Карта костей (ЛП) - Хейг Франческа

— И что? — устало вздохнул Дудочник. — Синедрион вряд ли оставил дверь без охраны.

— Это другое, не дверь. Твои слова о Хитоне напомнили мне о кое-чем. Помнишь, что Инспектор вычитал в отчете о парне, который убил Хитона при попытке покинуть Ковчег?

Дудочник кивнул. Я уже рассказывала ему и Зои о находке Инспектора и завершении истории Хитона.

— Там говорилось о том, где это случилось, — продолжила я. — Он хотел проникнуть в вентиляционную шахту. Тогда я не придала этому значения, не зная, что такое эта шахта. Но теперь понимаю, что он пытался выбраться не через главные выходы. Ясно почему: должно быть, их тщательно охраняли. Поэтому Хитон решил пойти другим путем.

— То есть вентиляционная шахта — это что-то вроде печной трубы?

— Вероятно, так. Им же нужно было откуда-то брать свежий воздух.

Да, похоже, это и есть труба — проход на поверхность, но более узкий и крутой, чем ведущие к главным выходам коридоры.

— И она достаточно широкая, чтобы по ней мог пролезть человек? — спросил Дудочник. — Безопасно ли это?

— Хитон полагал, что да.

— Однако у него ничего не вышло.

— Но не потому, что он ошибался насчет шахты, — возразила я, — а потому, что его поймали при попытке туда забраться.

— Разве в таком случае они не заделали бы проход, ведь примеру Хитона могли последовать и другие?

— Если бы Хитону удалось сбежать, возможно. Но раз все случилось, как случилось, есть шанс, что шахта по-прежнему открыта. Ведь Хитон не преуспел. С точки зрения властей Ковчега система работала: сбежать не удалось никому. И только подумай о названии «вентиляционная шахта». Посредством нее с поверхности в Ковчег поступал воздух. Не так-то просто ее заделать, особенно если принимать во внимание все остальные проблемы.

— И тебе не кажется, что Синедрион ее нашел и засыпал?

— Только если они знали, что она там, — ответила я.

Но меня больше беспокоил не Синедрион, а столетия, на протяжении которых двигались земля и корни, которые похоронили три из четырех главных входов. Эти входы тщательно охранялись, но находились на расстоянии в несколько километров друг от друга. Мы выбрали место ровно посередине между восточным и северным входами и дождались темноты, прежде чем выйти из-под прикрытия луговых трав. При переходе огибающей холм дороги Дудочник велел мне прыгать с камня на камень, чтобы не оставлять на снегу следов, которые потом могут обнаружить солдаты.

Оказавшись среди валунов на склоне холма, мы очутились прямо над Ковчегом и в равном удалении от всех четырех постов Синедриона. Теперь, стоя так близко к Ковчегу, я ощущала его явственнее. Размеры и глубина его поражали воображение, причем во многом потому, что при взгляде на холм было совершенно непонятно, что в нем таится. Осознание пустоты под ногами проявлялось так сильно, что я поймала себя на том, что ступаю на снег крайне осторожно, словно боясь провалиться, пусть и знаю, что до Ковчега метры и метры. И хотя в отдельных частях Ковчега кипела бурная деятельность, в целых секциях я ощущала лишь наполненную воздухом пустоту далеко в глубине.

Было не так уж просто взбираться ночью на гигантский холм, прячась за валунами и низкорослым кустарником. Без моего дара предвидения сомневаюсь, что мы отыскали бы люк. Он выглядел очередной ямкой в земле между валунами и деревьями. Но я чувствовала под ним пустоту, отсутствие земли, как в прикрытой травой ловушке на тропинке, ведущей к дому Салли, но намного более глубокое. Я встала на колени и всмотрелась в землю, раздвигая траву, чтобы хоть мельком увидеть ржавчину, более оранжевую, чем окружавшая ее земля.

Мы разгребли снег и повыдергивали траву, которая резала пальцы и выдиралась из земли, унося с собой налипшие на корни почву и мох. Очистив таким образом круглую площадку, мы увидели люк — металлический круг диаметром чуть больше полуметра, утопленный в металлический обод. Крышка была не цельной, а решетчатой, все еще засыпанной землей. По периметру окружности обнаружились четыре ржавых металлических прута, лишь на несколько сантиметров выступающих из земли.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Похоже, давным-давно решетку что-то прикрывало. Навес или что-то в этом роде, — предположил Дудочник.

Чем бы оно ни было, его давно нет — то ли исчезло при взрыве, то ли в последующие столетия. Я наклонилась к люку. На вид он казался совсем узким — всего-то на ширину моих плеч. Дудочнику, чья спина была вдвое шире моей, он, должно быть, казался еще меньше.

— Черт возьми, Касс. По-твоему, какого телосложения был этот Хитон?

— Тут неподалеку есть и другие туннели. — Я их чувствовала — воздушные туннели, ведущие от поверхности к сердцу Ковчега, словно холм под нашими ногами истыкали зубочисткой будто торт, который проверяли на готовность.

— Больше этого?

Я покачала головой:

— Наоборот, меньше. — Судя по моим ощущениям, диаметр каждого не превышал дециметра. — И вспомни, что говорилось в документе: «основная вентиляционная шахта». Этот туннель самый большой.

Дудочник принялся ковырять край люка ножом, откапывая почву и мох. Когда он очистил всю окружность, я взялась за край, продела пальцы в дырки решетки и потянула. Люк не сдвинулся с места, но нехотя скрипнул.

Дудочник снова принялся очищать края. Вскоре снег оказался усыпан ярко-оранжевыми ошметками ржавчины. Дудочник что-то пробурчал о том, что нож затупится, но продолжил свое дело, и оба мы стискивали зубы при скрежете стали о ржавчину.

Дудочник отряхнул лезвие и кивнул мне. Я попробовала снова. Ничего. Но когда он взялся своей рукой между моими и тоже потянул, решетка заскрипела и подалась.

Мы оттащили ее в сторону и бросили на снег, но туннель все еще оставался закрытым чем-то на первый взгляд похожим на слой грязи. Дудочник потянулся вниз и ткнул грязь кончиком ножа. Лезвие на пару сантиметров погрузилось в пыль, и когда Дудочник повел его в сторону, под слоем грязи обнаружилась сетка из тонкой проволоки: фильтр, который пропускал воздух, но задерживал частички почвы, проскочившие через стальную решетку наверху. Когда я своим ножом обвела его по кругу, он легко подался и я его сняла — диск из пыли и проволоки, но пыль тут же унесло ветром, стоило вытащить его на поверхность. Он оказался не последним: пришлось убрать еще четыре слоя, располагавшихся в нескольких сантиметрах друг от друга, а последний находился более чем в метре от поверхности. Дудочник держал меня за талию, пока я разрезала последний фильтр, по пояс свесившись в шахту.

Дудочник помог мне выбраться, и я бросила рядом с люком последний фильтр. Он почти ничего не весил и даже не продавил рыхлый снег. Никогда в жизни не видела столь искусной работы — проволока была не толще паутины. Мембрана между Ковчегом и внешним миром.

Разворошенная нами пыль и грязь непотревоженной накапливалась здесь веками. Если бы мы просеяли налипшие частички с каждого фильтра, то смогли бы отследить прошедшие годы. Сверху свежий снег и привычная пыль: земля и семена травы. Под ней остатки былых времен, когда восстановление шло медленно и постепенно. Возможно, следы первых появившихся после взрыва растений. Почти в самом низу — черный пепел Долгой зимы, достаточно плотный, чтобы годами отравлять небо. И на дне пепел самого взрыва, частицы зданий и костей.

Мы вгляделись в туннель. Он представлял собой стальную трубу, не вертикальную, но уходящую вниз под довольно крутым углом. На поверхности сгустилась ночная мгла, но она казалась милосерднее непроглядной черноты шахты.

— Я рада, что мы идем по стопам Хитона, — прошептала я. — Он словно указывает нам дорогу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Он пытался выбраться оттуда, — заметил Дудочник. — Мы же делаем ровно противоположное.

Я пропустила его слова мимо ушей, взглядом измеряя ширину его плеч.

— Для тебя туннель слишком узок, — сказала я.

— Одну я тебя не отпущу.

Дудочник снял заплечный мешок, поставил на землю и встал на колени у входа в шахту. И хотя я не сказала этого вслух, при мысли о том, что в темноте я буду не одна, стало легче.