Маскарад - Дмитрий Колодан

— Но ведь это не все, — сказал Бруно, когда с деталями фокуса было покончено. — Вы же явились не только ради чемоданов с резиновыми вставками.

— Твоя правда, старик, — согласился Тинкет. — Ты ведь все знаешь о зеркалах?

— Так, так… — проговорил Бруно, переменившись в лице. — О зеркалах, говоришь?

— Да. Тебе не знаком такой мастер… Как его звали?

— Аретти, — подсказала Томка. — Пьетро Аретти.

Как раз в этот момент Бруно глотнул из стакана с граппой. Слова Томки подействовали так, словно она с размаху ударила старика по спине, и выпивка попала не в то горло. Бруно громко закашлялся…

— Знаком?! Еще как знаком, — проговорил Бруно, тяжело дыша. — Но вы-то откуда о нем знаете?

Тинкет вытащил из сумки осколок зеркала и протянул старику. Некоторое время Бруно разглядывал свое отражение, затем перевернул осколок и посмотрел на печать мастера.

— Давненько я не видел ничего подобного.

— Значит, ты знаешь этого Аретти?

— Да… Мастер Аретти. Настоящий зеркальщик, последний, кто с полным правом носил этот титул.

— Титул? — удивилась Томка.

— Именно. Во времена Республики «зеркальщик» — это была не просто профессия. Зеркальщиков принимали в самых лучших домах. Их дочери имели право выходить замуж за аристократов.

— И дочь Аретти тоже? — предположила Томка.

— Не было у него детей, — вздохнул Бруно. — Только маленький и глупый ученик, жалкий трусишка, который не смог защитить своего мастера…

— Защитить? — удивилась Томка.

Бруно кивнул, потягивая граппу.

— Темная история, — сказал он.

— А она имеет отношение… к египетской амальгаме? — Томка заерзала на стуле.

Бруно ответил не сразу.

— Для обычной правнучки, — наконец сказал старьевщик-изобретатель, — ты слишком много знаешь.

— Я и не говорила, что я обычная правнучка, — парировала Томка.

— И то верно, — согласился Бруно. — Будь ты обычной правнучкой, было бы легче. Откуда ты знаешь про египетскую амальгаму?

— Слышала от кое-кого, — уклончиво ответила Томка.

— А разве это не сказки? — спросил Тинкет. — Истории про Клеопатру, атлантов и прочее?

— Карлито, Карлито, — покачал головой старик. — Для волшебника ты слишком мало веришь в волшебство.

Тинкет, казалось, обиделся.

— Я не волшебник. Я иллюзионист.

Он щелкнул пальцами, и на подушечке указательного волчком закрутилась монета.

— Может, в дремучем средневековье подобное могло сойти за волшебство, — сказал фокусник, — но ничего сверхъестественного здесь нет. Только ловкость рук и долгие тренировки.

— В дремучем средневековье прекрасно понимали, в чем разница между колдовством и ловкостью рук, — буркнул Бруно. — Нечего считать людей идиотами только потому, что они жили пятьсот или тысячу лет назад. Во многих вещах они разбирались куда лучше, чем те, кто живет сейчас. Египетская амальгама — не сказка, можешь поверить.

— Я верю. Я просто хочу понять, каким образом она заставляет вещи выглядеть лучше, чем они есть на самом деле, — Тинкет заставил монету исчезнуть. — Чисто профессиональный интерес. Сам понимаешь, чего можно добиться, если в арсенале фокусника появятся такие зеркала. У меня уже есть идеи на три иллюзии…

— Не стоит, — резко оборвал его Бруно. — Поверь на слово, ничего хорошего из этого не выйдет. С такими вещами не шутят.

— Кто говорит о шутках? Я к своему искусству отношусь серьезно.

— Все равно у тебя ничего не получится. В наше время только один… хм… человек знает этот секрет. И он сделает все возможное, чтобы тайна осталась тайной. Не советую становиться у него на пути.

— Доктор Коппелиус, — тихо сказала Томка.

Старьевщик-изобретатель печально посмотрел на девушку.

— Но боюсь, с советами я опоздал.

— Вы что-нибудь про него знаете? — спросила Томка.

Она сидела на краешке стула, ломая пальцы. Как только в разговоре всплыла тема жуткого карлика, у нее пропал всякий аппетит.

— Эх… — покачал головой Бруно, щедро посыпая пол табачными крошками из бороды. — Я бы полжизни отдал, чтобы про него не знать, а это, поверь, не мало.

— Кто он такой?

— Никто не знает… Кто он, откуда появился и чего на самом деле хочет — вопросы, на которые я не нашел ответов.

— Он похищает души, — шепотом сказала Томка, удивляясь тому, что Бруно этого не знает. — И заключает их в зеркала.

А потом… Не знаю, мне кажется, он показывает их в своем «Театре Кошмаров» как в шоу уродов или кабинете восковых фигур. Я сама не видела, только афиши, но мне кажется…

Бруно прервал ее взмахом руки.

— Когда я узнал о Коппелиусе, никакого «Театра Кошмаров» не было и в помине. Он появился много позже… Как же он тогда назывался? «Удивительные и ужасные фигуры, представленные посредством волшебного фонаря», вот. Потом доктор свернул лавочку, затем открыл под новым названием. Но на самом деле театр ему не нужен. Это такая же маска, как и его птичья морда, а что под ней скрывается — никому не известно.

— Он всегда ходит в «докторе чумы»?

— Да. Никто не видел его без маски. Когда-то я даже думал, что их несколько — не масок, а Коппелиусов… Очень удобно, когда никто не видит твоего лица.

От мысли, что существует целое тайное общество, состоящее сплошь из кошмарных карликов в масках, Томке сделалось дурно. Она представила, как они собираются вокруг круглого стола, в комнате, освещенной лишь тусклыми свечами, качают птичьими головами… К счастью, Бруно развеял ее страхи.

— Но он такой один, — сказал старик. — Земля бы не вынесла второго доктора Коппелиуса.

В этом вопросе Томка была согласна с ним на тысячу процентов.

— Но если не ради театра, — спросила она, — зачем же он похищает души?

— Если бы я только знал! — с тоской в голосе сказал старьевщик-изобретатель. — Я много лет бьюсь над этой тайной, но не приблизился к разгадке ни на шаг.

— А освободить их можно?

— Для этого нужно понять, как он это делает… Я видел десятки зеркал с тайной амальгамой и сами по себе они души не забирают. Думаю, они в состоянии их хранить и удерживать, как рыбок в аквариуме. Но чтобы поместить их туда, нужно какое-то средство, которым владеет только доктор Коппелиус.

И вот это, друг мой Карлито, и есть настоящее колдовство, с которым в дремучем средневековье церемониться бы не стали.

Тинкет хмыкнул.

— Ты что-нибудь знаешь про его амулет? — задал он вопрос, не дававший ему покоя.

— Какой еще амулет?

— У него есть трость с фигуркой птички, — объяснила Томка. — Кажется, Голубя. Возможно, с ее помощью он и проворачивает свои делишки.