Гуманитарный бум - Леонид Евгеньевич Бежин

рукава телогрейки, и маленькими глотками отхлебывал чай. Желание спать прошло, и он отправился бродить по островам, только-только покрывавшимся зеленью, и ему захотелось поймать в себе чувство, что это — именно северная белая ночь (настоящая!) и он сейчас далеко от дома, на каких-то островах, с какими-то людьми…

«Лев Валерьянович!» — издали позвали его, и он поспешно повернул назад. Когда он вернулся к костру, все уже сидели в лодке, а озеро словно распахнулось и зарозовело от солнца. «Скорее, мы вас ждем», — сказали ему, и Лев Валерьянович спрыгнул в лодку, ему дали весло, и он оттолкнулся от берега. Лодка мягко двинулась, и Лев Валерьянович снова устроился на корме. Рыбаки размотали леску и забросили удочки сначала, недалеко от берега, затем — подальше, затем — опять у самого берега. Солнце поднималось выше, и озеро все больше распахивалось и розовело, над водой скользил утренний пар, и порою нельзя было понять, плыли они или стояли на месте. «Как хорошо!» — подумал Лев Валерьянович, с удивлением осознавая, что он — это именно он, и все это с ним действительно происходит, и есть это озеро, это утро. «Как хорошо!» — сказал он, с удивлением слыша свой голос, и ему улыбнулись, что-то ответили, и Лев Валерьянович ощутил мгновенный и головокружительный восторг при мысли о том, как он любит сейчас этих людей, это озеро, эту жизнь…

— …вас уволить, — долетают до него слова Абакара Михайловича, и Лев Валерьянович вздрагивает от неожиданности, и его счастливое видение — луна, гондола, томик Петрарки — сейчас же рассеивается.

— Простите… — переспрашивает он с выражением подчеркнутого внимания к словам начальника.

— Я говорю, что вас давно следовало бы уволить! Уволить, вам ясно?! Мне надоело все делать за вас! Может быть, заявление вы напишете сами?! — Абакар Михайлович протягивает ему лист бумаги, и Лев Валерьянович, пошатываясь, выходит из кабинета.

IV

— Левушка, встань. Прошу тебя, на нас оглядываются. Встань, ты замерзнешь! Немедленно встань, иначе тебя заберут в милицию! Левушка, умоляю, ты слышишь?!

За метро, в заснеженном сквере, чуть поодаль от протоптанной в сугробах дорожки, по которой гуськом вытягиваются прохожие, лежит до бесчувствия пьяный Лев Валерьянович Зимин, а над ним склоняется Светочка и отчаянно пытается привести его в чувство.

Светочка недавно вернулась с работы, услышала телефонный звонок, подняла трубку и узнала, что ее муж здесь лежит. «За метро, в парке, возле детской площадки», — сказали соседи, пожилые муж и жена, гулявшие вечером в парке и видевшие, как Лев Валерьянович взбирался на ледяную горку и, распугивая детей, катился вниз. Затем, по словам соседей, он долго приставал к прохожим, требовал, чтобы ему выдали ружье в тире, рвался в кинотеатр на удлиненную программу и, наконец, затих, привалившись спиною к уличному фонарю. Услышав об этом, Светочка бросила сумки, не раздеваясь помчалась на розыски, и вот она склоняется над мужем, раскинувшим руки в блаженном сне, трет ему снегом лицо и отчаянно шепчет:

— Левушка, милый, очнись же! Мне одной тебя не поднять! Господи, что за мучения! Проснись ты, я говорю!

Лев Валерьянович открывает глаза и шарит рукою вокруг себя.

— Где я?

— Ты со мной, Левушка, ты со мной. Просто ты немного выпил и с непривычки опьянел. Сейчас мы пойдем домой, и все будет хорошо. Ты примешь ванну, согреешься, ляжешь в постель. Все будет хорошо, вот только попробуй встать! Держись за меня! Крепче! — Светочка подхватывает мужа под мышки и изо всех сил пытается поднять. — Так… еще немножечко… так…

Оказавшись в сидячем положении, Лев Валерьянович обнимает знакомый фонарь и выразительно грозит жене пальцем.

— Я требую, чтобы меня пустили. Не имеете права. Где у вас тут начальство?

— Какое начальство, Левушка? — спрашивает жена, готовая снова подхватить его, если он будет падать.

— Начальство, — упрямо настаивает Лев Валерьянович. — Я требую, чтобы меня пустили на последний сеанс…

— Левушка, дома. Сегодня показывают твою передачу, «В мире животных». Ты же любишь «В мире животных»? Вот и пойдем… тихонечко… тихонечко… а то опоздаем.

Светочке удается поставить мужа на ноги, и они вместо выбираются на дорогу. Светочка поправляет на муже кашне, натягивает на руки перчатки и вытряхивает из карманов снег.

— Я кинто, — говорит Лев Валерьянович, как бы на всякий случай предупреждая жену о том, что могло бы послужить объяснением его необычных поступков. — Я гуляю и пью вино. Точка. Больше я ничего не знаю.

— Конечно, Левушка, конечно. Плюнь ты на эти неприятности. У кого их нет! Если из-за всякой ерунды расстраиваться… — Светочка принимает объяснения мужа лишь в той степени, в какой это нужно для его спокойствия.

— Я кинто, — настойчиво повторяет Лев Валерьянович.

— Да, да, понимаю, — Светочка кивает головой, как бы обещая соглашаться со всем, что говорит муж.

— Я кинто. И не надо трогать мой темперамент, — угрожающе шепчет Лев Валерьянович.

После разговора с начальством он долго пребывал в странном оцепенении, молчал и вздрагивал, если к нему обращались, забывал здороваться с сослуживцами и отсутствующе улыбался, встречая в коридорах знакомых. Вся лаборатория единодушно считала, что он болен, в шоке, в состоянии транса и, избегая его травмировать, наводила справки у вездесущей Ду-Ду: «Как он сегодня? Получше?» Прежде чем ответить, Дуняша Дубова осуждающе смотрела на дверь Абакара Михайловича, затем с сомнением разглядывала столпившихся вокруг сослуживцев и с горечью произносила одну и ту же фразу: «А вам-то что?!» — «Мы тоже… мы сочувствуем… мы хотим помочь…» — уверяли ее все, добавляя при этом, что Лев Валерьянович никакой угрозы для общества не представляет, просто он мягкий человек, рассеянный, неорганизованный, со слабым характером, и, если потребуется, они готовы взять его на поруки. Это-то и вывело Льва Валерьяновича из оцепенения. Услышав разговор сослуживцев, он с угрожающей решительностью поднялся со стула, затряс в воздухе пальцем, промычал: «Не нуждаюсь. Спасибо. Хватит» — и с этих пор стал вести себя крайне дерзко, вызывающе и заносчиво.

Прежде всего он ворвался в кабинет Абакара Михайловича. «Я вам не девочка-лаборантка, чтобы выполнять подсобную работенку! — закричал он срывающимся голосом, и от собственной смелости у него зазвенело в ушах. — В университете я выступал на Ломоносовских чтениях, я получил диплом с отличием, меня посылали в Венгрию на слет молодых ученых. Я творческая личность! Творческая, и хочу заниматься настоящими проблемами!» Абакар Михайлович слегка побледнел и на всякий случай отодвинул подальше от подчиненного тяжелое пресс-папье. «Хорошо, мы учтем ваше пожелание, — ласково сказал он и, нажав кнопку звонка, вызвал секретаршу: — Верочка, проводите, пожалуйста…» После этого случая Лев Валерьянович обрушился на сослуживцев, обвиняя их в том, что они целыми днями решают кроссворды, устраивают в курилке шахматные