Книга о бесценной субстанции - Сара Грэн

о Лукасе – в том числе полиции, – я сообщила, что мы расстались в Париже, когда он был жив и здоров. Его загадочная смерть всколыхнула затхлый мирок книготорговли. Многие искренне расстроились, но не настолько, чтобы заняться выяснением обстоятельств его гибели. То же самое было после смерти Шаймена: все немного погрустили, пообсуждали трагичное событие, а потом выбросили его из головы и стали жить дальше. Все, кроме меня.

Через несколько лет после восстановления Эйбел написал книгу, в которой попытался рассказать о различных формах человеческого сознания, основываясь на собственном опыте. У него в памяти остались обрывки странных видений и снов – проблески мыслительной деятельности пораженного болезнью мозга. Один сон повторялся особенно часто: таинственная незнакомка в остроконечной шляпе пристально вглядывается в его лицо, словно это он ей снится, а не наоборот. Иногда до него доносился ее издевательский смех.

Книга стала бестселлером. Эйбел постоянно ходил на ток-шоу и давал интервью на телевидении и радио. Он сделался настоящей звездой: о такой оглушительной популярности мы и не мечтали.

Я тоже написала книгу. Хотя моему новому роману не удалось повторить успех предыдущего – и тем более сравниться с шедевром Эйбела, – публика и критики приняли его благосклонно. Так что и мне было чем гордиться. К тому же деньги, полученные за «Бесценную субстанцию», позволяли не беспокоиться о хлебе насущном. Уходить из книготорговли я не стала: репутация одного из лучших дилеров давала возможность работать с самыми ценными и дорогими раритетами. Благодаря этому в моей жизни появилось немало увлекательных приключений и дополнительный источник дохода.

Но главное – мне удалось вернуть мою любовь, мою семью, моего лучшего друга. Вернуть Эйбела. С его нестандартным чувством юмора (он всегда находил повод для шутки, даже в самые мрачные дни); с его легкостью на подъем (он мог уговорить меня поехать на день в другой город ради порции тыквенного мороженого или яблочного пирога); с его блестящим умом (он прочел кучу медицинских трактатов и сам поставил себе диагноз «редкая форма энцефалита», закрыв на этом тему).

Старые друзья постепенно вернулись. И хотя я недолюбливала кое-кого из них (точнее, всех до единого) за то, что покинули нас в самый тяжелый момент, – ради Эйбела с готовностью терпела их общество. Вскоре дом превратился в подобие салона: писатели и художники собирались каждый уик-энд, привозя с собой еду, напитки и книги.

Однажды – ровно через два года после убийства Лукаса – Эйбел подошел, когда я мыла посуду, обнял меня сзади и поцеловал в шею. Обычное проявление супружеской привязанности. Раньше я не обращала на это внимания. Но тут почему-то расплакалась и долго не могла успокоиться: слезы все лились и лились, не переставая. Будто и не было семи лет. Будто все привиделось мне в кошмарном сне, который наконец закончился.

Я сползла на пол, продолжая рыдать. Эйбел целовал мое мокрое лицо и говорил, что любит меня.

– Не плачь, я с тобой. И больше никогда тебя не оставлю. Прости, малышка. Прости, что тебе пришлось проходить через это одной.

– Если б ты знал, как мне тебя не хватало!

И хотя мои слова даже близко не могли передать всю глубину чувств, других я не нашла. Мы долго целовались, а потом занялись любовью прямо на кухонном полу, и я снова расплакалась – на этот раз от счастья.

Я смогла все вернуть. Книга исполнила мое желание.

История окончена. И я победила.

Глава 31

Прошло еще несколько лет, и как-то на вечеринке я увидела Лео Синглтона. По иронии судьбы это произошло неподалеку от места убийства Лукаса, в одной из парижских галерей, где мы отмечали выход очередной книги Эйбела. Автор прочел несколько первых страниц, произнес небольшую речь о взлетах и падениях и добавил, как он счастлив здесь оказаться и как благодарен жене. Публика аплодировала стоя. Все знали нашу историю – или думали, что знали – и находили ее очень трогательной.

После окончания официальной части мы по раздельности ходили по залу, общаясь с гостями. Официанты разносили маленькие бутерброды с икрой и закуски из краба и лосося. Книги мужа били все рекорды продаж, так что мы могли позволить себе устрицы и шампанское.

С улыбкой на лице Эйбел стоял в противоположном конце комнаты в окружении поклонников и наслаждался всеобщим вниманием. Он беседовал с красивой молодой женщиной в черном платье, положив руку ей на плечо. Новая жизнь – новые привычки. Прежний Эйбел сознательно выбирал моногамные отношения. Теперь же, пройдя через столько страданий, он словно наверстывал упущенное, не упуская ни единого шанса, дарованного судьбой. Перспектива провести ночь со мной уже не казалась ему такой заманчивой. Мы все больше отдалялись друг от друга.

Муж всегда превосходил меня в интеллектуальном плане. Поэтому относился к торговле старыми книгами – благодаря которой мы годами держались на плаву – с крайним презрением. Можно подумать, я была в восторге от этого занятия! Но, черт возьми, выбирать не приходилось. Попытки оправдаться ни к чему не привели: он так и не простил мне столь низкого падения.

Хотя моим главным грехом считался недостаточно развитый ум. Эйбелу стало со мной попросту не интересно. А еще ему совершенно не нравилось жить в захолустье. «Что ты со мной сделала? Как ты могла это допустить?» – слышала я не раз. Он ненавидел наш скромный дом и был счастлив распрощаться с Аве.

Старый добрый Аве, который три года заботился об Эйбеле, как о собственном ребенке – кормил с ложечки, купал, – сразу невзлюбил бывшего подопечного, увидев его истинное лицо. И даже отказался от ста пятидесяти тысяч, которые я вручила ему в благодарность за годы службы, – попросил отправить их дочерям. Аве сделал для меня больше, чем кто-либо в этой жизни. Эйбела разозлила такая щедрость. Я сказала, что имею право распоряжаться своими деньгами по собственному усмотрению. И вообще ему повезло – не все жены делятся заработком с мужьями. Больше подобных споров у нас не возникало.

Вскоре Эйбел и сам начал зарабатывать, причем гораздо больше меня: гонорары за книги и публичные лекции, авторские отчисления, плата за консультирование. Мы продали дом и купили квартиру на Манхэттене. А когда доходы выросли еще больше – пляжный домик на Лонг-Айленде, о каком я всегда мечтала. Муж получил наконец известность и признание. Долгие годы он зависел от моей помощи и заботы. Однако теперь я стала ему не нужна.

Всякий раз, когда он в открытую флиртовал с другими женщинами, высмеивал мои идеи, не