Пустой - Александр Васильевич Кормильцев

вполне реальной угрозой, которую сам на себя и накликал, выпросив рассказать страшилку на ночь.

После услышанного от Тимофея повествования повисла неприятная, гнетущая тишина. Не в том смысле, что всё вокруг стихло, нет, этого не было. С разных сторон продолжали раздаваться различные звуки. Не останавливал свое подносовое, песне-молитвенное бормотание Феофан. Шлепали и шаркали по лестнице подошвы спускающихся сверху женщин. Лепетали и попискивали малыши на руках у шикающих на них мамашек.

Только для нас с Тимофеем эти звуки были не слышны. Мы стояли, вслушиваясь в эту греющую и успокаивающую душу мелодию мирных звуков, постепенно успокаиваясь и уже начиная потихоньку переглядываться. С лица Тимофея постепенно уходила бледность, исчезал страх из глаз, разглаживались, залегшие было, на его молодом лице, морщины. Под конец, на, почти вернувшемся к нормальному состоянию лице молодого лучника, проступила пока ещё робкая улыбка. Глядя на него, улыбнулся и я. Хотя рассказанная им страшилка и оказала на меня меньшее влияние, тяжелый отпечаток гнетущей тревоги все ещё продолжал беспокоить.

— Вроде пронесло… — дрогнувшим голосом произнёс Тимофей, улыбаясь уже более уверенно.

— Да нормально всё, Тимоха! — я позволил себе панибратски приобнять за плечи приходящего в себя парнишку. Тот в ответ радостно хохотнул. Феофан глядел на нас, словно на ненормальных, не понимая, чему радуются два дурачка.

— Чегой веселитеся, жемчуг из бегуна достали?! — спросил он в своей обычной шутовской манере.

— Ха, и гороха ведро! — радостно хохотал совсем уже успокоившийся Тимофей. Но, в следующий момент нам стало не до смеха и не только нам.

Глава 13

Глава 13. Бойня.

Началось всё неожиданно и трагично. Сверху раздалось громкое урчание сильной твари, после чего со стены вниз полетела одна из женщин, по какой-то то причине, до сих пор не успевшая спуститься, хотя все остальные уже были внизу. Тело рухнуло чуть в стороне от лестницы, разбросав выпростанные из-под цветастого сарафана, показавшиеся ослепительно белыми, руки. Но бежать на помощь несчастной не было смысла, с оторванной головой люди не живут.

Женщины с детьми отреагировали на произошедшее громкими перепуганными криками и рыданием. Уже не заботясь о сохранении подобия строя, ринулись кто куда, хотя основная масса бежала в правильном направлении, прямо по улице. Оставалось надеяться, что перебитая нами стайка одержимых была единственной на пути к основным силам.

— Куды вы, дурехи?! Пропадете! — пытался образумить их криками Феофан, но всё было без толку. Перепуганные видом обезглавленного тела подруги, женщины даже не пытались прислушаться к его словам, спеша оказаться как можно дальше от места трагедии.

Сверху продолжал верещать одержимый, слышны были выкрики Деда Василия, и ещё зашедшийся криком ребёнок. Мы с Тимофеем уже неслись вверх по лестнице, на помощь оставшимся там товарищам. Но добежать не успели.

Метрах в пяти от нас, прямо со стены вниз прыгнул Ловкач с мечом в одной руке и топором в другой. Сразу за ним, отставая лишь на жалкий метр, сиганула громадная туша твари, наподобие той, которую угомонил заговорённой сулицей Феофан. Ещё один упырь?!

Не долетав до земли пару-тройку метров, Ловкач, по своему обыкновению исчез с глаз, но тут же появился в воздухе рядом с одержимым, при этом тело его казалось расслабленным и безвольным. Мы все же надеялись, что в последний момент, казавшийся дотоле неуязвимым воин, вновь исчезнет, и появится уже на внизу в своей естественной, расслабленной позе. Но он так и рухнул на землю недвижимой куклой, из которой вдруг вынули батарейку. Упырь, кстати говоря, тоже рухнул рядом за мгновение до него. И также, как Ловкач, не подавал признаков жизни, объяснение было в торчащей из затылка рукояти меча, сам клинок был загнан в голову твари по самую гарду.

Я застыл на лестнице, растерявшись, а Тимофей ринулся вниз, к телу удалого воина, безвольно лежавшему у туши поверженного им упыря. Но его остановил подбегающий к месту событий Феофан, жестом давая понять, что наверху наша помощь будет гораздо более полезной. Ничего не оставалось, как продолжить путь наверх. Оттуда, между прочим, до сих пор раздавались, не обещающие ничего хорошего, звуки.

Наверху столкнулись со спешащими вниз Настасьей и Варварой. Первая держала на руках маленькую девчушку лет трех на вид, вторая, заметно побледневшая, баюкала перемотанную полосами ткани руку, болезненно морщась. Ребёнок кричал во весь голос, по раскрасневшимся щечкам тянулись две влажные от слез дорожки. Позади них раздавалось угрожающее урчание одержимого и ответные сквернословия Деда Василия.

Пропустив перед собой девчонок, я оставил помогать им Тимофея, тут же подхватившего под руку еле переставляющую ноги Варвару. Сам же шагнул вперёд выставив перед собой заряженный самострел. Но это оказалось излишним. Хмурый парнишка уже раскалывал голову матерого бегуна топором, словно разрубал кочан капусты. Рядом валялись ещё несколько убитых одержимых: два топтуна и жрач.

Как Дед Василий в одиночку справился с такой толпой сильных одержимых, я понять не мог. Хотя, при более внимательном осмотре заметил торчащие болты в головах жрача и одного из топтунов, причём у топтуна краешек древка болта торчал прямо из глаза. Последний топтун с виду не имел заметных повреждений. Потому можно было предположить, что причиной смерти было, обнаруженное позже, узкое отверстие на пробитом затылочном наросте. Но нанесшего смертельную рану оружия рядом не оказалось.

— Дед Василий, ты как? — спросил я, подходя поближе и оглядывая воина с головы до ног. Выглядел он, честно говоря, неважно. Весь в крови и грязи, щека добротно рассечена и кровит, один рукав доспеха отсутствует, да ещё и на боку зияет прореха, сквозь которую виднеется красное и мокрое.

— Дык, славно, славнее не быват! — ответил парнишка по обыкновению безэмоционально. После чего скинул с головы шлем, сорвал остатки доспеха. Под ними на теле осталась лишь рубаха, когда-то белая, но сейчас грязная, пропитанная кровью и зияющая прорехами. Сквозь некоторые из них проглядывали раны и царапины, некоторые казались вполне себе требующими медицинской помощи. Но тот ужас, что открывался на месте разорванного бока, сквозь который проглядывали окровавленные внутренности, вызвал бы у любого врача желание проверить наличие пульса у пациента.

— Нехорошо выглядит. — пожаловался Дед Василий, разглядывая развороченный бок, будто его заботил лишь вид ужасной раны, а не собственное самочувствие, после её получения. Он содрал рубаху, обвязав вокруг пояса, широкой полосой ткани перетянув бок, будто при таком ранении это могло как-то помочь.

— В больницу бы… — ошарашенный увиденным, я даже не подумал, что за глупость сморозил.

— Кака така бойница?! Чушь то не мели, подмогни затянуть покрепчее, да подай бурдюк вона валяеца. — я выполнил