Карта костей (ЛП) - Хейг Франческа

Дудочник наблюдал за мной, но несколько отстраненно — я к этому уже привыкла за последние несколько дней после ухода Зои. Казалось, будто он где-то далеко, изучает расстояние за горизонтом моего лица.

Он ни разу не обвинил меня в том, что я отпугнула Зои. Этого и не требовалось. Теперь я видела себя ее глазами, находясь одновременно в своем теле и вне его. Я сознавала, как дрожу, когда приходит видение. Как просыпаюсь с широко открытым ртом, когда во сне вижу резервуары, словно только что вынырнула из липкой жидкости и жажду воздуха. Словно в первый раз услышала свои крики при виде взрыва. Подавленные вопли, которые никто не услышит, потому что не осталось никого, да и самого мира, в котором они могли бы раздаваться.

— Как думаешь, куда ушла Зои? — спросила я Дудочника.

— Есть одно место на востоке, где она собиралась поселиться с Лючией. Суровый край прямо на границе с мертвыми землями, но очень далеко от всего происходящего здесь. — Ему не потребовалось объяснять, что он имел в виду.

Когда-то я бы поспорила, сказала бы, что Зои не должна бросать Сопротивление. Но после всех допущенных ошибок я не имела права утверждать, что знаю ее. Или просить у нее больше, чем она уже дала.

— По-твоему, она вернется? — спросила я.

Дудочник не ответил.

Глава 31

Я почувствовала реку раньше, чем Ковчег. Мы вышли из леса на пастбище, и на безмолвной равнине я ощутила далекое течение воды. Дудочник указал на восток, где горизонт перекрывал горный хребет. Вспомнив рисунок из Ковчега, я узнала Разбитую гору и плоскую вершину горы Олсоп.

Через несколько часов езды я почуяла и сам Ковчег. Казалось, в земле притаилось нечто чужеродное. Впереди нас дальше по равнине я чувствовала упрямое твердое тело, сделанное не из земли и не из камня. И внутри этого закопанного в почву панциря на месте земли был воздух.

Я чувствовала и скопившихся там солдат. Словно наяву услышала голос Ксандера: «Шум в лабиринте костей». Ковчег мерно гудел. Если прежде я не была уверена, что Синедрион отыскал Ковчег, теперь сомнения испарились. Он представлял собой улей, из которого в любую минуту может вылететь рассерженный рой.

Мы остановились в рощице за несколько километров от реки и привязали лошадей. Мне не хотелось вот так их оставлять: за исключением парочки полузамерзших мелких луж там не было воды, а я не знала, надолго ли мы уходим. Но отпускать лошадей на свободу, где их могут заметить солдаты, весьма рискованно.

— И они еще могут нам понадобиться, — сказал Дудочник. Я отметила сослагательное наклонение; мы оба думали об одном: «если мы вернемся».

Пригнувшись в высокой траве, мы пустились в путь. Впереди возвышался широкий холм, где деревья боролись за каждый клочок земли с камнями и валунами. Река огибала его с запада. Темные воды не замерзли из-за глубины реки и скорости течения.

— Нам нужно через нее перебраться? — спросил Дудочник, настороженно глядя на реку.

Я покачала головой и указала на холм:

— Ковчег на этой стороне, внутри холма.

Теперь я чувствовала его яснее, чем раньше. Под холмом таился металл — я ощутила на языке привкус железа. Двери и коридоры, следы металла и воздуха под землей.

Я повела Дудочника на холм, лавируя между деревьями, к тому месту, где чувствовала выход на поверхность. Здесь еще сильнее ощущался металл — двери, листы железа, вгрызшиеся в склон.

Не дойдя до двери, мы заметили первых солдат. Накрытую брезентом телегу, запряженную четверкой лошадей, охраняли восемь верховых. Мы с Дудочником присели в снегу. Высокая трава скрывала нас, но каждый раз, когда кто-то из солдат поворачивался и обозревал равнину, я вздрагивала. На повороте дороги альфы были всего-то метрах в тридцати от нас, достаточно близко, чтобы я разглядела рыжую бороду возчика и тунику замыкающего всадника, протертую на боку рукоятью меча.

Наконец они проехали мимо. Мы следили за тем, как они подъезжали к шраму на склоне холма, где когда-то скрывалась дверь. Но теперь ее там не было: осталось лишь выдолбленное укрытие площадью метров сорок. За четыреста прошедших лет каменистая земля поглотила металлический каркас двери, которую я чувствовала. Судя по всему, солдаты попотели, раскапывая склон, представлявший собой массу земли и валунов порой размером с лошадь. Деревья тоже выкорчевывали с корнями и стаскивали вниз, где они лежали жалкими обломками столетий. Перед входом выстроился по меньшей мере десяток солдат, словно красный язык, высунутый из раскрытого рта холма.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Больше часа мы наблюдали за входом. Солдаты сновали между холмом и телегой туда-сюда, но караульные не сходили с постов. Сторожили не только они — Дудочник засек лучницу чуть выше на холме метрах в двадцати от входа. Ее было почти не видно за валунами, меж которых она притаилась. Если бы Дудочник не сказал, на что именно надо обратить внимание, я приняла бы торчащий над валуном лук за молодое деревцо. Но он сдвинулся с места, когда лучница повернулась, обозревая происходящее внизу. Любой вышедший из высокой травы равнины, погиб бы, не приблизившись к двери и на пятьдесят метров.

Разделив руками траву, я соскребла с земли снег, закрыла глаза, прижалась щекой к промерзшей почве и попыталась нащупать размеры погребенного под холмом Ковчега. Ушло несколько минут, чтобы понять, почему он казался таким знакомым: он походил на Остров, но наоборот. В то время как Остров был конусом, выросшим из морских глубин, Ковчег представлял собой конус острием вниз. Внешние коридоры на уровне поверхности замыкались грубым кругом диаметром в несколько километров. В пределах этого круга, постепенно сужающегося по мере погружения в глубину, скрывалась сеть комнат и коридоров. Целое гнездо опоясывающих Ковчег коридоров уходило все ниже под землю. Но даже внешний контур Ковчега находился глубоко под землей. Перед нами, за закопанной в холме дверью, вниз круто спускался проход, примыкающий к первому коридору. И в архитектуре Ковчега соблюдалась симметрия, поняла я, мысленно блуждая среди камня и стали. Проходы на поверхность были сооружены на одинаковом расстоянии друг от друга по всей окружности внешнего кольца.

— Помнишь, что говорилось в документах? — прошептала я. — Замеры уровня радиации производились у выхода номер один. Там есть и другие. Я чувствую по меньшей мере три — по одному на каждую сторону света.

Остаток дня мы медленно огибали холм, прячась в высокой траве. Три раза я чувствовала ведущие к поверхности проходы, и все три раза, когда мы подползали ближе, взору представала одна и та же картина: караульные, мечи и луки. Перед западной дверью стоял палаточный лагерь, в котором могла расквартироваться по меньшей мере сотня солдат.

Ближайшую к реке южную дверь время пощадило, и нам открылся вид не на раскопку, а на проржавевшую стальную конструкцию. Она была круглой, скорее напоминая не дверь, а люк высотой в два человеческих роста. Похоже, Синедрион каким-то образом ее взорвал, чтобы проникнуть внутрь: в центре люка зияла дыра, обрамленная острыми рваными краями, которые загибались внутрь, словно чудовищные зубы.

Когда мы отползли от нее подальше, Дудочник тяжело выдохнул.

— Придется вернуться с войском. Даже будь с нами Зои, нам не удалось бы прорваться ни в один из входов. А если бы и получилось, нас сразу схватили бы внутри. — Он пнул снег.

На это не было времени. Некогда предпринимать рискованное путешествие обратно в Нью-Хобарт и снова сюда возвращаться. Некогда затевать очередную битву, в которой прольется немало крови. Сколько нам отмерено времени и везения? Солдаты Синедриона каждый день выкапывали из Ковчега новые знания и силы, а убежища неустанно поглощали новых омег.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Дудочник присел на валун и обреченно усмехнулся:

— Этот бедный дурень Хитон погиб, пытаясь оттуда выбраться, и вот они мы, рвемся внутрь.

При упоминании профессора Хитона я резко вскинула голову.

— Есть еще один вход.