Мертвая петля для штрафбата - Антон Кротков

На самом деле здесь — посреди огромного безлюдного аэродромного поля Нефёдову вдруг стало не по себе. По всему зелёному ристалищу чернели чёрные воронки и были разбросаны обломки погибших здесь «МиГов». Сейчас он отпустит тормоза и обратного пути не будет — либо прорваться в небо, либо через какие-нибудь три-четыре минуты всё закончиться навсегда. «А если не успею?» — мелькнула мысль, от которой холодок пробежал по спине. Крылатые киллеры уже заскользили с восьмикилометровой горы, а он отчего-то всё медлил, тело сковала свинцовая тяжесть. Бывалый фронтовик хорошо знал это состояние солдата, ожидающего приказ на прыжок из окопа. Похоже, отложив операцию на сутки, он подверг свою нервную систему слишком высокой перегрузке ожиданием и «перегорел». Необходимо немедленно выдернуть себя из сонливого оцепенения, иначе его убьют прямо на старте!

«Дай машине полную свободу, и она не подведёт!» — вдруг вспомнил свою старую присказку Борис и рванулся в разбег. Самолёт с рёвом помчался по взлётной полосе. Сразу пришло ощущение азарта, силы, за его спиной стремительно набирал обороты мощный двигатель, Нефёдов физически ощущал стремительные крылья и стволы-жала скорострельных пушек, как часть своего тела. Это его должны бояться!

В это время пара «Сейбров» уже достигла границы аэродрома. На их полированных бортах сверкали солнечные блики. По траве за низко летящими стальными гончими мчались их похожие на легавых псов поджарые тени. Разве под силу кому-то уйти от такой погони?!

Передняя машина немного легла на левое крыло, нацеливаясь на бегущий по земле «МиГ», второй «Сейбр» чётко повторил манёвр ведущего. Борис вдруг разглядел за остеклением кабин розовые пятна человеческих лиц. На таких бешеных скоростях сближения поймать взглядом того, кто пришёл тебя прикончить — редкая возможность. И чем старше Нефёдов становился, тем меньше ему этого хотелось. Он бы предпочёл расстреливать железо, чем конкретного человека. Впрочем, это только работа, ничего личного… Хорошо ещё, что лётный устав не требует, как в эпоху линейного пехотного боя, стрелять по неприятелю лишь после того, как стали различимы зрачки его глаз, или непременно резать противника из пушек в упор, словно коротким мечом римского легионера, вспарывая врагу живот. Что и говорить, в былые исторические эпохи ощущение воинского ремесла было совсем иным. Убивая в бою человека, ты чувствовал его слабеющее дыхание, принимал на себя его тёплую кровь. А это далеко не то же самое, что нажать кнопку оружейной гашетки… И всё-таки любое убийство выжигает человеческую душу, особенно, когда тебе не очень понятно во имя чего ты забираешь чью-то жизнь. Но сейчас Нефёдов абсолютно точно знал, за что он обнажает меч, — за свою семью, за товарищей по эскадрилье, за тех мальчиков-лейтенантов, которых обязательно собьют, если сегодня Нефёдов со своими «штрафниками» не покажет обнаглевшим стервятникам, что появляться в этом районе отныне смертельно опасно…

Как только колёса «МиГа» оторвались от бетонки и пришло ощущение полёта, ожили огневые точки обоих «Сейбров». Нефёдов ждал этого момента и успел уйти в резкий правый вираж с одновременным крутым набором высоты. При этом Борис закатил такую перегрузку, что на его самолёте во многих местах полопалась обшивка и деформировались плоскости, у самого лётчика из носа и ушей пошла кровь. Но главное, что приём сработал: продолжая стрелять, «Сейбры» проскочили всего в пяти метрах от нефёдовского «МиГа». Однако торжествовать было рано. Противник обязательно попытается исправить свою оплошность.

Борис двумя руками тянул ручку на себя, продолжая набирать высоту. «Сейбры» некоторое время преследовали его. Но вскоре в небе появились остальные лётчики эскадрильи, сумевшие благополучно произвести взлёт благодаря мастерскому финту командира.

Американцы бросились в сторону залива. Там их ждали спасательные суда, а главное, они были уверены — за береговую черту «МиГи» не посмеют сунуться. Но Борис на пару с Кузаковым без колебаний нарушили запрет, проскочив запретную черту. С земли тут же пошли потоком требования немедленно возвращаться. Но лётчики «МиГов» сделали вид, что не слышат руководителя полётов.

Американцы улепётывали над самыми волнами, поднимая своими реактивными струями водяные буруны. Ещё немного, и они улизнут. Что и говорить, ситуация хуже не придумаешь.

Нефёдов открыл огонь. Попасть он особо не надеялся, ведь до ближайшего самолёта более тысячи метров. Выпущенные снаряды действительно ушли в пустоту. Зато сработала хитрость знаменитого аса Первой мировой войны Освальда Бельке, который первым сформулировал одно из канонических правил воздушного боя: «Если противник слишком далеко и вы не можете до него дотянуться, начинайте стрелять с любой дистанции, даже не рассчитывая на попадание. Если у вашего визави не слишком крепкие нервы, он обязательно начнёт «дёргаться», совершать маневры уклонения с неизбежной потерей скорости, и вы сможете выйти на позицию атаки». Так всё и вышло.

Заметив летящие в них снаряды, пилоты «Сейбров» крутанули вправо. «МиГи» их подрезали. Американцам пришлось спешно разворачиваться влево — в сторону берега. Кузаков сумел вписать в свой прицел вражеского ведущего и открыл огонь. Борис увидел, как снаряды напарника взрываются на фюзеляже и хвостовом оперении командирского «Сейбра». Один из снарядов снёс ему треть левого крыла, превратив совершенную машину в беспомощно кувыркающийся «обрубок». При падении в море сбитый самолёт поднял высокий столб пены. Его пилот не катапультировался. Скорее всего, он был убит ещё в воздухе.

Страшная смерть ведущего, произошедшая у него на глазах, шокировала лётчика второго «Сейбра»: он немедленно вышел из боя и на полной скорости помчался… в сторону советского аэродрома. В поведении этого парня чувствовалась неопытность новичка.

Борис приказал всем лётчикам группы немедленно бросать все дела и идти вслед за данной машиной, до поры держась, от неё на почтительном расстоянии, чтобы раньше времени не спугнуть растерявшегося противника.

Возле вражеского аэродрома пилот «Сейбра» опомнился и попытался сбежать. Но тут появились его преследователи. Раз за разом «МиГи» отрезали американцу путь к бегству, и одновременно прижимали его к земле. Янки начал остервенело сражаться. Борису стало ясно, что перед ним не напуганный потерявший мужество маменькин сынок, а отважный противник. Да в какой-то момент он утратил самообладание и сам загнал себя в ловушку, и, тем не менее, этот храбрец не принадлежал к числу тех своих соплеменников, для которых война, что игра на бирже, — не более чем бизнес. «Нет, он не поднимет руки, чтобы, как и положено представителю цивилизованного мира, сдаться в плен в безнадёжной ситуации, — разочарованно и одновременно восхищённо размышлял «Анархист». — Он начинал уважать этого парня, сражающегося в окружении врагов с азиатской свирепостью. Однако необходимо было как можно скорее его обезоружить и всё-таки заставить выбросить белый флаг. В любой момент на выручку своего могли устремиться новые «Сейбры». Пока внешнюю оборону держали «МиГи» местного авиаполка, но они могли не справиться с новой волной американских «джетов».

Когда-то давно благодарные жители Мадрида назвали отважного русского лётчика «Красным Тореро», за способность артистично играть со смертью. Что ж, кажется, пришло время тряхнуть стариной. Борис сознательно совершил то, что для большинства «нормальных» лётчиков является самым жутким кошмаром, которого они всеми силами стремятся избежать, — провоцируя атаку «Сейбра», Нефёдов вошёл в так называемую «красную зону опасности». Подпустить хорошо вооружённого противника к себе на двести метров равносильно вхождению по колено в реку, зная о притаившемся у берега крокодиле. Чтобы среагировать на вражескую атаку, прекрасно натренированному лётчику или боксёру требуется четверть секунды. Задержишься в прицеле на долю секунды дольше и тебе конец, не выдержишь страшного напряжения — рванёшь из-под нацеленных на тебя стволов, и противник не нажмёт на гашетку. А это значит, всё придется повторять сначала.

Но если тебе уже тридцать семь, ты должен признаться себе, что уже не столь быстр, как в двадцать. Но зато есть опыт, да и нервы по-прежнему крепки, как стальные струны. Чтобы увеличить свои шансы на выживание, Борис подходил к «Сейбру» немного сбоку, мгновенно уходя из-под огня лёгким скольжением. Товарищи в ужасе кричали ему: «Что ты делаешь!», а Борис раз за разом подставлялся под удар и в последний момент ловко выскальзывал из зоны поражения, приближая момент, когда у лётчика американской машины кончатся боеприпасы и горючее и ему придется капитулировать.

Но опять великий сценарист, имя которому Судьба, поставил Нефёдова в такое положение, что ему пришлось снова взглянуть в глаза своему противнику. В какой-то момент тореро слишком увлёкся «корридой» и подпустил к себе «Сейбр» настолько, что встретился глазами с его пилотом. Такого выражения отчаяния на лице, как у этого американского лётчика, Борису никогда не приходилось прежде видеть. Они смотрели друг на друга всего несколько мгновений, но, видимо, чем-то этот парень зацепил душу Нефёдова, потому что он чуть позже среагировал на очередной удар. «МиГ» сильно тряхнуло и потянуло резко вправо, начали падать обороты двигателя, замигала лампочка аварийной сигнализации. Борис понял, что подбит. Американец тут же оказался рядом, — немного выше. Он явно спешил добить издевавшегося над ним русского. Впрочем, Нефёдов как-нибудь сумел бы самостоятельно выкарабкаться, но в дело так некстати вмешался находившийся поблизости «Одесса». Видя, как убивают командира, Лёня быстро сблизился с «Сейбром» и врезал по нему из всех стволов. Борис в этот момент пытался выровнять заваливающуюся на правое крыло машину и не мог видеть атаку Кости, иначе он успел бы крикнуть подчинённому, чтобы он не делал этого. Всё было кончено за какие-то полминуты. Первая же очередь одессита прошила кабину «Сейбра». На глазах у пилотов «МиГов» и наблюдавших с земли за боем сотен людей совершенно целёхонький новейший американский истребитель зачертил в небе замысловатые пируэты. После гибели своего пилота «Сейбр» минут десять метался над аэродромом, прежде чем рухнул в лес.