Книга о бесценной субстанции - Сара Грэн

– Сейчас дам вам что-нибудь из одежды. Завяжете себе глаза, – сказала я, утрируя иностранный акцент. – Потом уйдете и навсегда забудете обо всем, что здесь случилось. Иначе вам конец. Это понятно?

– Да, мэм, – послышалось изнутри.

– А теперь зажмурьтесь. – Открыв дверь, я бросила ему свою рубашку.

Заложник Лукаса оказался крупным мужчиной, похожим на бывшего военного.

– Кто вас нанял?

– Хейбер. Он поручил мне следить за вами, чтобы перехватить книгу до поступления оплаты. Я облажался. Конец истории.

Когда пленник завязал глаза рубашкой, я схватила его правую руку и вонзила нож в самый центр ладони. Он даже не вскрикнул – лишь поморщился и застонал от боли.

– Вас здесь не было, ясно? И не советую меня искать, – если не хотите, чтобы вас нашли с перерезанным горлом.

Я вытолкала его из склада и, доведя до угла, оставила на пустынной улице. Затем развернулась и пошла в другую сторону, то и дело меняя направление, чтобы замести следы. В первой попавшейся аптеке купила кое-какие препараты, а также медицинский спирт и жидкость для снятия лака. Вернувшись в гостиницу, смешала всё в пластиковой чашке и с помощью ватной палочки аккуратно подтерла последний символ, смывая кровь и часть линий. Было важно не нарушить симметричность рисунка, чтобы он выглядел нетронутым. Потом проделала то же самое с четвертым символом. Теперь никто не сможет преодолеть больше трех этапов.

Ни одна душа не заподозрит меня в подлоге: подчищенные страницы ничем не отличались от остальных, таких же старых и замусоленных. Хейберу и в голову не придет, что я уничтожила рукопись, которая стоила ему целого состояния.

С книгой покончено. Лишенная магической силы, она умирала у меня на глазах, превращаясь в ненужный хлам из старого пергамента и чернильных пятен. Оставалось лишь надеяться, что перед смертью рукопись успела исполнить мое желание. Конечно, потребуется время на его материализацию – недели, а то и месяцы. В любом случае я не могла позволить Хейберу или кому-нибудь другому заполучить манускрипт в первозданном виде, даже ценой собственной мечты. Эта книга являлась воплощением зла и вообще не должна была появиться на свет. Теперь ее наконец не стало.

Затем я доставила рукопись в парижский офис Хейбера.

А в гостинице, сделав грустное лицо, сказала, что Лукас выехал раньше. Я знала, что все с готовностью поверят в банальную историю расставшихся после ссоры любовников. И когда найдут его тело, никто меня не заподозрит. У полиции нет ни единой зацепки.

Перед уходом со склада я тщательно стерла все свои отпечатки – хотя ни один криминалист не смог бы отыскать улики в таком бардаке. Никто не видел, как я туда входила. Принадлежащая Лукасу половина денег останется нетронутой. Помнится, у него была двоюродная сестра где-то в Уэстчестере. Я прослежу, чтобы она получила все до последнего цента, и помогу выгодно оценить и продать его личную библиотеку.

Труп обнаружат только через полгода. Следователи придут к заключению, что американский турист пытался снять проститутку, но вместо этого стал жертвой шантажа и, в конечном счете, убийства.

Ну а пока я оставалась в Париже – с запятнанными кровью руками и мыслями о скором возвращении домой.

* * *

В ту же ночь, когда я паковала чемоданы, позвонил Аве.

– Лили, срочно возвращайся! Произошло чудо!

* * *

Я вылетела первым рейсом, выбросив чемодан Лукаса по дороге в аэропорт. Минуты казались часами, часы – неделями. Наконец самолет приземлился в Нью-Йорке. Заранее заказанный лимузин доставил меня прямиком к дому на севере штата. Взволнованный Аве ждал чуть ли не под дверью.

– Лили, ты не поверишь! Клянусь, он следил за мной взглядом!

Аве повторил рассказанную по телефону историю: как он принес Эйбелу ужин и вдруг заметил, что тот наблюдает за его перемещениями по комнате.

Не бог весть что, но все-таки… Эйбел выглядел так же, как и до моего отъезда: пустые глаза, отсутствующий вид. Однако уже через несколько дней я заметила, что он по-настоящему смотрит на меня! Потом это стало происходить чаще.

Через неделю Эйбел улыбнулся. Теперь мы с Аве не сомневались: что-то действительно изменилось. Я сообщила обо всем неврологу, которая наблюдала мужа в последнее время, но доктор Ричардс мне не поверила. Через месяц улыбка на его лице уже казалась обыденным явлением.

А на тридцать восьмой день после убийства Лукаса Эйбел заговорил. В то утро, усадив его на кухне у окна, поближе к солнечному свету, мы с Аве пили кофе. Когда солнце спряталось за облако, муж вдруг произнес что-то очень похожее на «холодно».

Нас с Аве это потрясло, и через пару недель мы решили показать Эйбела врачу.

– Не стоит питать иллюзий, – сказала доктор Ричардс, сурово поджав губы. – У многих пациентов могут наблюдаться временные позитивные сдвиги. Однако полное излечение невозможно.

Ни черта она в этом не смыслила!.. Проведя дополнительные тесты, доктор Ричардс была вынуждена признать, что Эйбел действительно следит глазами за движущимися предметами и что у него восстановились некоторые базовые рефлексы.

– Это ничего не меняет, – категорично заявила она. – Ваш муж никогда не поправится.

Я оставалась при своем мнении.

Через три месяца после убийства Лукаса Эйбел произнес мое имя. Это случилось теплым июньским днем во время прогулки по саду. Я как раз остановила его кресло на залитой солнцем лужайке и присела рядом на корточки.

– Лили, – сказал он.

Конечно, за долгие годы вынужденного молчания связки практически атрофировались, и голос звучал немного по-другому. Но это был его голос!

Без сил опустившись на землю, я положила голову ему на колени и разрыдалась.

Сработало! Книга не подвела!.. Мое желание исполнилось.

После этого восстановление пошло еще более быстрыми темпами. Через несколько недель Эйбел мог составлять короткие фразы: «Мне холодно». «Хочу пить». Пару месяцев спустя он уже стоял на нетвердых ногах, хотя и с поддержкой.

Врачи удивленно разводили руками и выдвигали различные теории, одна нелепее другой – мол, это побочный эффект гормонального лечения или спонтанное исчезновение вируса, который и вызвал заболевание.

Вскоре Эйбел мог говорить простыми предложениями и пройти несколько шагов. Потом к нему вернулась способность высказывать предпочтения: мороженое или торт, дома или на улице. Благодаря физиотерапии и занятиям с логопедом он вновь научился управлять своим телом и голосом.

Прошло еще три месяца, прежде чем Эйбел осознал потерю пяти лет жизни.

Через восемь месяцев он мог самостоятельно ходить, а через два года – писать.

Но главное – он вернулся. Целиком и полностью.

Всем, кто спрашивал