятежное существо в мире, потому что человек всегда восстает против ее воли, согласно которой всякое движение в конце концов должно прекратиться».

Джек Лондон

Уже в дороге вьюга застала их – двух мужчин в ненецких малицах, мчавшихся на оленьей упряжке по необъятной снежной тундре. Один – пожилой, но еще полный сил каюр, из ненцев. Второй – коренастый, среднего роста – старший участковый инспектор небольшого поселка Находки, что расположен в Тазовском районе на берегу Карского моря. Начальник Находки – так и звали его знакомые и друзья. Каких он кровей – разобрать было невозможно: лицо скрывали мощная борода и капюшон. Остались позади уже многие десятки километров пути, а впереди ждало еще столько же. Они переезжали со стойбища на стойбище. Проходила перепись населения, а так как многие дела вершились одновременно, то параллельно велась работа и по заготовке мяса.

Метель разыгралась нешуточная. Мало что можно было разобрать окрест. Ехали уже вторые сутки. Каюр определял курс по одному ему известным приметам. Тундра, ни одного дерева. Дед сгребал снег и что-то высматривал под ним. Но в конце концов и его опыт оказался бессилен перед ураганной снежной пеленой, скрывавшей даже только что оставленные упряжкой следы. «Пока не кончится метель, мы отсюда не выедем, – сказал каюр, – надо переждать».

Путники положили рядком трех оленей, и сами легли между ними. Так лежали трое суток. Олени согревали их своими телами. Но все же мороз дал о себе знать. Первым не выдержал дед: «Однако я замерзаю». Он знал, что у Леонида, так звали участкового, есть 700-граммовая фляжка, под завязку наполненная спиртом. Стали понемногу прикладываться к ней, чтобы согреться. Но вскоре спирт закончился. Вьюга навеяла какой-то бред. Сколько продолжалось такое состояние, сказать трудно. Казалось, время замерло. И вдруг наступила тишина. Они разрыли снег, которым их занесло с головой, и ярчайшее солнце ослепило. Снег блестел непереносимой для отвыкших от света глаз белизной. Глаза инстинктивно закрылись, а когда к ним вернулась способность нормально видеть, то оказалось, что рядом, всего метрах в трехстах, стоит буровая. Чуть-чуть не доехали. А по ложбине, совсем рядом, спокойно бежали два волка, не обращая на людей никакого внимания.

Буровая была, как оазис в пустыне. Леонид зашел в балок, где собралась вся бригада.

– Здравствуйте всем. Как найти бурового мастера? – спросил он.

– Вот ненцы пошли. Уже бурового мастера им давай. Ты бы хоть переоделся, а то видок у тебя… – раздалось в ответ.

Леонид не стал спорить, средь мужиков из дикой бригады можно и на неприятности нарваться. Он снял своего гуся (национальную верхнюю одежду ненцев из оленьей шкуры мехом наружу), снял чижи (национальную обувь) и остался в спортивном костюме с пистолетом на поясе. Удивление было не меньшим:

– Ничего себе! Ненцы с пистолетами ходят!..

Бывает, сидя дома за чашкой чая, Леонид нет-нет да перелистает альбом со старенькими фотографиями, которые снимал «Сменой» в такие морозы, что затвор подчас прихватывало. Иной раз вновь перечитает свой старый дневник, который вел, неделями пропадая на стойбищах. И вспомнит, как просидел целую неделю в чуме, где ничего кроме сушеного омуля не было. Его ели, им топили печку, из его жира делали свечку. Этот омуль, от которого и сытно, и тепло, и светло, до сих пор у него поперек горла стоит… Ему знаком вкус сырого мяса, сырой рыбы. Приходилось также пить теплую оленью кровь, чтобы не заболеть цингой.

Как-то, возвращаясь после длительной командировки, Леонид решил заглянуть в чум богатого ненца. Усталость буквально валила с ног. Он знал, что пуша (жена ненца) по традиции постирает одежду, накормит. Зашел. Жены у ненца не оказалось, но зато вместе с ним жили две дочки. Одна окончила институт международных отношений. Другая – школу искусств. Они и переодели гостя. А богатый ненец предложил то, чего в этом снежном, холодном краю ожидать было совершенно невозможно: баню. Леонид, правда, с некоторым сомнением, согласился. Парная ждала его в соседнем чуме. Там весело трещала горящими дровами раскаленная докрасна печка, стояли ведра, до краев наполненные горячей водой. Попарился на славу. А после бани чистый и голодный ужинал вместе с хозяевами. Все выпили по рюмке «апой-капли» (водки). Причем сначала выпили женщины, потом мужчины. Затем все вместе приступили к супу из жестковатого мяса совы, который показался тогда самой вкусной едой на свете.

Главным в работе участкового было, как и везде, укрощение преступного элемента. Большую часть населения Тазовского района составляло в те годы местное население: ханты и ненцы. Спокойствие этого «медвежьего уголка» нарушалось лишь изредка. Как-то Леонида разбудили в два часа ночи. Оказалось, что из мест заключения вернулся домой ненец и в первую же ночь, отметив с другом свое освобождение, всадил тому нож под сердце. Леонид тут же пошел к пострадавшему, который был еще жив, и выяснил, где находится преступник. Он легко нашел небольшой деревянный сруб, но входная дверь была плотно заперта. Леонид с силой высадил ее и ворвался внутрь избы. Вдруг его кто-то сильно огрел по спине. Леонид вытащил пистолет и, не целясь, выстрелил туда, откуда был нанесен удар. Но напрасно. Преступник спал, как мертвый, а ударил по спине Леонида лом, которым была заперта дверь. Ударил с отскока, на манер пружины. Преступник бесхитростно тут же сознался в содеянном. Правда, ножей у него было около десятка, и которым он ударил, точно не помнил. Леонид хотел его тут же арестовать. Но ненец попросил отсрочку, пообещав прийти на следующий день к вертолету. И пришел. На зоне ему жилось лучше.

Вот так началась северная милицейская жизнь Леонида. С таежной романтики, за которой он устремился из Донецкой области самостийной теперь Украины…

В армейские будни Леонида красной строкой вплелись события 1968 года в Чехословакии. Когда мятежная танковая дивизия ушла в Татры (горный массив), противотанковый дивизион, в котором он служил, устремился вдогонку на захват. Был выдан полный боекомплект. Бойцы впервые сутками не снимали каски. Но сражение не состоялось. Однако для девятнадцатилетнего пацана хватило и этих впечатлений. Сельское население относилось к нашим воинам добродушно. Солдаты обменивались с селянами продуктами: свои консервы и сигареты – на местные фрукты и овощи. Враждебно встретили силы Варшавского договора горожане. Бывало, и бутылки с зажигательной смесью бросали на бронетехнику. А в одном городе прямо днем на глазах у всех зарезали регулировщика. К нему подбежала группа людей, схлынула – а тот лежит в