Рок-н-ролл под Кремлем. Книга 4. Еще один шпион - Данил Корецкий

Мистер Джонс почесал мочку уха.

— Да.

Это прозвучало, как «число „пи“ равно 3,141». Он достал из внутреннего кармана пиджака блокнот и ручку.

— Давайте подсчитаем кое-что, мистер Гульвиг. Правительство Соединенных Штатов оплачивает третью часть экспедиции через Фонд развития перспективных исследований. Сюда входит полное техническое и материальное обеспечение работы членов экспедиции от США, а также многое из оборудования и транспорта…

— А вы какое отношение имеете к этому? — раздраженно бросил Гульвиг.

Мистер Джонс с улыбочкой погрозил ему ручкой: терпение, терпение.

— Мы ведь отчасти кормимся из того же корыта, мистер Гульвиг. В правлении Фонда немало людей, преданных интересам Фонда. Игнорировать это не следует, тем более что это, как бы… чревато. Иначе говоря, мы с вами просто поделились своими кровными. Отрезали кусок своего пирога и, не афишируя это, преподнесли вам. Но можем и забрать его обратно. В таком случае международной экспедиции придется обойтись без американских ученых.

Гульвиг наклонился вперед. Откинулся на спинку кресла. Пожевал кончик карандаша. И покачал головой:

— Я вам не верю.

В ответ Мистер Джонс набросал на листке блокнота несколько семизначных чисел и данные банковских реквизитов, которые, без всякого сомнения, могли быть известны только самому А.Гульвигу, финансовому директору Комитета и двум-трем сотрудникам Фонда развития.

— Здесь все правильно? По-моему, это очень щедрое вознаграждение за такую малость, как участие Першинга в экспедиции, — сказал мистер Джонс, демонстрируя блокнот собеседнику.

У известного метеоритолога А. Гульвига отвисла челюсть.

— Но состав экспедиции уже укомплектован, как же я, по-вашему…

— Очень просто, — улыбнулся мистер Джонс. — Покажите мне список.

Гульвиг, не выпуская изо рта карандаш, полез в стол и достал отпечатанный на принтере лист бумаги с «шапкой» Комитета по исследованию «Заозерского феномена». Мистер Джонс, почти не глядя, размашисто черкнул в списке и вернул его Гульвигу.

— Вот и все.

— Но вы вымарали не одну, а целых две фамилии! — воскликнул тот, ознакомившись с результатом вмешательства.

— О, я просто забыл сказать, — весело ответствовал мистер Джонс. — У мистера Першинга есть ассистент… Даже, точнее сказать — молодая симпатичная ассистентка.

Так кто же он такой, мистер Першинг?

Если есть все-таки в глубинах космоса пресловутая «темная энергия», то это, без сомнения, он. В чистом, так сказать, виде. Если есть химическое вещество, одного миллиграмма которого достаточно, чтобы вскипятить океан, то это опять-таки — он. Если есть в мире созвучия, способные разбивать стекло, гнуть металл, заставлять людей двигаться и думать в одном ритме, подобно фигуркам в музыкальной шкатулке, — и это он, мистер Першинг.

Он же — Грант Лернер, специалист класса «А» Управления внешних операций Центрального Разведывательного Управления США. Кстати, сравнение с созвучиями ему кажется более точным. Он во всем любит точность. Он любит музыку. Он любит дирижировать.

Начальник особорежимной колонии Савичев просто за голову схватился. О прибытии делегации правозащитников в ИК-33 его предупредили буквально за три дня. Звонил полковник Башило, заместитель начальника Заозерского управления ФСИН:

— Метеоритом в тебя не попали, Савичев, зато дерьмом попадут. Готовься. Вся «тяжелая артиллерия» из Москвы прибывает, там один Любчик Лондонский чего стоит… А еще бабцы из «Линии Защиты».

— Так, может, это… Не пустим? У нас же не простая колония…

— Ты головой думай, головой! Это не журналисты к тебе едут! Это передовой отряд мирового империализма! Они такую вонь поднимут, что и тебя снимут, и меня, а может, и кого повыше…

— Но откуда они все взялись? — выпал в осадок Савичев. — Вот так, вдруг?

— Знать не знаю. Из Москвы только что сообщили, сами в шоке. Я так понимаю, Любчику срочный заказ скинули, вот он и стал рынду бить. А это он умеет, натренировался….

— Может, во ФСИНе кто-то под нас копает?

— Ты это брось, Савичев. Это тебе не рыбный базар на Индигирке. Так ты еще нашу систему в предательстве заподозришь!.. Никому мы в Службе не сдались, и медвежий угол наш тоже. Говорю ж тебе: они сами там в шоке… Короче, готовься и соображай по ситуации. Будь пошустрее. Держись, Савичев.

Мать моя!

Отряды — драить!! Красить!! Быстро! Территорию — до блеска! «Парашную» яму — накрыть и огородить! Все «левые» производства — приостановить до особого распоряжения! Баня! Кухня! Срочно доставить продукты из НЗ в Чапурино! Оперуполномоченному Марченко — провести общую беседу с заключенными и индивидуальный инструктаж с привлечением сил Заозерского спецназа! Что еще? Санизолятор — фельдшер Ивашкин! — где лекарства? Где чистые простыни и одеяла? Где медицинские карточки?.. Что тут у вас за свинарник, в конце концов?! Что правозащитники скажут?

А они уже тут. Десять человек на транспортном МИ-26. Восемь мужиков из «Хельсинкской федерации», «Международной амнистии», Федерации прав человека, Комитета против пыток… Не хватает только Союза охраны диких животных. Красавчик Любчинский — в яркой лыжной куртке, будто на курорт приехал. И две женщины — молодые, здоровые, белозубые. Наверное, специально подбирали таких, чтобы у заключенных в голове перемкнуло. Еще одна провокация…

В столовке сегодня гречка с тушенкой, специально для них расстарались, а они — нет, спасибо, давайте начнем работать, времени в обрез. Разгруппировались, цели распределили, бросились в атаку. Дамы из «Линии Защиты» с диктофонами наперевес по общим отрядам пошли, по обслуге.

— Есть ли у вас теплое белье? Откуда у вас этот порез на руке? Когда последний раз прибегали к помощи психолога? Не применяют ли против вас методы силового воздействия?

Арестанты им что-то мямлят в ответ, в смысле, все пучком. А сами на груди пялятся, на задницы, на ноги, многие ведь годами живых баб не видели, даже старухи чапуринские им в диковинку, — а тут сразу две столичные фифы!

Только Дуля-Пернатый и пару еще таких, как он, «оперначенных» до самого мозга, — этим по барабану все.

— Как вы думаете, разрешат ли нам провести гей-парад на территории ИК? — это Дуля у одной из дам поинтересовался.

Та на полном серьезе пообещала посодействовать. Весь отряд так и покатился.

Трое мужиков из «Амнистии» в санизолятор рванули, Ивашкина потрошить. Двое — на кухню, двое — на территорию. Любчик Лондонский — в основной корпус — к спецконтингенту, к пожизненникам. И все быстро так, споро, ловко, будто квартирные воры, которые заранее знают, где что лежит ценного. Лейтенанты фсиновские только и успевали присматривать, чтобы наркоту или еще что-то не передали втихаря.

В тринадцатой камере Любчинский дольше всего проторчал. Блинов ему с порога начал задвигать про то, как он, рискуя жизнью, спасал страну от проституток, СПИДа и морального разложения, но Любчик глянул его карточку и сразу посоветовал изложить все это в письменном виде и выслать на адрес Хельсинкской федерации по правам человека. А потом за Мигунова взялся. Копия карточки у Любчика на коленях лежала, он в нее даже не заглянул, сразу видно — готовился заранее, изучил от и до…

— Вы считаете, что осуждены незаконно? Подавали протест? жалобу? апелляцию? Продолжаете апеллировать?.. То есть как это — у вас нет возможности защищаться?.. А-а, понятно: имущество ваше конфисковано, вам нечем оплатить услуги квалифицированного адвоката, а государственные юристы исполняют свои обязанности формально?.. Но ведь это возмутительно! Следуя этой схеме, можно кого угодно осудить за что угодно! Ведь чем тяжелее обвинение, согласитесь, тем больше у человека должно быть возможности оправдаться!

Мигунов сперва как-то вяло реагировал на эту галиматью, а потом вдруг что-то с ним сделалось. Прорвало. Начхал он на инструктаж, на карцер, на все начхал. Стал рассказывать, как подтасовывали улики во время следствия, как судья все покрывал внаглую, как адвокат молчал, как потом спецом посадили в одну камеру с маньяком-убийцей, которого подговорили придушить его во сне, чтобы, значит, концы в воду и дело закрыть. И вот он уже много ночей не спит, чтобы Блинов к нему не подкрался, а силы на исходе, долго он так не выдержит и надо что-то срочно предпринимать… У Блинова, который все это слушал, ясное дело, тут же истерика, он так и рванул бы Мигунова зубами за глотку, если бы дежурные надзиратели и фсиновцы московские не вмешались.

А Любчик просто в восторг пришел. Диктофоном своим размахивал, как кастетом, обещал все это так не оставить.

И еще долго потом успокоиться не мог, все по территории метался, будто искал что-то. Сопровождающие думали, ему туалет нужен. Проводили в туалет, а он выскочил оттуда и дальше мечется, в блокноте записи какие-то делает, рисует что-то, чертит. Это, говорит, проверяю соблюдение санитарных норм по застройке и площади в расчете на одного заключенного…