Одинокие боги Вселенной - Александр Заревин

Десятого марта 1983 года Людмила родила мне дочь Ирину. Поначалу я не испытывал никаких отцовских чувств, даже немного ревновал жену к этому появившемуся так внезапно комочку жизни, отбиравшему у меня процентов восемьдесят былого внимания и любви моей Людмилы. Но время шло и все расставляло по своим местам. Желудочек у Иринки не справлялся даже с маминым молоком, девочка плохо спала, а то и во весь голос жаловалась на дискомфорт. Людмила недосыпала, мне было безумно жалко жену, и я старался, как мог, облегчить ей жизнь. Обычно Люда с утра, выпроводив меня на работу, спешила переделать все домашние дела, заключавшиеся в стирке, уборке и готовке пищи, ну и, естественно, в занятиях с Иринкой. К моему приходу она обычно успевала справиться со всем, и тогда я забирал у нее дочку. Моя задача состояла в том, чтобы как можно дольше дать Людмиле отдохнуть, поспать. Я научился перепеленывать девочку не хуже мамы, кормить ее из бутылочки, качать и баюкать, словом, делать все от меня зависящее, чтобы Иринка не нарушала в квартире тишину. Порой даже я выкатывал во двор коляску и гулял с малышкой, пока не надоедало. К одиннадцати вечера Люда успевала выспаться и даже уделить мне оставшийся до полуночи час.

Майскими вечерами, гуляя с Иринкой и не зная, чем при этом занять голову, я снова обратился мыслями к дурмашине. Если мои догадки о локальном замедлении времени были верны, следовало, допустить, что, кроме известных уже четырех взаимодействий веществ во Вселенной: сильного, слабого, электрического и гравитационного, — должно существовать еще как минимум одно, даже пока не знаю, как его назвать. Или два.

В самом деле, если сильное взаимодействие сцепляет нейтроны, протоны и электроны в единый атом, но действует только на расстояниях, сравнимых с размерами самих частиц, почему бы не допустить, что гравитация — не более чем отголоски сильного взаимодействия. И именно поэтому чем больше масса тела, тем она (гравитация) сильнее.

«Оригинально, — подумал я. — Но в таком случае время обязано быть отголоском слабого взаимодействия, способствующего распаду тяжелых элементов и присутствующего при ядерных реакциях с выделением нейтрино». Затем мысли покатились совсем без удержу. «В принципе на уровне микромира уже давно замечено нарушение закона причинности, а некоторые ученые поспешили ввести понятие тахионов — микрочастиц, существующих при скоростях только больше фотонов…» Далее пошли размышления уже настолько сугубо специальные, что приводить их здесь по меньшей мере бессмысленно, тем более что в конечном итоге они частично были, как оказалось, неверными.

Все размышления — не более чем гипотезы, а они, как известно, без практического подтверждения так и остаются гипотезами. Не строить же мне собственный ускоритель элементарных частиц…

Между тем Людмила как-то все же забралась в сервант, где я хранил свои записи и распечатки вычислений компьютера, а заодно и сберкнижки. При всех моих тратах их еще оставалось 39 штук — все в различных городах. Уж даже не знаю, как она сумела дождаться меня с работы, но ждал меня допрос с пристрастием. Узнав, что мы с ней действительно богаты, на следующий день она выложила передо мной список вещей, которые бы ей хотелось иметь. Я едва убедил ее в том, что не следует привлекать к нам внимание ОБХСС, тем не менее она, в свою очередь, настояла, чтобы я с одной из книжек снял 20 тысяч и она раз в жизни подержала бы в руках именно деньги, а не то, что мы называем получкой.

Чего не сделаешь для любимой жены? Пришлось уговаривать Мишку съездить в Нальчик, все равно у него начались каникулы. Впрочем, в Нальчик мы поехали вчетвером: я с Людой и Иринкой, Мишка — за рулем. Видимо, в эту поездку Людмиле и загорелось водить машину. После поездки она все вздыхала, что у нас нет своей машины. Это было что-то новое. Я, например, никогда не чувствовал в себе потребности крутить баранку, предпочитая за рулем видеть Мишку. А шоферил он классно и любил в свободное время поковыряться в машине, чего я старался избегать, хотя поверхностно и знал, как в случае чего определить, куда пропала искра.

Все доводы «против» я выложил Людмиле единым духом, однако огненная стихия уже горела неугасимым огнем. Наконец я сдался. Мое поражение, а скорее свою победу, жена загладила самой безумной сладкой ночью, после которой мне уже самому хотелось иметь машину. Я, правда, выторговал себе право никогда не вмешиваться в ее шоферские проблемы, оставив за ней и ЕО, и ТО-1, и ТО-2, а также прочие проблемы с ремонтом и обслуживанием автомобиля. Людмила тут же записалась на курсы, затем договорилась с тестем, чтобы он встал в колхозе в очередь на автомашину; выхлопотала было место под строительство гаража, но я эти ее поползновения пресек, купив готовый гараж в том же кооперативе, где мы с Мишкой хранили теперь уже бесповоротно Мишкину «шестерку». К концу лета тесть купил на наши деньги «Ниву» и оформил дарственную на Людмилу.

Надо сказать, что машину жена полюбила, наверное, крепче, чем меня, — так она ее холила и лелеяла. Иринка — этот несмышленыш — машину тоже признавала главнее родителей. Она умолкала и спокойно засыпала, только оказавшись на заднем сиденье. С чисто женской любовью к побрякушкам Люда натащила в салон машины всякую всячину, украшая алую «Ниву» как могла.

А теперь, с позволения читающих мою рукопись, я вынужден пропустить несколько лет, точнее, три с половиной года, и продолжить повествование с конца ноября 1987 года, ибо ничто под луной не вечно, все когда-нибудь кончается, да и наверняка вряд ли кому-нибудь интересно обыкновенное, спокойное человеческое счастье. К тому же, как все уже поняли, счастливый человек от добра добра не ищет, он по уши в своем счастье, и ничего ему больше не надо. Вот так и со мной. Я слишком любил свою жену и свою дочь и ничего более на свете не хотел, но ведь говорят. «Пришла беда — отворяй ворота»…

Ноябрь, особенно ставропольский, славен своей переменчивостью: утренний снег к вечеру может смениться дождем или наоборот. Так и было в тот день, 29 ноября 1987 года. Люда сама отвозила, а вечером забирала Иринку из садика. Он располагался в Юго-Западном районе, то есть довольно далеко от дома. К вечеру резко похолодало. Прощаясь на работе с Людмилой, я скорее для профилактики, нежели серьезно, напутствовал ее, чтобы сегодня ехала поосторожней. И мы расстались: она поехала за Иринкой, я пошел домой, чтобы к их приезду разогреть еду.

Через час я начал беспокоиться. Еще через час поднялся к Мишке, поделился с ним беспокойством. Я уже не находил места, а Мишка, сев за телефон (как он догадался?) и позвонив в ГАИ, вдруг подошел ко мне с изменившимся лицом и сказал: