Падение Римской империи - Питер Хизер

В течение ближайших двух лет в Константинополе то и дело происходили изменения режима, но никто из политиков Восточной Римской империи не был готов к диалогу с Аларихом; тот, кто предложил бы готам условия, на которые те согласились бы, совершил бы политическое самоубийство. В 400 г. в Константинополе произошел политический переворот, направленный против Гайны — римского полководца готского происхождения, одного из нескольких претендентов на власть после падения Евтропия. Гайна и другие подобные ему военачальники, потомки чужеземцев, добились выдающегося положения вследствие реорганизации армии в позднеримский период. Если в ранней империи в легионы набирали лишь римских граждан, то в поздней империи в полевых армиях (comitatenses), имевших большое политическое значение, мог служить кто угодно. Ничто не препятствовало комитату, способному человеку неримского происхождения, подняться по должностной лестнице и стать влиятельной фигурой. В результате с начала до середины IV в. и далее в сообщениях о придворных политиках фигурирует ряд военачальников — варваров по происхождению. Подчас подобные личности стремились облечься в пурпур (или же окружающие подозревали их в этом). Примером может послужить Сильван с его франкским происхождением: один из цитировавшихся нами авторов, Аммиан Марцеллин, участвовал в предприятии по его устранению (т. е. в убийстве). Однако гораздо чаще случалось так, что «варварские» военачальники соперничали с политиками из числа штатских, дабы распространять свое влияние, так сказать, из-за трона. Но что бы ни утверждалось во враждебных источниках, нет никаких свидетельств тому, что эти генералы когда-либо проявляли хоть малейшую враждебность в адрес империи. Многие из тех, на кого повесили ярлык «варваров», были иммигранты во втором поколении, получившие классическое образование. Другими словами, они были римлянами в не меньшей степени, чем все прочие.

Гайну, занимавшего осенью 399 г. господствующее положение в Константинополе, сместили в начале следующего года его же ближайшие сподвижники. По-видимому, он был готским иммигрантом в первом поколении, что делало его удобной мишенью для антиварварской пропаганды — в особенности в то время, когда готы Алариха бесчинствовали на Балканах. Однако нет никаких свидетельств тому, что он хоть в какой-то степени намеревался иметь с ними дело. Во время кровавого переворота, положившего конец его власти, Гайне удалось уйти из Константинополя живым, но множество готов, обитавших в городе и служивших в вооруженных силах Восточной Римской империи, перебили вместе с женами и детьми; число жертв достигло нескольких тысяч человек. Впоследствии готы Алариха более не сталкивались с прямой военной угрозой со стороны восточноримской армии, однако теперь они оказались исключены из политической орбиты Константинополя и вскоре утратили надежду на заключение нового договора. Стремясь вырваться из тупика, осенью 401 г. Аларих повел своих сподвижников в Италию и в течение следующих двенадцати месяцев пытался добиться от Стилихона, чтобы тот заключил с ним соглашение. Аларих вновь попытался запугать римлян, но Стилихон оказался не более уступчив, нежели преемники Евтропия на Востоке. Будучи отрезаны от надежных источников продовольствия, доступных им на Балканах, готы не могли длить свою италийскую авантюру до бесконечности{220}. Осенью 402 — зимой 403 гг., после двух сражений, закончившихся «вничью», они отступили через Динарское нагорье на свои прежние квартиры в Дакии и Македонии.

У Алариха не оставалось выбора. И вновь перед ним встал вопрос о том, как заставить представителей той или другой половины империи сесть за стол переговоров. Готы водворились на тех же балканских территориях, которые занимали в период с 397 по 401 г. (можно предположить, что при этом они вновь начали использовать свои прежние источники продовольствия). Здесь они оставались более трех лет. В ситуации политического застоя они застряли — в буквальном и переносном смысле — между западной и восточной половинами империи, ожидая, что кто-то подаст сигнал. В конце 406 г. в их адрес наконец была сделана попытка сближения — к немалому удивлению Алариха, как я подозреваю, — со стороны Стилихона из Италии. Всего четыре года назад регент Западной империи делал все возможное, чтобы держать Алариха и его готов на расстоянии. Теперь он предлагал им заключить с ним союз. Что еще более любопытно, Стилихон обратился к Алариху с предложением после того, как нанес поражение Радагайсу, когда, как мы видели, появились несомненные свидетельства того, что население приграничных территорий волнуется и вскоре хлынет на земли империи. Но Стилихон предложил Алариху союз, чтобы вступить в совместную борьбу с Константинополем, а вовсе не для того, чтобы разобраться с проблемами на Рейне. Для понимания того, чем было вызвано совершенно необъяснимое на первый взгляд поведение Стилихона и как его непредвиденные последствия повлияли на разграбление Рима, приглядимся пристальнее к фигуре римского главнокомандующего и к тому положению, которое он занимал, в рамках ситуации в целом.

Стилихон и Аларих

Флавий Стилихон — личность, мнения о которой коренным образом расходятся (это касается и его современников, и нынешних ученых). Его судьба — образец исключительно удачного продвижения по служебной лестнице, в результате которого неримляне — такие как Тайна, — занимая все более высокие военные должности, достигали политического могущества. Сын кавалерийского офицера римской армии, вандала по происхождению, и матери-римлянки, он сделал блестящую военную карьеру при дворе Феодосия I в Константинополе и получил в 380-х и в начале 390-х гг. несколько назначений на престижные посты. В 393 г. он сопровождал императора на Запад в ходе кампании против узурпатора Евгения, после чего был назначен командующим вооруженными силами Западной Римской империи (comes et magister utriusque militiaepraesentalis). В начале 395 г. Феодосий внезапно скончался в Милане в возрасте сорока девяти лет, назначив перед тем Стилихона опекуном своего младшего сына Гонория, также прибывшего на Запад. По крайней мере именно так передал Стилихон свой разговор с лежавшим на смертном одре императором; при этом никто не попытался опровергнуть его слова. Старший сын Феодосия, Аркадий, остался править Восточной Римской империей из Константинополя. Гонорию, родившемуся в сентябре 384 г., в момент смерти отца не исполнилось и десяти лет; естественно, что бразды правления попали в руки Стилихона.

Карьера военачальника, таким образом, складывалась на Востоке, но теперь он оказался единоличным властителем Западной империи. Ему, очевидно, необходимо было налаживать связи со всеми власть имущими и влиятельными людьми — это и проявилось в том, что он энергично искал расположения у представителей старого римского сената. В мае 395 г. он провел закон, реабилитировавший всех, кто занимал посты при узурпаторе Евгении, — весьма примечательный жест (CTh. XV. 14. 11). После 395 г. наш старый приятель Симмах, наслаждавшийся золотой осенью, судя по его переписке, внезапно попал в число тех, кому Стилихон оказывал знаки внимания{221}. Около двух третей его эпистолярного наследия, дошедшего до нас, датируется между 395 и 403 (год его смерти) г., и эти поздние письма свидетельствуют, что он пользовался значительным влиянием. К примеру, он смог спасти своего зятя Никомаха Флавиана, занимавшего при Евгении должность городского префекта, добившись для него политической реабилитации, увенчавшейся тем, что тот снова стал городским префектом в 399–400 гг. при Гонории и Стилихоне, сохранив и свои владения{222}. Формально не занимая никаких должностей, Симмах также играл важную роль в обществе; как мы увидим ниже, во многом благодаря его усилиям сенат объявил Гильдона, командующего римскими войсками в Северной Африке, который взбунтовался против Стилихона, врагом римского народа.

Более десяти лет благодаря этому умелому политическому маневрированию Стилихон удерживал власть в своих руках. Что и говорить, он проявил незаурядную ловкость, учитывая превратности его судьбы. Часть из них возникла самопроизвольно. Правду о том, каковы были в действительности пожелания умирающего Феодосия, мы никогда не узнаем. Но вскоре после его смерти Стилихон объявил, что перед кончиной император распорядился, чтобы он стал опекуном обоих его сыновей. Как сообщил сенату поэт Клавдиан, постоянный эксперт Стилихона по связям с общественностью: «Тогда тебе, о Стилихон, была доверена власть над Римом; тебе были вручены бразды правления всем миром. На тебя возложена ответственность за обоих братьев-императоров и войска обоих императорских дворов» (Claudian. In Ruf. II. 4–6). Все — по крайней мере по мнению Аркадия — свидетельствовало о том, что это была ложь, легко объяснимая тем, что Стилихон стремился к власти над родной Восточной империей в придачу к той, которую он уже имел над Западной, где поселился лишь недавно. От слов Стилихон перешел к делу. Скрытая цель двух его вторжений на территорию Восточной империи — в 395 и 397 гг., — когда он сражался против восставших готов Алариха, состояла в том, что он стремился представить себя ее спасителем и, следовательно, законным правителем. Эти честолюбивые помыслы натолкнулись на жесткое противодействие со стороны политиков Константинополя. Как мы уже видели, они были поглощены борьбой за то, чтобы контролировать пассивного Аркадия, и менее всего им хотелось увидеть, как на горизонте появляется Стилихон, мчащийся к ним на выручку. Неудивительно, что теперь они держали его на расстоянии, бросая в него, так сказать, столько гранат, сколько имелось под рукой.