Осуждённые грешники (ЛП) - Сомма Скетчер

было самым главным в списке ее желаний, ярко горят у меня на сетчатке. То, как моя рука дернулась к пистолету, было дико, и на мгновение я представил, каково это — жить в голове Анджело или Габа, где насилие следует за импульсом, а последствия — чуждая концепция.

Я уже знал, что она маленькая грязная воровка, но теперь я знаю, что все хуже, чем я думал — она хороша в этом. Опытная. Если бы мне было чуть за двадцать и я все еще гонялся за неприятностями, я бы сошел с ума при виде этого. И хотя я бы солгал, если бы сказал, что не был ни капельки впечатлен и более чем немного возбужден, я управляю бизнесом, а не центром временного содержания несовершеннолетних.

Я опускаю голову на борт яхты, достаю из пачки еще одну сигарету и подношу свою Зиппо к кончику.

Нет. Я гашу пламя легким движением запястья. Если я выкурю еще одну сигарету, она, возможно, снова наденет свое платье.

Под палубой, из-под двери раздевалки доносится слабый гул фена. Собрав все свое самообладание, я открываю ее и иду вдоль ряда шкафчиков к раковинам.

Я замедляюсь и провожу рукой по горлу. Жирные бургеры, травка, воскресные утренние посиделки. Просто потому, что я жажду того, что вредно для меня, это не значит, что я поддаюсь этому. Мне следовало бы применить то же самое безоговорочное правило к Пенелопе в нижнем белье и колготках, потому что это воплощение вредного для меня. Когда я останавливаюсь позади нее, тяжесть неверного решения пульсирует в моих брюках.

Господи. В последний раз, когда я видел ее в таком виде, то продолжал сидеть за столом с каменной эрекцией, которую отказывался облегчать, и почти сумел убедить себя, что это просто было нереальным. Выпитые девять порций виски романтизировали мои воспоминания о ней почти обнаженной.

К сожалению, окинув тяжелым взглядом изгиб ее попки, бледность кожи и очертания стрингов, затененные колготками, я понимаю, что выдавал желаемое за действительное. Она не вздрагивает, когда я вхожу в комнату, и это одновременно и заводит, и бесит. Интересно, стояла бы она так же в трусиках с безразличием на лице, если бы сюда зашел один из моих парней?

Я украдкой бросаю еще один взгляд на ее задницу. Подтверждено: она носит стринги. Не подтверждено: кружевные ли они, как ее лифчик? Смогу ли я разорвать их зубами?

Жужжание фена прекращается. Я поднимаю взгляд на светильники, которые находятся на потолке и провожу пальцем по воротнику с булавкой. Делаю медленный, глубокий вдох, и только тогда я могу притвориться достаточно равнодушным, чтобы не выглядеть извращенцем.

Она встречает мой взгляд в зеркале.

— Знаешь, на обычном рабочем месте, если бы начальник последовал за своим сотрудником в раздевалку, это было бы расценено как сексуальное домогательство.

Мой сухой смех не трогает моих губ.

— На случай, если ты не заметила, это не обычное рабочее место.

Ее глаза искрятся весельем.

— Ты платишь налоги?

Я бросаю взгляд на купюры, выглядывающие из чашечки ее лифчика.

— А ты?

Когда она смеется, на ее шее появляется нежный румянец, и, несмотря на то, что и вид, и звук ее смеха напоминают гудение провода под напряжением по всей длине моего члена, я не отвечаю на ее улыбку.

Перекинув платье через руку, она отталкивается от раковины и неторопливо направляется к кабинкам позади меня.

— Туше, босс.

Импульсивность. Буйство. Ее дерзость словно срывается с обрыва, потому что я не могу удержаться от того, чтобы протянуть руку и засунуть палец за пояс ее колготок. Она, пошатываясь, останавливается, и ее следующий вдох с шипением вырывается из уголка рта.

Мой член пульсирует в ритме капающей насадки душа.

— Что я тебе говорил насчет того, что нельзя называть меня боссом, когда ты полуголая, Пенелопа?

Ее неровное дыхание разжигает пламя моего раздражения. Только когда я среагировал, то понял, что ее вид выводит меня из себя. Наклоняясь над стойкой, она с лёгкостью подпрыгивала на месте. Она точно знала, что делала, и сделала почти невозможным быть с ней серьезным.

Я грязный лицемер, знаю. Я нарочно выкурил одну сигарету, чтобы быть уверенным, что застану ее полуодетой. Кроме того, в глубине души я больше злюсь на себя, чем на нее, потому что если меня обманывает то, как двигается ее тело и как звучит ее смех, то я ничем не лучше своего подчинённого.

Несмотря на жар ее мягкого бедра, обжигающий костяшки моих пальцев, я возвращаю себе достаточно самообладания, чтобы посмотреть на нее.

— Скажи мне, где ты научилась быть такой грязной маленькой воровкой?

Ее глаза расширяются.

— Что?

— Я видел, что ты сделала с Блейком. Что я тебе говорил, Пенелопа? Если ты хочешь работать здесь, ты должна быть леди. Я сказал, больше никакого мошенничества, никаких украденных платьев. Я бы добавил к этому списку еще и кражу кошельков, если бы знал, что ты увлекаешься этим дерьмом, — моё настроение немного портится. — Ты что, бездомная?

Она опускает взгляд на мою руку, словно только сейчас осознает, что я поймал ее на крючок, как рыбу на удочку, и она не по своей воле остановилась рядом со мной.

Когда ее голубые глаза снова встречаются с моими, они широко раскрыты.

Я еще больший садист, чем думал. Лишь малейший проблеск уязвимости напоминает мне, что ее рост — 152 см, и она не прошла бы дальше шкафчиков, если бы я не захотел. Точно так же, как она не выбралась бы из телефонной будки, если бы я не отступил в сторону.

Может, эта девушка и подходит под описание, а мой бизнес, возможно, и разваливается к чертям, но она никогда не смогла бы стать моей Королевой Червей. Ее быстрый рот, проворные руки и жесткий взгляд раздражают, но они не смогли поставить меня на колени. Я бы скорее лишил ее жизни, чем позволил им это сделать.

Однажды она сыграет в свои игры с мужчиной, который не такой… порядочный, как я, и он поступит именно так. От этой мысли у меня под кожей появляется ощущение беспокойства.

— Ответь на мой вопрос, — мой тон утратил свою резкость. — Где ты научилась так очищать карманы?

Горячий, неглубокий вздох срывается с ее губ и касается моего горла. Сжимая свободной рукой фишку для покера в кармане брюк, я отрываю от нее взгляд в попытке разрядить обстановку. Она слишком обнажена для этого.

Пока я смотрю на шкафчик Лори за головой Пенелопы, ее мягкий голос касается моих ушей,