Последнее звено - Виталий Каплан

Вообще, как бы мне по непривычке не переусердствовать… Вон уж как спину ломит и руки, кажется, готовы отвалиться. Пройдено немало, курс строго на запад – хотя насчет строгости и были у меня некоторые сомнения. Уже не видно горизонта, единственный ориентир, солнце, уже почти достигло верхней точки… Куда уж выше… До зенита ведь все равно не дотянет, уж это я из географии помнил.

Самое время было дать веслам обсохнуть. Обед! Обед! Предвкушая удовольствие, я потянулся за своей дорожной сумкой.

…Блин! Сто восемьдесят раз блин! Это же надо так! Так лопухнуться!

Вот она, дорожная моя сумочка. Тяжелая, увесистая.

Полная учебников.

Если бы я тогда не проспал! Если бы не пришлось мне судорожно собираться с единственной мыслью: быстрее-быстрее! Если бы не схватил то, что ближе! Лопух, растяпа, бестолочь!

Мало мне вчерашнего приступа доброты, едва не погубившего все дело, – для полноты картины не хватало только этого! «Мудрые изречения великого учителя нашего Аринаки», «Основы Учения», «Краткое изложение эллинской истории» толщиною в три пальца, «Наставление поступающим в высшие училища», «Как блюсти свою линию», «Юношам о Равновесии», «Начала практической математики»…

Первым побуждением было выбросить всю эту фигню за борт. Но все-таки я удержался от безумств. Тем более что появилась и рациональная мысль: а эти книжечки стоило бы взять с собой в наш мир. Хотя бы просто по приколу… А к тому же наверняка найдутся какие-нибудь коллекционеры-библиофилы, готовые выложить за такое немалые деньги. Конечно, никто не поверит ни в какое «александропольское книготиснение», сочтут мистификацией. Так и мистификация дорого ценится! Пожалуй, за содержимое этой сумочки у нас можно выручить куда больше, чем за ту, что я забыл. Там, правда, свет-факел… С другой стороны, кому я его сплавлю? И на фиг он нужен, когда есть электричество? Разве что на дачу, когда вырубают свет…

Все это было печально, но не смертельно. Ну да, поголодаю чуток, помучаюсь от жажды. Все равно еще часа три – и будет остров, а там, в небольшой расселине между двух скал, – вход в пещеру. Дойти до дальней стенки, откинуть специально наваленную груду камней – и откроется черный провал. Дальше – вперед и с песней. Можно, кстати, и без песни. Да и без света можно. Санкт-Петербург в самом конце туннеля, не заблудишься…

Неплохо было бы заранее обдумать, что делать уже там, на нашей стороне. Без денег, без документов, в странной одежде, в другом городе… Это значит – до первого мента.

Но думать о таком не хотелось. Уж как-нибудь. Главное – что дома. Даже первый мент – и то лучше последнего жителя этого мира. Последним, кстати, был жуликоватый рыбак Тимоха. Я его еще с благодарностью вспоминать стану…

И все-таки, хоть и лишился я по собственной дури воды и пищи, следовало отдохнуть. Сколько я ночью-то спал? Часа три? Неудивительно, что тянет. Нет, спать, конечно, сейчас нельзя. Этак и до ночи продрыхнешь. Но вот минуток десять… просто посидеть, прикрыв глаза… а то уж очень ярок солнечный свет, прямо-таки режет, как лазером. Этакие световые кинжалы, способные разрезать и доспехи латников, и стены крепостей, и даже разделяющую миры пустоту. Вот взять бы такой волшебный нож, аккуратненько так надрезать пространство, выпилить квадрат, метр на метр… и пролезть в дырку, к себе на родину, в Москву… а потом столь же аккуратно залепить прореху в межмировой ткани… В Москве, наверное, погода все-таки получше здешней. Каких-нибудь семнадцать-девятнадцать, в отдельных районах кратковременные дожди… Прохлада, ветерок, разноцветные зонтики прохожих…

Проснулся я от стукнувшей меня прямо в глаз капли. И понял, что кончилась полоса везения, начинается полоса невезения. Уж фиг знает, сколько я продрых, но за это время переменилось все. Солнце скрылось за серой пеленой, все небо заволокли тучи, и, судя по их виду, намерения у природы были самые мрачные. Сверху сыпались крупные, тяжелые капли – еще не дождь, но очень скоро тут может начаться что угодно – шторм, торнадо, тайфун, цунами…

Посвежело, зной уже не донимал – но почему-то сейчас я этому нисколько не радовался. Ладно шторм, может, его и не случится. Куда хуже другое – потеря правильной ориентации. Ну и где, скажите, запад? Где мне искать тот каменный клык, от которого надо на юг поворачивать? И сколько это небесное безобразие продлится? Может, до ночи? А может, и всю ночь?

Ветер явно усилился. Нет, пока это еще не был ураган, это еще было терпимо – хотя высота волн неприятно поражала. Пожалуй, даже повезло, что пугливый Тимоха избавил меня от паруса. Сейчас бы крутило, мотало, а я как дурак дергал бы за веревки, даже не зная, что по-морскому они называются концы.

А ведь и впрямь реальный шанс отдать концы. Насчет шторма Душан мне никаких полезных советов не давал, и я сейчас попросту не знал, что делать. Грести? Куда? Где там запад, где скала, где берег? С равной вероятностью – где угодно. Может, я так до Эллады догребу, до какого-нибудь Босфорского пролива… Вернее, догребет мертвец.

Поэтому я решил проявить мудрость – ничего не делать. Ждать, чем еще побалуют судьба и природа.

В мозги потихоньку, осторожными шажками, уже забиралась паника. Я это чувствовал – и понимал, что нельзя ее впускать, надо хоть на что-нибудь переключиться. Ну вот хоть на это, на «Краткое изложение эллинской истории». Открываем где попало. И пытаемся читать, несмотря на капли сверху и болтанку снизу.

«В 1140 году от Учения верховный базилей Григорий, за склонность свою распространить как можно далее границы Эллинской Державы прозванный Телемахом, обеспокоился участившимися вторжениями диких словен. Как ранее северные варвары-норманны, словене, живущие в умственной тьме и не озаренные Учением, полагали особой доблестью совершать набеги на Державу. И хотя эллинские войска успешно отражали вторжение их боевых ладей, это ежегодно требовало от государства огромных усилий, ибо словенские разбойники были отважны в бою, не дорожили своей жизнью и полагали, что сраженные насмерть воины возносятся в некий заоблачный мир, где боги рассаживают их за столы и устраивают вечный пир, сами, точно слуги, поднося им кушанья и разливая напитки. Воин же Словении, умирающий по естественной причине, может оказаться в мрачной пещере, где и будет скитаться, страдая от укусов невидимых во тьме чудовищ, ибо таково ему наказание за малодушие.

Базилей Григорий, сочтя таковое положение дел угрожающим, принял великое, но всех тогда поразившее решение: присоединить словенские земли к Эллинской Державе, просветить диких словен Учением, дабы устроился на северо-восточных рубежах мир. Это, по его мысли, должно было занять, быть может, десятки лет, и плодами доведется насладиться лишь потомкам. Тем не менее он решился, и осенью 1140 года многотысячное войско, сопровождаемое учеными мудрецами и искусными магами, высадилось на южном берегу Крымского полуострова. Там издавна существовала малочисленная эллинская колония, называющаяся Херсонес. Земля сия, однако же, нередко переходила то под власть варваров-кырымчаков, то подвергалась словенским нападениям. Теперь отсюда предполагалось начать наступление на север.

Но дабы не возбудить жестокостями войны негодование местных племен, базилей Григорий дал приказ своим воинам не обижать мирное население, за взятые съестные припасы тут же расплачиваться серебром, на занятых территориях вместе с воинскими гарнизонами оставлять ученых, знающих местную речь и способных растолковать темному народу всю пользу Учения. Запрещено также было покушаться на словенские верования, насмехаться над идолами и притеснять их служителей-волхвов. Более того, те брались под базилейскую защиту и снабжались умеренным денежным довольствием. Григорий понимал, что новые взгляды укоренятся далеко не сразу. И тем не менее решающую роль в покорении словен сыграли не столько державные войска, сколько киевский князь Велимир, трезво оценивший положение дел и осознавший великую пользу от устроения жизни на основе благородных истин Учения».

Дальше читать оказалось невозможным – дождь, удовлетворившись, видимо, донесениями капель-разведчиц, хлынул в полную мощь. Какой там дождь – то, что происходило в небе, следовало назвать потопом. Ну, на крайняк – тропическим ливнем. Я мгновенно промок, учебник эллинской истории – тоже. Плюс еще волны. Если и не с трехэтажный дом, то уж с одноэтажный точно. Мне пришлось лечь на дно вниз лицом – так легче оказалось переносить качку.

Там, на дне, уже набралось воды сантиметров пять. Если так пойдет и дальше – придется вычерпывать. Только вот чем? Горстями? Ну что стоило уроду Тимохе сунуть в лодку хоть какой-нибудь черпачок? Даже на турбазе к каждой шлюпке помимо весел полагалось два спасательных пояса и пластиковый черпак.

Паника по-прежнему стояла где-то на подступах к моему сознанию, но ее острый запах уже ощущался. Еще немного – и я, наверное, начну выть, реветь, стучать кулаками в деревянные борта, проклинать каждую каплю этого моря и каждую секунду этого мира.