Тайная страсть Гойи - Екатерина Лесина

— Настоящий, — с усмешкой произнес Альваро.

— Возможно. — Марианна сунула монету в вырез, позволявший разглядеть пышную и еще не обвисшую грудь. — Но всегда лучше проверить, идем…

В ее комнатах царил ужасающий беспорядок, что, однако, Марианну нисколько не смущало. И скинув со стула ворох нижних юбок, она велела:

— Садись.

Сама же устроилась на разобранной постели, приняв позу картинную, которая должна была бы продемонстрировать прелести ее тела, однако Альваро видел лишь, что и постель, и тонкая рубашка, в которую была облачена Марианна, не отличались чистотой и свежестью.

— Так чего же твой хозяин желает? — томным голосом поинтересовалась она и пальчиком провела по длинной шее. — Я многое могу… За соответствующее вознаграждение.

Она была предельно откровенна.

— Мой хозяин хочет знать правду. — Альваро достал кошель. — Ты отравила Каэтану, герцогиню Альбу?

— Что? — От возмущения Марианна села. — Кто тебе такое сказал?!

— Твой бывший любовник…

— Франсиско? Мануэль? Скотина! Что один, что второй… Конечно, Франсиско, больше некому… Я ему отдала лучшие годы своей жизни! А он…

Марианна заломила руки.

— Назови свою цену. — Альваро подбросил кошель на ладони. — И говори правду. И нет, Франсиско не утверждает, что ты отравила Каэтану. Лишь угрожала…

— Я играла, — отмахнулась Марианна, не спуская с кошеля жадного взгляда. — Мы оба понимали, что я не стала бы делать ничего такого, тем более…

Она запнулась.

— Что?

— Она проиграла не потому, что плохо танцевала, она танцевала до отвращения хорошо, но… Ей вдруг стало дурно. И двигалась она иначе… Поначалу правильно, а потом, так бывает, когда, скажем, голова закружится или… Она была немолода, но я не слышала, чтобы возраст мешал ей… И потом, она почти ничего не пила, а выглядела пьяной…

— Ты за ней следила?

— Наблюдала. — Марианна повела белым плечиком. — Мне было интересно, что же все в ней находят… И да, я не собиралась выигрывать, я ведь не дура, что бы там ни утверждал Франсиско. Но когда я заметила, что с нею неладно, было слишком поздно притворяться…

— И вы никому ничего…

— Никому и ничего. — Марианна вытянула ножку, позволяя полюбоваться тонкой щиколоткой и аккуратною стопой. — А кому я должна была что-то говорить? Или уж, простите, предупреждать? Это вообще не мое дело!

Альваро не стал спорить. Услышанное многое меняло.

— Я на все вопросы ответила? — поинтересовалась Марианна и ручку протянула.

— Нет. Когда ты сошлась с Мануэлем?

Она скривилась, будто само упоминание этого имени было ей крайне неприятно.

— Скотина лживая… Обещал золотые горы…

— Но золото оказалось фальшивым?

— Он частенько заглядывал в «Веселую голубку». Играл, но все больше проигрывал… Порой до того, что ему в долг выпивку отпускали. Ко мне подходил, но… На кой ляд мне кавалер, который не способен женщину содержать? А потом как-то вдруг заявился и золото метать начал налево и направо… Новехонькие монетки… Красивые…

— И ты передумала?

— С Франсиско мы разошлись. Я была женщиной свободной. Он мне квартирку оплатил, платьев купил… Потом начал говорить, что неплохо бы встретиться с Франсиско, заказать мой портрет, мне было лестно. Да, пожалуй, весьма лестно… Пока я не узнала, что позировать надо голой. Не подумай, я не скромница, хотя могу сыграть, если нужда будет. Но одно дело раздеваться перед мужиком, и совсем другое, когда тебя голой намалюют… Мануэль долго меня уламывал. Мол, он заплатит Франсиско, и мне заплатит… А потом уже я поняла, что на эту картинку у него имеется покупатель. Не знаю, кто, но… — Марианна замялась. — Этот человек желал получить одну картину, и Мануэль обещал ее…

— И не смог исполнить обещание?

— Похоже на то… Я предлагала нанять кого попроще. Франсиско задарма работать не станет, а в Мадриде полно малевальщиков. И девку какую с улицы… И все было бы чудесно. Но нет, Мануэль уперся, мол, заказчик хорошо знает манеру Франсиско, дескать, рука у него особая… И о картине он слышал, и обмануть не выйдет. А ту достать непросто… Ну я Франсиско уговаривала, только без толку, а там уже и выяснили, что золотишко, которым Мануэль швыряется, фальшивое…

В доме герцогини Альбы царил траур.

Слуги скользили мрачными тенями. И донна Изабелла, заняв место за обеденным столом, — она нисколько не смутилась, усевшись именно там, где некогда сидела сама герцогиня, — то и дело вздыхала, прикладывая к сухим глазам платок.

Мрачна была Лукреция, которой — Альваро знал — поутру доставили конверт с долгожданным ответом от жениха. И лишь Мануэль был весел и в меру пьян. Впрочем, мера эта ему самому казалась неполной, и потому он то и дело доливал в бокал красного вина.

— И все-таки я не понимаю, — тоненьким голосочком произнесла донна Изабелла. — Неужели все и вправду так… плохо?

— К сожалению. — Альваро отвесил даме глубокий поклон. — Доктор считает, что дону Диего необходима смена климата. И рекомендует покинуть Испанию.

— Чушь какая. — Мануэль поднял бокал. — За здоровье! Всегда был хилым.

— Заткнись, — прошипела Лукреция, сминая платок.

— И… когда же он собирается?..

— Завтра утром.

— Вы полагаете, что это… поможет? — Донна Изабелла всхлипнула и вновь прижала платочек к глазу.

— Доктор полагает, что смена климата поспособствует полному выздоровлению…

— Чудесно, — не слишком искренне произнесла донна Изабелла, вытирая сухие глаза. — Разве не великолепная новость!

— А мы? — жалобно поинтересовалась Лукреция. — Мы тоже уезжаем?

— Дон Диего не видит в том необходимости, — любезно ответил Альваро…

…Дом рано засыпал.

Первой поднялась в свои покои донна Изабелла, сославшись на душевные волнения и разыгравшуюся мигрень. Мануэль, вызвавшийся проводить матушку, так и не вернулся в гостиную, и Альваро остался наедине с Лукрецией.

— Кто из них? — поинтересовалась она, откладывая вышивку, над которой просидела последние часа два.

— Вы о чем?

— Бросьте. Я хотя и женщиной рождена, но вовсе не так глупа… Во всяком случае, в последнее время изрядно поумнела… Эта внезапная болезнь. Диего никогда не жаловался на здоровье. И главное, так своевременно, матушкина о нем забота… И вдруг отъезд. Думаете, они решатся?

— Простите. — Альваро поклонился. — Я не понимаю, о чем вы говорите…

— Мануэль встречался с Годоем… Еще один Мануэль.

— Вы говорите…

— О премьер-министре. Да, я тоже удивилась. Знакомство не самое типичное для брата, и тем любопытнее. Именно Годой заплатил Мануэлю… За что? Этого я не знаю.

— Спасибо. — Альваро поблагодарил вполне искренне. — Это многое проясняет.

— Надеюсь. — Лукреция вернулась к вышивке. — Но вам, кажется, пора… Мои родственники никогда не отличались избытком терпения.

И это был мудрый совет.

В спальне Диего воздух был тяжелым, пронизанным запахами трав и застоявшейся крови. Сквозь плотно задернутые шторы не проникало и толики лунного света. Единственная свеча в шандале кое-как разгоняла сумрак, и желтое пятно света отражалось в медном тазу, который не то бросили, не то забыли на столике.

Скрипнула, приоткрывшись, дверь.

И тень, застывшая было на пороге, скользнула в комнату. Тень эта двигалась легко, будто и вправду была бесплотна. Она и запаха-то не имела… Остановившись ненадолго у столика, тень коснулась свечи и пламя той вытянулось, позволяя разглядеть не только таз.

Столик.

Инструмент лекарский на этом столике разложенный. Пузырьки и флаконы, которые тень перебирала осторожно, точно надеясь отыскать нужный. Вздохнув, она взяла шандал со свечой и подошла к темной громадине постели. У нее тень перекрестилась, и крест этот, сотворенный левою рукой, гляделся едва ли не издевкой.

— Господи, помилуй…

Тень поставила шандал на пол и с пола же подняла одну из многочисленных подушечек, разбросанных в беспорядке. Отодвинула полог, вздохнула…