Гражданская война (СИ) - Лопатин Георгий

В руках Антанты оказались целиком Черногория, Босния с Герцеговиной, Далмация, почти вся Хорватия, за исключением Фиуме, Славония с Сремом, восточная часть Сербии, включая Белград, и кусочек Баната у слияния Савы и Дуная. Австрия, благодаря затишью на Итальянском фронте, помимо Фиуме смогла удержать Истрию (кроме прибрежных островов, захваченных итальянскими десантами) и Триест, сохранив выход к Адриатике.

Правда кроме немецких подводных лодок, австриякам на море, после захвата их флота антантовцами в Катарро, рассчитывать было не на что. Кроме того, антантовцам не удалось соединить Западнобалканский фронт с Македонским. Албанцы испугались раздела между Сербией, Черногорией, Грецией и Италией, и отказавшись от нейтралитета (который и так с 1915 года был фиктивным) по большей части выступили на стороне Центральных держав. К ним присоединились их соплеменники из Косово, которым не хотелось снова под власть Белграда.

Благодаря этим неожиданным союзникам, Вена и София смогли удержать фронт в Албании по рекам Дрина на севере и Шкумби на юге. Но больше всего антантовских подкреплений, судя по данным перепечатанным из нейтральных газет, везли в Палестину и Ирак. Из чего следовало, что главную ставку в ближайшее время, Антанта сделала на удар по Турции.

«Отлично! — думал Климов читая газеты. — Теперь туркам точно будет не до Кавказа. С хорошей матчастью Андраник Озанян, Петрос-Ага, полковник Ананиос и Живкович с Ренненкампфом, их удержат. А там Яшка Блюмкин, в смысле Якуб ибн Хаджибей аль Денизи в Сирию пожалует, и спутает все планы и пашам и сэрам».

За этим чтением они доехали до Симферополя, где Климов посетил местный филиал авиазавода Анатра, где выступил перед коллективом, призвав делать «больше самолётов хороших и разных», и перефразировав Ленина заявил: «Из всех производств для нас важнейшим является авиационное!», чем вызвал овации как пролетариата, так и ИТР.

Затем, в ходе предметного разговора с руководством завода, сориентировал их на выпуск самолётов в основном для флота, и главным образом способных поднять серьёзную торпеду или крупную бомбу, те же «двухвостки» (полковник совсем не исключал появления в недалёком будущем флотов Антанты в Чёрном море, и решил не полагаться только на ограниченные силы ЧФ и береговые батареи. Бомберы и торпедоносцы с береговых аэродромов вполне могут топить корабли — доказано во Вторую мировую. Главный затык, по словам авиастроителей, был в моторах. Единственный завод по производству авиадвигателей (хотя там и автомобильные движки делали), построенный Лебедевым в Ярославле перед самой революцией, находился в руках большевиков, импорта моторов (как и всего прочего) из Антанты, тоже не предвиделось...

— Ладно! — решил полковник. — Пока работайте с тем запасом что есть. Дойдём до столиц, подпишем мир с Германией и прочими, можно будет увеличить производство в Ярославле, закупив станки в Германии и Австрии. И моторы там же. А ещё у нейтралов — в Швейцарии, Голландии, Швеции, Дании...

Польский корпус, после устроенного Муравьевым налета на составы, застряли под городком Слободка, откуда вынужден был отойти батальон климовцев. Тут и убитых похоронить надо, раненых обиходить, да еще с командованием разобраться. Впрочем, с командованием из-за слегшего генерала Довбор-Мусницского долго не мудрили и под давлением союзников: англичан и французов, вместо следующего по старшинству в должности и звания генерала-лейтенанта Александра Карницкого, что являлся идейным соратником своего выбывшего из строя начальника, поставили самого воинственного из командиров бригад генерал-майора Вацлава Ивашкевича-Рудошанского, истинного поляка и пана, заносчиво и много о себе мнящего.

Но несмотря на всю свою ястребинность, новый командир корпуса засел в оборону отказываясь двигаться на Одессу и вообще куда бы то ни было, пока не подойдет подкрепление из красной гвардии, либо Троцкий с чехословаками не начнет активные боевые действия на востоке. А войска Троцкого только-только подходили к Харькову.

В первых числах апреля Климов встретился с главой Донецко-Криворожской республики. После того как Михаил познакомился с личным делом товарища Артема, он даже на некоторое время усомнился в том, что встречаться с ним есть вообще какой-то смысл. Очень уж богатая биография у человека из которой сразу видно, что перед тобой истинный революционер и борец, коего на мякине не проведешь.

Федор Андреевич Сергеев, он же товарищ Артем, он же Виктор, он же Артемон, он же Большой Том. Состоит в РДСРП с 1901 года. И не просто состоит, а очень активно участвует в революционном движении, так что его арестовывали за организацию восстания в Харькове во время Первой революции 1905-07 года. Бежал из пожизненной ссылки за границу. Помотался по миру: Япония, Корея, Китай, Австралия

Но и там, в Австралии, с 1911 по 1917, в отличие от себе подобных революционеров не сидел на попе ровно попивая пивко, а пытался организовать революционную движуху для начала среди русских эмигрантов, организовал выпуск газеты «Эхо Австралии», участвовал в организации всеобщей забастовки австралийских рабочих. Участвовал в Австралийской социалистической рабочей партии, за что присел в Брисбенскую тюрьму.

В середине 1917 вернулся в Россию.

«С другой стороны у него терки с Лениным», — размышлял полковник.

Ну и отказывается даже от малейшего шанса установить нормальные отношения было бы глупо.

В итоге встреча состоялась в Мелитополе.

— Чего ты хочешь, Еж? — сходу спросил товарищ Артем.

— Кхе! — не сдержался Климов.

Прозвище, что ему дали большевики, Михаила несколько выбило из колеи. Это после, Женевского купальщика, Топителя, Душителя, Дракулы, Дракона наконец! Последнюю кликуху дали ему в Крыму после огневого налета на корабли. И вдруг — Еж…

«Ну еж твою медь!» — чуть не воскликнул он.

— Агитировать будешь? — снова с издевательской ухмылкой спросил Федор Сергеев.

— Может и буду…

— Ну давай! Забавно будет послушать! — совсем развеселился тот.

— Ну так слушай… Скажи мне товарищ Артем, много ли тебе известно революционеров, что сидя в англиях, франциях и швейцариях с германиями, не просто пивко по барам потягивали, а попытался организовать забастовку? Ведь вы же интернационалисты и вам должно быть безразлично какой рабочий страдает, русский или иностранный, вы должны всегда и везде бороться за их права, всеми силами и способами…

И чем дольше говорил Климов, тем тусклее становилась ухмылка главы Донецко-Криворожской республики.

— Но что-то я не знаю никого кроме тебя, кто такую борьбу бы вел, как ты это делал в Австралии. Отчего так?

В этом плане товарищ Артем оказался каким-то неправильным русским революционером и Михаил подумал, что если с кем и договариваться о чем-то, то именно вот с таким.

— Так чего ты хочешь? — уже без улыбки, а с самым что ни наесть серьезным видом спросил он.

— Дружбы.

— Кхе? — в свою очередь изумился товарищ Артем, видимо ожидавший каких-то ультиматумов и похоже на автомате ответив заготовленную фразу: — Я никогда не стану изменником движению, которого я стал частью. Я был, есть и буду членом своей партии. Не потому, что я дал аннибалову клятву, а лишь потому, что я не могу быть не мной…

Климову показалось, что этим ответом, больше похожее на кукую-то мантру, собеседник озвучил свое политическое кредо.

— Я и не прошу тебя отказаться от своих убеждений и взглядов… тем более, что взгляды наши во многом идентичны, кроме каких-то совсем уж завиральных марксистских утопичных в своей сути догматов. Надеюсь, ты все-таки прочитал ту литературу, что тебе должны были передать мои люди?

Тот кивнул.

— Тогда сам все понимаешь. И ты не можешь не видеть, что партия большевиков идет куда-то не туда и то, что донецкую землю всеми силами пытаются пристегнуть к окраинцам, лишь малая часть этого неверного пути. А они вас пристегнут, так или иначе. Ленин хочет решить этим сразу три задачи.