Серые братья - Том Шервуд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пит, выложив на его лавку монеты, сказал:
– Двести тридцать пять пенсов. Пяти не хватает до полного фунта, я запишу себе в долг.
Слик торопливо кивнул. Он даже потемнел лицом, и Пит потом, вспоминая, часто спрашивал себя – это от известия о попытке отбить у них порт, или от вскорости сбывшегося предчувствия? Ни Слик, ни Дэйл, ни сам Пит не знали, что, когда они тащились к проёму в стене, за ними внимательно наблюдал спрятавшийся среди камней человек.
Ночные гости
Это произошло через несколько дней. Ночью, когда все уснули, раздался гул колокола.
– Мои компракчикосики! – подскочил Слик. – Девочек мне привезли! Мно-ого мне за них обещали…
Он, зажёгши фонарь, утопал в туннель, но вернулся оттуда не с компракчикосами. За ним, склонившись, едва протиснулся какой-то большой человек, и Пит вздрогнул, рассмотрев в свете фонаря его шишковатую бритую голову и пулевой шрам на щеке. На человеке была широченная, кожаная, крашеная в жёлто-охристый цвет куртка. Но, не смотря на внушительные размеры, куртка была-таки маловата: оба рукава вкосую лопнули на могучих руках. Второй пришедший был невысок, худощав, и глаза его были близко посаженными к переносице и странно выпуклыми.
– А вы… кто… – потерянно лепетал Слик. – А где… там…
Пит услышал, как рядом проснулся и сел Дэйл. Они изумлённо переглянулись, когда двое пришедших, не говоря ни слова, крепко связали Слику руки и ноги и заткнули скомканной тряпкой рот. После этого, стараясь не шуметь, великан подошёл к решётке и, присев на корточки, проговорил:
– Здравствуй, Дэйл. И ты здравствуй, Пит. Вставайте. Есть разговор. И разбудите Шышка, – сейчас будем снимать с него костоломку.
И Пит заплакал.
Глава 9
Жезл инквизитора
Исполнился очередной виток судьбы. Жизнь подвела наших героев к событию, которое было очень похоже на уже случившееся в их прошлом. Снова летел под всеми парусами, разрезая острым носом волну, «почтовый» клипер, и так же стояли на квартердеке, повернувшись спинами к ветру, мастер Йорге и Бэнсон. Только клипер был на этот раз не «Харон», а так хорошо знакомый Бэнсону «Марлин», и мчался он не на юг, в Адорскую бухту, а на север, в Бристоль. И пассажиров на нём, надо отметить, заметно прибавилось.
Чёртов горох
Мирный Плимут, погружённый в обыденные заботы, жил размерено и спокойно. Никто из простых горожан, равно как и никто из полиции не знал, что противостояние двух маленьких, частным образом собранных войск подошло к кульминации. Напряжение достигло предела. Сам воздух, казалось, был напоен предвестием рокового события – последней, отчаянной схватки.
Во дворе дома бывшего скупщика краденого открыто готовились к отъезду: грузили в кареты тюки и корзины. Принц Сова сам носил их, сгибаясь под тяжестью. Никто из наблюдающих со стороны не поверил бы, что вся кладь была заполнена соломой и пухом. Сова знал, что предстоит небывалая гонка, и старался облегчить кареты насколько возможно. В то же время преследователи должны быть уверенными, что перед ними – тяжёлый тихоходный обоз.
Да, Сова снова был в доме, и он не прятался, так как теперь он, в свою очередь, был ниточкой, ведущей к исчезнувшему Бэнсону.
Бэнсон же выполнял серьёзное поручение.
Петляя, проскакивая целые мили по руслам ручьёв, – чтобы сбить со следа собак, – он мчался в Лондон. Купив ещё одного крупного жеребца, он через каждый десяток миль пересаживался с одного на другого. Заезжая в постоялые дворы, он давал коням овса, чистой воды, и отдыхал ровно столько, сколько требовалось для отдыха им.
Добравшись до пригорода, он отыскал мастерскую знакомого кузнеца. На карту было поставлено многое, и Бэнсон заметно нервничал. Он понимал, что его заказ не возьмётся выполнять ни один из свободных ремесленников. Чудовищный инструмент, за которым он приехал в пригород Лондона, сейчас мог сделать лишь тот, кому он бросил когда-то в ладонь тяжёлое, хранящее жар горна, золотое ядро.
Он вошёл – и тотчас отлегло от сердца: кузнец, не скрывая радости, бросился пожимать ему руку. Бэнсон, взглянув на стоящего у наковальни помощника, устало сказал:
– Пошли своего молодца, пусть моих коней расседлает и даст овса.
Протянул благодарно поклонившемуся «молодцу» серебряную монетку.
– Опять небывалый заказ? – обнажив зубы в широкой улыбке, спросил кузнец.
– Догадлив ты, мастер, – подойдя вплотную, проговорил Бэнсон. – Мне нужен инструмент, за изготовление которого палач отрубает руку. А за применение – голову.
– Понадобилась-таки кулевриновая аркебуза?
– Нет, кузнец. Мне нужно то, что русские разбойники называют «чеснок». (Кузнец побледнел.) Испанцы – «колючий виноград». Голландцы и немцы – «коврик». А в Англии он зовётся…
– «Чёртов горох», – прошептал кузнец, отступая.
– Чёртов горох. Нужно немного, но срочно. Я взялся помочь тем, кому неоткуда ждать помощи. Будет погоня. И – ты либо веришь мне, либо нет.
Кузнец, отирая пот, присел на скамью, расправил на коленях кожаный фартук. Помолчал. Потом, глядя в сторону, поинтересовался:
– Инструмент для человека или для лошадей?
– Для лошадей.
– Значит, крупный.
– Снова помолчал. Вздохнул. Взглянул Бэнсону в лицо.
– Тебе разве лошадей не жаль?
– Лошадей можно вылечить. А у меня за спиной будет живых людей десятка два с половиной, и детишек человек тридцать.
– Откуда дети-то?
– Из рабства.
Кузнец встал, взял совок, звеня, поддел из ларя угля, всыпал в малиновый огонь горна. Разложил на наковальне молоты и щипцы. Распорядился:
– Закрой дверь на засов. И вставай помогать, если дело срочное.
Бэнсон вышел, осмотрел коней, сказал помощнику кузнеца:
– Можешь сходить выпить. Мы часок-другой поболтаем.
Вернулся в кузницу, запер дверь и встал к горну.
Почти час был потрачен на то, чтобы нарубить коротких стержней из толстой проволоки и изготовить шаблон – две сваренные металлические пластины, образующие тупой угол.
Час прошёл, и кузнец бросил на наковальню первую «чёртову горошину». Металлический паучок в пол-ладони величиной прокатился по иссечённой ударами молотов поверхности наковальни и замер, хищно выставив вверх острый, в три грани кованный шип.
– Четыре шипа, – хмуро сказал кузнец. – Между любыми из них – угол в сто двадцать градусов. Как «горох» ни бросай – он на три шипа встаёт, четвёртый – обязательно торчком к небу. Лошадь, наступив на него, летит через голову, и всадник, конечно, всмятку…
– Сотни на две железа у тебя хватит?
– Хватит и на три. Только попрошу тебя, контрабандист…
– Всё, что смогу.