Мертвая петля для штрафбата - Антон Кротков

А между тем, Борис сразу понял, что перед ним очень талантливый учёный. За три месяца, что лейтенант находился в зоне боевых действий, он изучил местные воздушные течения, суточные, недельные и месячные изменения розы ветров особенно в горных районах, где летать было особенно опасно из-за свирепствующих там диких ветров, чьи внезапные порывы, скорость которых могла превышать 100 км/ч, погубили не один десяток лётчиков. Значительная часть потерянных враждующими сторонами самолётов относилась как раз к небоевым потерям.

Муссонные дожди, однообразная холмистая местность с почти полным отсутствием надёжных ориентиров, чёрные песчаные бури, от которых не было спасу, — чрезвычайно осложняли работу всех подразделений. Например, когда поднимается ветер, всё вокруг заволакивало черная пыль. Мгла стояла такая, что не было видно, что делается в двух шагах от тебя. Только свет мощных прожекторов и фар пробивал её. Если ты сразу не надевал марлевую повязку и защитные очки, то пыль в считанные минуты забивала твои глаза, ноздри рот. В кожу и волосы въедалось столько пыли, что даже после душа на подушке оставался серый налёт.

Но эти же дикие ветра могли сослужить крылатым охотникам добрую службу, если бы только удалось как-то «приручить» их. Борис давно вынашивал идею дальних рейдов в глубокий вражеский тыл. Там, где их не ждут, перехватчикам с гораздо большей долей вероятности могла улыбнуться удача, чем в прифронтовой полосе, где большинство лётчиков ожидают нападения. Но всё упиралось в ограниченный запас керосина, который мог взять истребитель. Своих дополнительных топливных баков в Китае у наших лётчиков не было. Те же, которые по их заказу изготовляли в своих мастерских местные ремесленники, были жуткого качества. Клепали их из жести, используемой для производства консервных банок. Текли они страшно. Взлетаешь с таким баком, а за тобой керосиновый след тянется.

С большим трудом Борис добыл два великолепных алюминиевых бака, которые сбросили американские истребители. Через «Одессу», который фантастически быстро обрастал нужными связями на каждом новом месте, Нефёдов выяснил, где находится мастерская самого добросовестного мастера нужного ему профиля. Этому человеку был сделан заказ — подогнать баки под параметры «МиГа». Борис из собственного кармана оплатил эту работу.

Одновременно с помощью талантливого синоптика «Анархист» составил маршрут полёта, так, чтобы местные воздушные течения подхватили машины и отнесли их к месту охоты, а после её окончания помогли вернуться обратно, если повезёт вместе с пленённым «Сейбром». Для большей экономии топлива весь путь они должны были проделать на максимальной высоте, где воздух более разряжен.

В первый такой рейд Борис решил отправиться вместе с Батуром Тюгюмджиевым. Но назначенный день начался с череды плохих предзнаменований. Явно предчувствуя чью-то гибель обычно беззаботный весельчак Бифштекс тоскливо выл всю ночь. А утром по дороге в столовую пёс всё время пытался схватить Батура за штанину, словно желая оттащить его с гибельного пути. Потом к Нефёдову подошёл Кузаков и сообщил, что накануне вечером калмык раздал товарищам все свои вещи. Так мог поступить лишь человек, считающий себя смертником.

Да и погода как будто не благоприятствовала охоте. Горизонт заволокло свинцовыми тучами, которые озарялись частыми всполохами то ли артиллерийской канонады, то ли собирающейся грозы. Но и отменить полёт было нельзя, ибо по расчётам синоптика именно сегодня направление ветров максимально соответствовало задуманному Нефёдовым делу. В другой раз такой случай мог представиться не скоро. Всё, что «Анархист» мог сделать в сложившейся ситуации, это заменить Батура кем-то другим.

— От судьбы не спрячешься, Батя, — совершенно спокойным голосом ответил Тюгюмджиев, когда Нефёдов предложил ему переждать неблагоприятный день на земле. — Тот, кому суждено утонуть, и в луже захлебнётся. Единственная возможность что-то изменить — идти навстречу своим страхам.

И всё же Борис попытался всё переиграть, велев Кузакову готовиться к вылету вместо Батура. А дальше началась настоящая чертовщина. Сперва Кузаков не смог запустить двигатель своего «МиГа». Затем та же история повторилась ещё с двумя машинами, которые техники эскадрильи считали совершенно исправными.

Другого возможного претендента на место своего ведомого — Константина Рублёва, Нефёдов ещё утром отправил в медсанчасть лечить внезапно разболевшийся зуб.

Докуривая папиросу «Одесса» в сторонке ждал своей очереди испытать судьбу. Но по его лицу Борис видел, что на него слишком сильно повлиял и ночной собачий вой, и прощальная раздача Батуром своих вещей. В таком взвинченном состоянии «Краса и гордость Одессы-мамы» годился лишь на то, чтобы рвануть тельняшку на груди и с матерком сигануть с гранатами под танк. Нефёдову же требовался хладнокровный расчётливый напарник. Вот и выходило, что как не крути, а кроме калмыка брать было некого.

Видя сомнения командира, Батур снова подошёл к нему.

— Бери меня, Батя, и ни о чём не думай. У нас говорят: бесстрашный и ловкий воин, если повезёт, даже вороного коня смерти объездит.

Борис невольно залюбовался старым фронтовым товарищем: малорослый, но очень быстрый и точный в движениях, увёртлив, словно мангуст и чрезвычайно вынослив. Такому удальцу и впрямь под силу было увернуться от любой опасности и выдержать сколь угодно долгую схватку. Много раз Борису приходилось наблюдать, как ловко Батур выпутывается из казалось бы совершенно безнадёжных положений. Он привык считать этого сына степей почти неуязвимым. «Ладно, — сказал себе Нефёдов, — просто будем сегодня осторожнее, чем обычно».

Помогая Борису застёгивать замки парашюта, его механик Витя «Барахольщиков» по заведённому меж ними обычаю травил очередной анекдот. Этот ритуал у них сложился с первых дней знакомства. Фокус заключался в том, чтобы очередная комичная история была незнакома лётчику. Это считалось добрым знаком. Витя знал невообразимое количество анекдотов, поэтому до сих пор ему всегда удавалось рассмешить Бориса чем-то новеньким. И надо же такому случиться, что именно сегодня анекдот оказался «с бородой».

Борис полез в кабину в прескверном настроении. Внутренний голос подсказывал ему, что надо всё-таки отложить полёт. И он бы обязательно так и поступил, если бы не очередной разговор с Василием Сталиным, который состоялся чуть более десяти часов назад. После обычных упрёков в медлительности и требований, как можно скорее выполнить задачу, Василий вдруг поинтересовался:

— А что, этот твой Рублёв за вредительство в лагере срок тянул или за саботаж?

Борис истолковал намёк «принца» так, что тот окончательно потерял терпение и намерен в ближайшие дни или часы срубить первую голову, чтобы оставшиеся лётчики поторопились выполнить его волю. Поняв это, Нефёдов испытал ярость и отчаяние — словно пехотных штрафников, его людей гнали в гибельную атаку под пулемётами заградотряда. Как человек, реально смотрящий на вещи, Борис не мог не понимать, что нет никакой гарантии, что нужный самолёт удастся добыть завтра или через три дня. Когда именно это случится, зависело от очень многих факторов и в первую очередь от стечения благоприятных обстоятельств. Если же им не повезёт, за всех ответит сперва «Рубль», потом кто-то ещё, и так до тех пор, пока взбешённый Василий не предложит Нефёдову пустить себе пулю в висок… Но эти же испытываемые им отчаяние и ярость увлекали Бориса на самые решительные поступки.

Истребитель Нефёдова нетерпеливо вибрировал в ожидании броска в небо. Борис поглядел на замерший рядом самолёт Батура. Из его сопла вырывалась реактивная струя, и только мощные тормоза удерживали заправленную под завязку керосином многотонную машину на старте. Зато всё, что можно было снять с истребителей для их максимального облегчения, механики открутили. Даже боекомплект охотники взяли с собой минимальный, чтобы только хватило взять обнаруженный «Сейбр» в клещи и под конвоем привести его на базу. Позднее выяснится, что по ошибке механики сняли с киля самолёта Тюгюмджиева и приёмник, предупреждающий об электромагнитном облучение вражеским радиолокатором.

Борису показалось, что он когда-то прежде уже видел именно этот момент — сосредоточенное лицо Батура под стеклянным колпаком стоящей рядом крылатой машины, стаю ворон лениво пересекающих их курс, тревожные всполохи на горизонте. «Вот бы вспомнить, чем тогда дело закончилось», — подумал он, и запросил у вышки:

— Разрешите взлёт сотке и полсотни-пятому, — голос Нефёдова был нарочито спокоен, важно было дать ведомому почувствовать свою абсолютную уверенность.

— Взлёт разрешаю, — деловито отозвался руководитель полётов, — сводку погоды по маршруту будем давать каждые полчаса. Желаю удачи!