Гвардейские залпы - Владимир Фланкин

Направляющие высоко поднялись, готовые к открытию огня.

Пока отрывали могилу, кто-то подошел к местным жителям и попросил цветов.

- Для погибшего командира, - пояснил он.

Жители разбежались по своим цветникам.

Гвардии подполковник Крюков произнес прощальную речь. Затуманившимися от слез глазами в последний раз смотрели солдаты на своего командира.

- Памяти гвардии майора Баранова, дивизион... огонь!

Снаряды понеслись далеко вперед, где еще находились остатки сопротивляющегося врага.

Пыль, поднявшаяся от залпа высоко в небо, оседала на могилу и вокруг...

Прощальный траурный залп оказался и последним залпом полка, потому что война кончилась. Танки и артиллерия перемалывали последние очаги сопротивления врага, и "катюши" уже можно было не вмешивать.

Воины стояли у могилы...

Но надо было спешить к Праге. Батареи начали вытягиваться вдоль шоссе. Вместе с колонной механизированного полка дивизион вошел в Прагу.

Командир механизированного полка прямо на площади произнес речь, а после подошел ко мне. Это был Смирнов - комбат из-под Красной Поляны. Вот когда пришлось нам с ним встретиться.

Глава одиннадцатая. Отгремели бои

Отгремели бои. Умолкли и "катюши". Они внесли свой полновесный вклад в дело победы над фашистскими захватчиками.

На первом этапе войны, когда, скажем прямо, танков и самолетов у нас было маловато, летучие батареи и дивизионы "катюш" своими сокрушительными налетами уничтожали живую силу и технику наступающего врага, нанося ему неисчислимый урон.

Велика была их роль и в наступательных боях. Гвардейские минометы громили отступающие колонны гитлеровцев, отсекали им пути отхода, срывали контратаки. Тяжелые снаряды разрушали самые мощные оборонительные сооружения.

Теперь почищенные, свежевыкрашенные, они тихо и гордо проезжали по улицам европейских столиц. После Германии и Польши побывали в Чехословакии и Венгрии. А 24 июня полк Кузьменко оказался под Веной. И когда в Москве гремели залпы и развевались знамена в честь великой победы советского народа, в Вене тоже был свой большой праздник.

Командующий Центральной группой войск маршал Конев отвел для торжества ни больше ни меньше, как старинный дворец австрийских императоров. Дворец Франца-Иосифа - так он назывался.

"Хорошо воевали - хорошо и отдыхать должны!" - сказал маршал.

Это было действительно прекрасное здание.

И, конечно, не думали не гадали старые стены дворца, что им придется принимать таких необычных гостей.

Немало потрудились портные Будапешта, Праги, Вены над парадными мундирами советской гвардии. Казалось, старые императоры и герцоги удивленно взирали на победителей из своих золоченых рам.

Рдели знамена, сияли победоносные ордена на мундирах. Светились и лица победителей.

Не подкачал на этот раз и Военторг. В банкетном зале красовались не надоевшие всем узкие трофейные бутылки, а особая московская с традиционной белой головкой. Столы ломились от снеди.

В танцевальном зале гремел оркестр. "Катюша" и "Любушка" сменяли друг друга. И, конечно, венский вальс! Ну как было не станцевать его на родине Иоганна Штрауса, в том зале, где он дирижировал когда-то оркестром. И скользили каблуки гвардейцев по навощенному венскому паркету. Скользили, лихо притопывали. Ведь для многих это был первый в жизни бал.

Начал я с кануна Великой Отечественной войны, значит, и точку нужно ставить с ее окончанием. Поэтому совсем кратко.

Вскоре мы узнали о том, как применялись наши системы при штурме Берлина. Против эсэсовцев, отчаянно оборонявших каждое здание города, на прямую наводку вывели гвардейские минометы. Батареи в упор всаживали целые залпы в сопротивляющихся.

А на ближайших учебных стрельбах мы попробовали вести огонь одиночными снарядами и пристреливать отдельные цели.

И тоже получилось неплохо.

Это были первые шаги в овладении новым могущественным оружием - ракетами!

Неожиданно в полк пришло распоряжение представить фамилии двух офицеров кандидатов для поступления в академию. И хотя желающих нашлось немало, мы с Комаровым тоже подали рапорта. Рассудили просто: "Не пошлют в этот год больше будет шансов в следующем".

Война была позади, и что могло омрачить нашу любимую, хотя и нелегкую воинскую службу?

Но в такие минуты не надо забывать, что и на мирном, казалось бы, ровном пути могут возникнуть неожиданные рытвины и ухабы.

В самом наилучшем настроении возвращались мы с тактических учений в свой гарнизон. Я ехал, как всегда, в кабине первой машины. Мысли были самые радужные:

"А вдруг пошлют в академию?.. Учеба... Мирная жизнь. Родные - Таня, мать, брат..." Я так размечтался, что не замечал, где и как мы едем. Шофер первого класса Царев был у нас признанным водителем. В этот момент, преодолев высокий подъем, боевая машина пошла под уклон. Дорога была пустынной. В то время по юго-восточной Европе колесило много греков, бежавших от разгула реакции в своей стране. Смуглые, в яркой одежде, они выглядели колоритно на фоне южной природы.

И вот крутой поворот, а за ним - запрудившие всю дорогу греческие повозки, дети, женщины, старики. Они с ужасом смотрели на несущуюся на них громадную военную машину, грозившую всех раздавить, смять...

- Тормози!.. - мы одновременно схватились за рычаг. Нога Царева до отказа выжала педаль ножного тормоза.

Тяжелая боевая машина с людьми, со снарядами, стремительно скользя по асфальту, неумолимо приближалась к толпе.

Мы не наехали на них. Буфер легко столкнул в сторону бетонный столбик ограждения, и перед нашими глазами встал почти отвесный обрыв.

Грохот падения... Темнота. Не знаю, сколько я был без сознания. Потом различил журчание воды. Она быстро заполняла кабину. Собрав последние силы, выбрался наружу... Кажется, все живы. Сверху торопливо спрыгивали и бежали наши солдаты и офицеры...

Ноги подломились, и я тяжело рухнул обратно в ручей.

Дней семь я был отрешен от окружающей жизни. Иногда перед глазами смутно мелькали знакомые лица. Смутно и расплывчато. Наконец, под тревожными взглядами медсестер начал вставать. Все-таки ожил, но силы возвращались медленно.

Приехал Комаров. На цыпочках прошел к кровати, присел на стул, негромко, хотя в палате, кроме нас, никого не было, начал рассказывать полковые новости.

- Люди все здоровы, установку почти отремонтировали, комиссия, расследовавшая случай, установила, что мы в происшедшем не виноваты.

Я с облегчением откинулся на подушку.

- Когда ты поправишься-то? - спросил Иван. - Ходить можешь?

- Только если поддерживают.

- Дело-то какое! - Лицо его вдруг расплылось в улыбке. - Кузьменко ведь нас представил, как кандидатов в академию, и уже выезжать надо. Утвердили... Хорошая весть лучше всякого лекарства. Вскоре, поблагодарив от всего сердца работников госпиталя за лечение, осторожно усаживался в кабину машины.