Непал для братвы - Сергей Николаевич Окунев

и вообще они не могут отвечать за свои поступки. Из-за опасности для окружающих был зафрахтован двадцатиместный самолет для пе-ре-правы недужных героев в Россию, где уже была нанята и ждала бригада медиков, обязанных буквально с трапа самолета погрузить их в санитарные машины и везти на срочные обследования – под скорбными и понимающими взглядами наших таможенников. Ведь эти ребята – надежда всего параолимпийского движения в России, и вот ведь какая незадача!

В аэропорт братков привезли на специальном автобусе, одним запахом, разгонявшим привычных, кажется, ко всему непальцев. Кроме чисто русского духа специально потевших братков, на каждого было вылито по нескольку флаконов самого разнообразного одеколона, самой противной технической жидкости, найденной на базарах Катманду, а еще они были слегка обкурены дымком от сгоревшей резины, что придавало особый шарм. Шофер, Борис Громов и все-таки согласившийся ехать с ними Ху были в респираторах со сменными фильтрами. Братки держались молодцом, хотя и сами находились на грани падения в обморок. Из вещей у них были только разрешенные – по смене белья, видеокамеры, предметы личной гигиены, ну и по пластиковой бутылке с питьем. Все остальное отправлялось специальным рейсом, дабы привязок к браткам на таможне никаких не возникло.

Таможенный контроль первыми прошли Громов и Ху с супругой; они горестно показывали на братков, демонстрировали местные газеты с заголовками типа: «Несчастье обрушилось на русских спортсменов!», «Нужна срочная помощь!», «Альтернативы нет!» Ху всем говорил, что все так плохо, что хуже некуда.

Потом появились первые действующие лица: Мизинчик и Тулип; они специально долго суетились около таможенников, размахивая руками, постанывая и подвывая. Один таможенник прикрылся платком и куда-то слинял, двое других пытались просматривать документы, с трудом моргая слезящимися глазами. Наступила очередь Глюка; он подходил по очереди к таможенникам с волосатой грудью, на которой болтался золотой шестиугольник, закатывал глаза и очень натурально икал, обдавая служителей закона крепким запахом чеснока. Следующим был Комбижирик, он вообще был в одной расстегнутой до пупа рубахе и непрерывно почесывался, обмахиваясь сложенной газетой с собственным портретом. Таможенник принял на вытянутую руку его паспорт (второй он зажимал нос), быстро поставил штамп и отчаянно замахал, показывая, что все, хватит, уходи!

И тут наступил апогей!

Ортопед, одетый в шкуру снежного человека, поверх которой он нацепил спортивный костюм, подошел к стойке. Рыжие волосы слегка выбивались из рукавов и воротника, где удачно сочетались с его собственной щетиной и непричесанными лохмами на голове. Таможенник даже на него не взглянул, мгновенно проштамповал паспорт и замахал рукой, требуя поскорее удалиться. Замыкавшие эту необыкновенную группу Стоматолог и Телепуз никаких новых эмоций у едва державшихся на ногах таможенников не вызвали.

Как только братки забрались в самолет, они тут же сбросили с себя исключительно дурно пахнущие одежки, обтерлись губками со спиртом, который на самом деле был в пластиковых бутылках; потом все это побросали черные пластиковые мешки, и Громов успел их выбросить, пока самолет не взлетел, объяснив рабочему, отвозившему трап, что это мусор, который необходимо сжечь. Братки переоделись в чистую одежду и, наконец, стало возможно дышать; Громов, Ху и его супруга с облегчением сняли респираторы.

Полет прошел относительно спокойно, так как стюард на этом самолете не предусматривался, а летчики, после первого амбре, плотно закрыли дверь в кабину и общались с Громовым только по переговорному устройству. В шкафчике оказался неплохой (по сортам, но не по качеству) набор напитков и борт пайков, что позволило несколько скрасить однообразие утомительного полета.

Приземление на Родине прошло на удивление тихо.

Братков посадили на самой дальней полосе, без репортеров и других лишних глаз, проверили чисто формально и специальным автобусом отвезли в сауну, где после нескольких часов отмывания, пропаривания, питья чая со всякими травками, а также бритья, маникюр и педикюра отвезли в гостиницу. Там, едва добравшие до кроватей, все заснули сном людей, хорошо выполнивших свою работу. А наутро команда была бодрой, свежей и готовой совершать новые подвиги, которые так щедро ставила перед ними суровая действительность…

* * *

…Андерруег и«хАрбгроа»т ксоов с от ажритдоамл вм пооррсткуо йБ укрругаисзе в. Елсалйи-в советское время о поездке в Болгарию говорилось, как о близком знакомстве почти что с заграницей, то сейчас она потеряла весь европейский шарм. Братки в отпущенный перед отходом «Арго» день неторопливо разместились в каютах и решили напоследок побродить по бывшей братской славянской республике, ныне превратившейся в прихвостня НАТО, будучи задворками Европы. После Парижа, Берлина и, особенно, Лондона Болгария выглядела непроснувшимся сельским пригородом а уж по сравнению с Питером – и подавно. Больше все этот самый Бургас им напомнил Кингисепп или Выбор, правда, без крепостных укреплений и городской башни Они бесцельно пошатались по улицам, вполуха слушая пояснения гида, нашего еврея из Одессы, осевшего здесь лет пятнадцать назад и, увы, так и не нашедшего счастья и богатства. Его отчаянные попытки привлечь внимания братков какими-то домишками из позапрошлого века успеха не возымели.

– Слушай, – решил, наконец, несколько упорядочить базар Садист, – с такими шутками ты ведь далеко в Одесе не пошел, вот, наверное, потому у тебя и здесь непруха (гид горестно кивнул), так что давай-ка молчи, а если нас что заинтересует, то сами тебя спросим; часы твои оплачены, так что отдыхай братец.

Гид, которому, видимо, действительно осточертело делать значительное лицо и с придыханием рассказывать о местных чудесах и диковинах, успокоился и сам с интересом стал посматривать по сторонам, отвечая на конкретные вопросы братков, в основном, что сколько стоит и кто и когда это купил.

Было почти неинтересно, так как преобладающий язык на улице был… русский. Все время приставали продавцы сувениров, пытаясь продать грубые поделки «а ля Болгария» вроде ковриков, варежек, поясков и прочих кустарных подделок. Братки беззлобно отсылали их куда подальше. Попробовали заглянуть в музей национального искусства; там их ждала неожиданная удача. Немалая часть экспозиции была отведена иконам. А надо заметить, что братки вообще изрядно чтили иконы – наверное, с легкой руки Нефтяника и Мизинчика, искренне поверивших, что возвращение к истокам православия способно возродить русское государство. Братки умиленно взирали на лики святых, особенно же им глянулся суровый и благородный Иоанн Предтеча, явленный в виде ангела. В левой длани у святого был необычный, невероятно высокий тонкий крест, устремленный в небеса, и развернутый свиток с неведомыми письменами:

METANOEITE HГГIKEN ГАР Н BACIΛEIA TΩN OYPANΩN

Братков, понятное дело, весьма заинтриговал текст, запечатленный на свитке; подозвали гида, который маячил неподалеку; тот на мгновение исчез, а потом, видимо, оперативно подсуетившись, вернулся и