Человек в витрине - Хьелль Даль

Фристад закрыл глаза и кивнул.

— Карстен положил глаз на вдову? Они ведь примерно одного возраста, да?

— Они неплохо ладят, у них много общего.

— Они трахаются?

Гунарстранна резко вскинул голову.

Фристад улыбнулся, словно извиняясь:

— В материалах дела я прочел, что убитый был импотентом. Значит, вдова трахалась с сыном?

— Об этом я ее не спрашивал, — с невозмутимым видом ответил Гунарстранна.

— Значит, тебе так не кажется?

— Ты все-таки дослушай до конца, — предложил Гунарстранна.

Фристад кивнул и с нажимом произнес:

— Давай, давай… значит, вдовушка бросает сына и едет к тому типу, с которым она спит… У него еще такая дурацкая фамилия. Срамстед?

— Его фамилия Стрёмстед…

— Да, верно. А бедный восьмидесятилетний рогоносец караулит свою женушку в кафе напротив. Наверное, понимает, что ей нужен настоящий мужик, который ублажает ее раз в неделю…

Гунарстранна в упор посмотрел на Фристада, как на плохо воспитанного подростка. Фристад великодушно махнул рукой и сказал:

— Продолжай! Рассказывай дальше!

— Тем временем Рейдар Фольке-Есперсен приходит на встречу с братьями…

— Да, верно…

Гунарстранна поднял голову и замолчал. Фристад жестом показал, чтобы инспектор продолжал.

— По словам Хиркенеров, они дали Фольке-Есперсенам слово, что не станут перепрофилировать магазин. Они хотели купить всю фирму целиком — и магазин, и склад. Кажется, им не терпится приобрести то, что называется «неосязаемым капиталом», — репутацию фирмы, ее клиентов, круг поставщиков и так далее…

— Да, совершенно верно, «неосязаемый капитал»…

— На той встрече ни о чем конкретном речь не шла. Хиркенеры устроили нечто вроде презентации: сказали о своей оценке стоимости магазина и вкратце обрисовали свои планы, а затем ушли, предоставив братьям обо всем договориться. Именно тогда, как предполагается, Рейдар Фольке-Есперсен резко высказался против сделки и повел себя враждебно.

— Почему?

— Для того чтобы ответить на твой вопрос, необходимо знать предысторию. По-хорошему Рейдару следовало выйти на пенсию еще десять-двенадцать лет назад. Он всю жизнь командовал братьями на правах старшего. По мнению Эммануэля Есперсена, Рейдар считал, что братья нарочно решили продать магазин. Сговорились против него у него за спиной.

— Да-да… Ну а все-таки… При чем здесь жена и ее интрижка? Жена и любовник играют какую-то роль во всем происходящем?

— Вполне возможно, — кивнул Гунарстранна. — По словам братьев и Хиркенеров, о причине встречи Рейдару Фольке-Есперсену сообщили заранее. В общем, нам пока трудно понять, что именно так разозлило его. Однако нам известно, что, выйдя от Арвида, он позвонил любовнику жены…

— Да, я прочел. Крепкий орешек, верно? Обманутый супруг звонит в то время, когда жена и любовник кувыркаются в постели… — Фристад грубо загоготал, выпятив влажные губы.

— Верно. Но, как бы там ни было, по телефону Фольке-Есперсен не скандалил и не спорил с любовником жены. Просто попросил позвать жену к телефону, а ей предъявил ультиматум.

— Запретил ей ходить налево, — кивнул Фристад.

— Да, примерно так. Не позднее половины третьего он звонит молодой актрисе без постоянного ангажемента по имени Гро Хеге Вюллер и уславливается с ней о встрече. Немаловажно то, что он вдруг переменил свои планы. Они должны были встретиться только двадцать третьего января, но Рейдар просит Вюллер приехать в тот день, в пятницу тринадцатого.

— Ну да… а дальше прямо как в песне Барбры Стрейзанд «Какими мы были»?

— Примерно. Гро Хеге Вюллер переодевается и играет роль женщины, которая, как нам представляется, очень много значила для Фольке-Есперсена. По словам Вюллер, во время их встреч они играют сочиненную Есперсеном пьесу, больше похожую на импровизацию. Своего рода ритуал с хересом и Шубертом.

— Секса не было? — деловито поинтересовался Фристад.

— Об этом я даже не задумывался.

Фристад ухмыльнулся:

— Гунарстранна, ты что, пуританин?

Инспектор вздохнул:

— Ингрид Есперсен подтвердила, что Рейдар Фольке-Есперсен не был… как вы сами выразились… сексуально активен. Фрекен Вюллер подтверждает, что Есперсен без всякого стеснения говорил о своей… импотенции. У меня создалось впечатление, что с постельными забавами старик покончил.

— Значит, в дедушкиной аптечке не лежала виагра? — Фристад снова грубо загоготал.

Инспектор Гунарстранна глубоко вздохнул.

— Извини, — сказал Фристад, отсмеявшись.

— Забыл, на чем я остановился, — раздраженно заметил Гунарстранна.

— На портрете, — поспешил напомнить Фристад. — На снимке женщины, которую должна была играть Вюллер. Кто она?

— Ее зовут Амалье Брюн, но их отношения с Фольке-Есперсеном не до конца ясны.

— Наверное, он когда-то был в нее влюблен?

— Их отношения еще не до конца ясны, — устало повторил Гунарстранна и снял очки.

— Понятно… ну да. Переходи к убийству таксиста. Насколько я понимаю, у вас с Фрёликом теперь новая забота? Мало того что Фрёлику пришлось ночью в лютую стужу гулять у залива Бьёрвика…

Гунарстранна безучастно смотрел в лежащие на столе бумаги.

— Нет, так не пойдет, — возразил он. — Давай по порядку. Прежде чем Вюллер приезжает в контору убитого, Фольке-Есперсен звонит своему адвокату и просит ее аннулировать завещание.

— Завещание имеет отношение к делу? — с напускной веселостью спросил Фристад.

— Имеет, потому что по непонятным пока причинам Есперсен вдруг задумался о смерти.

— Кто из наследников выигрывает оттого, что старик аннулировал завещание?

Гунарстранна поднял руку, призывая своего собеседника к молчанию.

— Минуточку, — сказал он. — В тот же день Фольке-Есперсен звонил доктору Грете Лёуритсен, онкологу из клиники Уллевол. Она сообщила ему, что по результатам анализов у него обнаружили злокачественную опухоль. Кстати, это подтвердилось на вскрытии.

— Думаешь, он поэтому аннулировал завещание?

— Мы пока не знаем. Зато знаем, что вскоре после звонка в больницу Фольке-Есперсен связался с адвокатом.

— Что меняется от того, что старик аннулировал завещание?

— По-моему, ничего, ведь новое завещание так и не было составлено. По словам адвоката, — и я убедился в ее правоте, так как сам читал завещание, лишенное юридической силы, — последняя воля покойного заключалась в том, что он просто указал, кому какая вещь достанется. Нам известно, что Карстена Есперсена интересовал какой-то конкретный шкаф, но трудно поверить, что он убил отца из-за шкафа.

— Странно, — сказал Фристад. — Ужасно странно, — повторил он, глядя на стол.

— С последними часами покойного связаны две большие загадки, — сказал Гунарстранна. — А именно: его звонки фрекен Вюллер и адвокату.

— Но ведь он узнал, что скоро умрет…

— Уж если он взял на себя труд аннулировать первое завещание, то должен был составить новое. А он этого не сделал.

Фристад стряхнул пылинку с рукава.

— Ладно, продолжай!

Гунарстранна вздохнул.

— Совершенно очевидно, что показания Гро Хеге Вюллер играют ключевую роль. Ришар Экхольт живет в том же доме, что и Вюллер…

— Жил, — уточнил Фристад.

— Ну да, я в курсе, что он умер, — негромко и угрожающе отозвался Гунарстранна. — Может быть, перестанешь меня перебивать?

Фристад развел руками и промолчал.

— Итак, Экхольт был знакомым Вюллер и, очевидно, проявлял к ней интерес, но в связи они не состояли. Экхольт тринадцатого отвез Вюллер в Энсьё. В машине он попытался ее изнасиловать, но, по ее словам, потерпел неудачу.

— И ты ей веришь?

— Не знаю, зачем ей выдумывать. Она вбежала в подъезд. Фольке-Есперсен, как всегда, оставил для нее ключ от кабинета в почтовом ящике. В четверть шестого она отперла дверь конторы. Через час с небольшим она закончила свое… представление, и он вызвал такси по телефону. Машина приехала в шесть сорок две — я уточнил в диспетчерской. Садясь в такси, Вюллер заметила, что Экхольт никуда не уехал. Он караулил их в своей машине, стоящей у здания склада. Должно быть, он все это время ждал ее. Но она уехала в такси с Фольке-Есперсеном. По ее словам, после того, как Экхольт набросился на нее, ей неприятно было с ним общаться.

— Ясно. — Фристад жестом показал, чтобы Гунарстранна продолжал.