Спят курганы темные - Максим Дынин

других тоже выбегали ребята. Вспышки выстрелов я увидел на той же позиции, на которой находились обе бандеровские гаубицы. Ну что ж, подумал я, никуда я, конечно, не попаду, но попробовать можно.

По моему приказу зарядили орудие – намного быстрее, обратил я внимание, чем днем, я заткнул уши, чуть подправил прицел и дернул за «колбасу», как именовалась длинная толстая веревка. Раздался выстрел – оглушительный, несмотря на специальные затычки в ушах, – и я, придя в себя за несколько секунд, открыл рот, чтобы скомандовать повторное заряжание.

И тут там, где до того то и дело виднелись вспышки выстрелов, произошел сильный взрыв. Было ли это связано с моим выстрелом или с халатностью артиллеристов, не знаю, но мне сразу стало ясно, что взорвался боезапас – и продолжал какое-то время взрываться.

– Как это у вас так получилось, товарищ старший лейтенант? – спросил один из силачей, а другие лишь почтительно покачали стрижеными головами.

– Повезло. Просто повезло. Немного удачи, и…

– Вы же сами говорили, что удачи в нашем деле не бывает.

– Здесь то самое исключение, которое подтверждает правило, – ответил я словами, которые на своем первом допросе услышал от майора Мельникова.

Ночь с 10 на 11 августа 2014 года. Снежное.

Князева Анна, хирург. И мать

Когда я пришла домой, Славка как раз готовил – не знаю уж, кто его научил, наверное, Ольга. Квартира была вымыта практически до блеска (ну, это он делал и у нас – не всегда, но бывало и так), кровати застелены, даже окна вымыты… Меня заинтересовало, что именно находилось на стенах там, где сейчас были сиротливые прямоугольнички невыцветших обоев, но я всего лишь похвалила своего младшенького:

– Эх, милый, как ты все здорово сделал. И повезет же когда-нибудь твоей жене!

А про себя добавила: нескоро это будет. Хотя, по тому, как он покраснел, у меня закрались смутные подозрения – а вдруг он уже в кого-то влюбился… Меня это, как любую мать, не обрадовало – еще бы, кем бы ни была избранница сына, понятно, что она его недостойна. И я решила об этом пока не думать – у меня и так было много забот…

До сих пор не знаю, почему, но я банально забыла рассказать Славке о самой моей большой радости – о том, что я видела Колумба и узнала от него, что Игорь мой жив. Слишком, наверное, замоталась на работе – еще бы, четыре непростые полостные операции. Я хотела было помыть посуду, когда он строго сказал мне, что я работала, а ему делать было все равно нечего, и чтобы я шла спать, а то выгляжу весьма устало.

Что я и сделала, получив от него обещание последовать моему примеру не позднее, чем через полчаса – все-таки было уже около девяти вечера. И, засыпая, подумала об Игоре и о том, что нужно было бы сообщить сынишке, что папа жив, – и решила, что сделаю это завтра.

Разбудил меня телефон – звонили из больницы, привезли двух тяжелораненых, а дежурила лишь один хирург, да и та без особого опыта. Сестра сказала, что будет звонить другим, но я живу ближе всех. Не могла бы я, в общем, подойти? Я наскоро оделась, решила не будить Славу, написала ему коротенькую записку и побежала на свое рабочее место.

Все уже было готово – ждали только меня. Пациент оказался тяжелым – проникающее ранение брюшной полости – и я поняла, что ночь мне предстоит длинная и тяжелая. Ассистентки у меня были хорошие, и я принялась за привычную мне работу, подумав, что все у меня получится, внутренний голос мой практически не ошибался – все-таки за плечами у меня немало опыта.

Где-то через полчаса я услышала серию взрывов, а затем топот ног, и кто-то крикнул:

– Анна Владимировна, бегите в убежище! Обстрел!

Даже если бы знала, где это убежище находится, понятно, что, если я уйду, пациент умрет. И я продолжила операцию – в какое убежище, подумала устало… Должна сказать, что обе ассистентки остались при мне. И – Господь миловал – в больницу не попал ни один снаряд, и операцию я закончила успешно. И когда сестра увезла молодого человека, я и пошла посмотреть, что с другим пациентом. Оказалось, что «доктор без опыта» – это была моя подопечная, Мариночка Балдан.

Как и я, она осталась на рабочем месте – и качество ее работы было выше всяких похвал, о чем я ей и сказала; мне показалось, что она даже зарделась, хотя под смуглой кожей это было не так заметно. Я вернулась в кабинет, переоделась и пошла домой. Но когда я уже подошла к регистратуре, сидевшая там девушка с заплаканным лицом мне сказала:

– Анна Владимировна, скоро привезут еще! Там дом обрушился после нескольких попаданий!

– Какой дом? – я почувствовала, что у меня все внутри холодеет.

Та назвала адрес, и я захотела побежать туда сломя голову – это был тот дом, в котором нам со Славкой дали квартиру и в котором спал сладким сном мой милый младшенький.

– Весь дом?

– Да, оба подъезда. Зачем они по нему стреляли… У меня там сестра жила, – и она зарыдала.

Мне так хотелось к ней присоединиться… Но я была на боевом посту и лишь сказала:

– Хорошо, я переодеваться и в операционную.

И только вернувшись в свой кабинет и закрыв дверь, завыла от безнадежности – мужа-то мне Господь вернул, зато теперь Славик… Потом стерла слезы и начала переоблачаться обратно, моля про себя Господа, чтобы Он спас моего сына, и пусть, если надо, Он заберет вместо него меня.

11 августа 2014 года. Донецк, больница № 15.

Гринько Ариадна Ивановна, временно работающая ассистентом хирурга

– Ну все, – сказал Сергей Иванович. – На сегодня, думаю, отбой. Шутка ли, двадцать часов подряд оперируем. И ты, Адочка, молодец – растешь, как китайский бамбук в сезон дождей. И ни одной серьезной ошибки. Ну что, остаешься у нас?

– Да нет, Сергей Иванович! Как только разрешат, снова отправлюсь в часть. А сюда Марина вернется.

– Эх, Мариночка! Что она, что ты, обе будете классными хирургами. Вот только ты, если пойдешь вновь на фронт, обязательно вернись… Я знаю, что такое фронт – сам в Афгане сколько времени оттрубил.

– А я и не знала, что вы тоже фронтовик. Воевали?

– В бою не был, врать не буду, а вот оперировать под обстрелом, знаешь, тоже иногда бывает непросто. И ранение имею. Мина взорвалась недалеко от операционной, мне в