Приключения великого герцога мекленбургского Иоганна III - Иван Оченков

- Или и то и другое, - задумчиво проговорил я, - эх, хотя бы пару пушек, я бы отсюда добрую половину предполья в обе стороны фланкировал.... А это что такое?!!

Пока мы отражали атаку воровских казаков, Вельяминов не нашел ничего лучше как выйти со своими рейтарами из северо-западных Благовещенских ворот и ударить атакующих нас в тыл. Намеренье его осуществилось самым блестящим образом, увлекшиеся штурмом казаки осознали что их атакуют, лишь тогда когда затрещали выстрелы и им в спину врубились одетые в железные латы всадники. Разгром был полный. Часть атакующих была тут же перебита, остальные метались между рейтарами или прыгали в пересохший ров в тщетной попытке найти спасение. Впрочем, последние тут же попадали под град камней, которые кидали им на голову защитники города. Однако за все нужно платить и, похоже, что Аникита и его люди заплатят по самой высшей оценке. Запорожцы поздно заметили отчаянный маневр Вельяминова, чтобы его предотвратить, но вполне успевали расплатиться за гибель своих товарищей. Рейтары Аникиты продолжали еще рубить застигнутых ими врасплох казаков, когда большой отряд вражеской конницы преградил им дорогу назад к Благовещенским воротам. Казимир внимательно разглядывавший неприятеля выругался вполголоса и буркнул:

- Панцирные казаки.

- Какие казаки?

- Посмотрите, мой герцог, они все в доспехах! Не гусария, конечно, но очень серьезный противник. Будь у Вельяминова втрое больше людей и то, вряд ли бы он с ними сладил!

- Надо дать знак Аниките чтобы прижимался к стенам, - глухим голосом сказал я, - поднимутся по казачьим лестницам, а мы их прикроем огнем. Лошадей, конечно, потеряем, но людей сколько-то спасем.

- Похоже, ваше высочество, у Вельяминова есть какой-то другой план, - подал голос Лёлик, - смотрите он уходит!

Действительно, рейтары дружно развернули своих коней, и на ходу перестраиваясь, рванули вдоль южной стены.

- Какого черта он делает? На всей этой проклятой южной стене нет, не то что ворот, но даже малой калитки! Черт бы тебя побрал Аникита! Повешу, блин, если запорожцы не прибьют.

- Не все так плохо, - спокойно возразил мне Кароль, - казаки так хорошо преградили путь нашим к юго-западным воротам, что совсем забыли про восточные. Там тоже есть ворота и если Вельяминов поторопится, то ему, пожалуй, удастся уйти.

Запорожцы, похоже, тоже сообразили, что добыча может ускользнуть и кинулись в погоню. На их несчастье самый короткий путь пролегал мимо стен, где засели мои драбанты, и их стрельба довольно сильно проредила казачьи ряды. Впрочем, основная часть запорожцев прекрасно поняла, в чем состоит опасность и обошла наших стрелков по дуге, потеряв, правда, при этом время. Так что рейтары Аникты проскакав вдоль стены до Ильинской башни, завернули за угол и вошли в раскрытые для них ворота. Почти догнавшие их казаки попытались было с ходу ворваться на плечах отступающих, но едва нескольким из них это удалось, защитники ворот опустили решетку о которую расшиблись несколько преследователей. Тем временем ворвавшиеся внутрь казаки оказались в западне. Рейтары Вельяминова в который раз продемонстрировав отменную выучку, развернулись и встретили врага плотным огнем из пистолетов. Казаки пытались схватиться с ними в рукопашную, но до сабель дело так не дошло.

Как раз в этот момент к месту схватки подоспели и мы. Большинство казаков было уже убито и лишь трое уцелевших упрямо стояли спина к спине с саблями в руках. В одном из них я с удивлением узнал казака, бывшего парламентером. Раненый в правую руку он держал саблю в левой, и угрюмо озирался. Его товарищи, очевидно, имели еще более тяжелые ранения и едва стояли, но оружия не опускали готовясь, если не продать свою жизнь подороже, то хоть погибнуть с честью. Такая стойкость вызывала уважение, и я поднял руку, приказывая не стрелять.

- Здравствуй пан посол, - обратился я к знакомому казаку, - ты тогда что-то быстро уехал и больше не появлялся. Видать, занят был?

- Занят - занят, - прохрипел он в ответ, - саблю точил! Хочешь спытать?

- Нет, не хочу. Нет в этом ни славы ни доблести чтобы раненого добить. Тебя как зовут казак?

- А тебе на что?

- Да мне и вовсе не зачем. Попам пригодится, когда отпевать будут, если не поумнеешь, конечно.

- А ты кто такой?

- Я герцог Иван Мекленбургский, слыхал поди?

- Это ты острог у Чертопольских ворот оборонял?

- Я.

- И пана Шепетовского ты отправлял узнать сколько в польском войске сена дают?

- Тоже я.

- Надо было догадаться... славная была битва, я тоже там был. Петром меня зовут, Воловичем, я шляхтич. Чего ты хочешь?

- Я хочу, чтобы вы ушли. Не будет вам здесь ни славы, ни добычи.

- Это не мне решать.

- Я знаю, но если ты пообещаешь сказать об этом своим товарищам, я вас отпущу.

- Почему?

- Это война не последняя. Кто знает, может во время следующей, мы будем на одной стороне.

Сказав все это, я развернулся и отошел к Аниките.

- Вот что друг мой ситный, первым делом вели этих обалдуев взашей вытолкать за ворота. Что-то мне их рожи нравиться перестали. А вторым расскажи мне кто тебя ирода надоумил эдакие фортеля выкидывать? Я чуть не поседел раньше времени на твои фокусы глядя.

- Княже, чего ты гневаешься, - заюлил Вельяминов, - хорошо же все кончилось. А за ворота их никак нельзя, казаки там еще гарцуют, как бы беды не случилось.

- Ты мне зубы не заговаривай! Нельзя за ворота, спусти со стены на вожжах, только сабли не забирайте, а то их и слушать не станут. Ты мне скажи, почто ты, за малым делом, всех рейтар не погубил? Нас ведь тут и так мало.

- Каюсь князь, уж больно случай был удачный, нельзя было упустить.

- Ну, ладно, хорошо все то, что хорошо кончается.

Больше в тот день попыток штурма не предпринималось. На радостях от одержанной победы преподобный Сильвестр совершил благодарственный молебен в Софийском соборе. Пока православная часть нашего воинства торжественно молилась, я со своими драбантами охранял стены. Потом когда нас сменили, пришло время помолиться и нам. В дневном бою драбанты вели огонь из-за укрытий и почти не пострадали. Почти, потому что молодой парень из Ростока по имени Курт Вольски неосторожно высунувшись из бойницы, поймал стрелу. Мои драбанты гибли и раньше, но в Мекленбурге или Прибалтике под рукой всегда был лютеранский пастор который сделал бы все как полагается к большому удовольствию моих подчиненных. Вообще странное дело, наемники часто и с удовольствием нарушающие все заповеди христовы нередко очень щепетильны в вопросах религиозных обрядов и особенно погребения. Но, как вы понимаете, никакого пастора в Вологде не было, и быть не могло, как и лютеранского кладбища. Поэтому мне пришлось обратиться к епископу Сильвестру, чтобы Курта разрешили похоронить на православном. Тот немного подумав, дал позволение и даже пообещал помянуть новопреставленного раба божия в своих молитвах.

Драбант Вольски нашел свой последний приют на самом краю кладбища неподалеку от Глухой башни. Его товарищи с фон Гершовым во главе торжественно пропели:

-"Научи нас так счислять дни наши, чтобы нам приобресть сердце мудрое." (пс.89.12)

А когда на гроб легла последняя горсть земли, Лёлик прочитал из молитвенника:

- Иисус сказал ей: Я есмь воскресение и жизнь; верующий в Меня, если и умрет, оживет. И всякий, живущий и верующий в Меня, не умрет вовек. Веришь ли сему?

Присутствующие на похоронах рейтары и некоторые горожане благоговейно молчали, и лишь отец Мелентий негромко спросил меня:

- Что он читает?

- Евангелие от Иоанна, - машинально ответил я ему.

Тот одобрительно покачал головою и больше не нарушал тишину. Когда все закончилось и люди стали расходится, я протянул монаху несколько серебряных монет.

- Прими отче на храм, с тем дабы о могиле позаботились.

Но Мелентий отведя мою руку ответил.

- О том и просить нечего, сей раб божий за нас живота лишился, а коли хочешь на храм пожертвовать, то вон отец-келарь Ильинского монастыря с кружкой на поясе ходит. Ему и пожертвуй.

- Это монастырский келарь? - Недоверчиво спросил я глядя на невероятно худого монаха в ветхом подряснике и с большой кружкой на цепи больше похожей на вериги.

- Сгорел его монастырь в смуту, - строго ответил мне иеромонах, - вот он обет и дал, что деньги соберет и восстановит. Да где же их соберешь, разор кругом! Никого смута не пощадила.

Ни говоря более, ни слова я подошел к погорельцу и высыпал в прорезь на его кружки пожертвование. Все-таки интересные священники попадаются иной раз на нашей земле. Одни за деньги бордель готовы освятить, другие во исполнение обета жить впроголодь! Подумав это, я вдруг поймал себя на мысли что считаю эту землю своей. Пусть сейчас я немецкий аристократ и родственник шведского короля. Пусть я наемник и как только окончится эта война я уеду отсюда. Пусть я никогда не был здесь прежде ни в это жизни, ни в прошлой. Все равно эта земля моя и люди вокруг мои соотечественники, хоть они так и не считают. Все равно.