Запретная правда о русских: два народа - Андрей Буровский

В эпоху Московской Руси умерших в «государевой опале» хоронили вне кладбища – так же, как казненных преступников, опившихся, самоубийц, утопленников. То есть как людей, умерших не христианской смертью.

С точки зрения московского общества, служение царю есть религиозная норма, и царь сам решает, соответствует ли эта служба предъявляемым к ней требованиям. «Отлучая» от своей особы и от службы себе, он тем самым отлучает от церкви и ввергает преступника в ад (то есть проявляет власть, равную власти Бога). А «отлучаемый» от службы впадает в смертный грех, сравнимый с грехом самоубийства.

На царя даже переносятся самые натуральные литургические тексты. Феофан Прокопович встречает появившегося на вечеринке Петра I словами тропаря: «Се жених грядет во полунощи» – относимыми к Христу. И никто не выражает возмущения, не останавливает Феофана – в том числе и сам Петр.

В «Службе благодарственной… о великой Богом дарованной… победе под Полтавою», написанной в 1709 году по заданию Петра Феоктилактом Лопатинским и лично отредактированной царем, Петр прямо называется Христом, его сподвижники – апостолами, а Мазепа – Иудой [94. С. 365–366].

Получив благословение от священника, православные целуют руку священнику, как благословляющему. Византийский император тоже целовал руку священнику. Но русский царь и император сам получал поцелуй в руку от священника! Кто же кого благословляет?!

Набожный Александр I в селе Дубровском поцеловал руку священника, поднесшего ему крест. Все общество восприняло поступок царя как нечто совершенно особенное и экстраординарное. Священник так изумился «поступком благочестивого христианского царя, что он до самой смерти своей ни о ком более не говорил, кроме Александра, целовал руку свою, которой коснулись царственные уста» [95. С. 700].

Архимандриту Фотию Александр тоже поцеловал руку. Но когда Фотий, благословив уже другого императора, протянул свою руку для поцелуя Николаю I, тот велел вытребовать его в Петербург, «чтобы научить его приличию» [95. С. 52].

Сошлюсь еще на письмо Екатерины II Н.И. Панину: «В одном месте по дороге мужики свечи давали, чтобы предо мною их поставить, с чем их прогнали» [96. С. 133]. Видимо, для крестьян императрица была своего рода живой иконой, а может быть, и живым божеством.

Да, именно что для крестьян! И для священников – то есть для русских туземцев. Русские европейцы резали, свергали, убивали своих императоров, не говоря уже о том, что в частной переписке называли их «дураками», «чертями», «уродами», «говнюками» и так далее.

Московитам и в голову не могло прийти произнести такое про «почти бога», а уж тем более покуситься на его жизнь и здоровье… Долгое время не приходит в голову и духовным потомкам московитов, русским туземцам.

Правда, обожествляемый царь должен еще быть «настоящим» – то есть ложиться в матрицу народных представлений о царе. «Истинный» царь – это почти что истинный бог! Настоящий царь и ведет себя соответственно, и даже внешне отличим – на его теле должны быть особые «царские знаки». Что это за такие особенные знаки, никто толком не мог объяснить, но все русские туземцы «точно знали» – знаки быть обязательно должны! В результате Емельян Пугачев легко показывал на себе такие «знаки» – следы прошедшей по его груди картечи.

Если царь не соответствует народным представлениям – значит, он не настоящий царь! Настоящий – это тот, кто как раз соответствует. Ненастоящего – свергнуть! И посадить на престол настоящего…

В этом смысле очень характерно самозванчество. Никакой «классовой борьбой» невозможно объяснить появление более сорока одних «Петров третьих», а потом больше десятка «Павлов первых». Не объяснишь и «дикостью народа»: в Европе XVII–XVIII веков народ был чудовищно необразован, но «людовики» и «карлы» не бродили по Франции толпами. Это в Казани как-то солдаты побились об заклад, сколько «императоров» одновременно сидит в городской тюрьме: шестнадцать или восемнадцать. Пересчитали – семнадцать!

Но самозванчество очень легко объяснить этой народной установкой на «настоящего» царя. Для русских туземцев совершенно не важно было то, что значимо для европейцев – например, внешность и поведение как настоящего царя, так и самозваного «царя». Самозванец вел себя «как надо» и тем самым становился как бы «настоящим», «правильным» царем.

Самозванцами были не только беглый казак Емелька Пугачев, но и приближенные «Петра III»-Пугачева. Есаулы и подхорунжие лихо присваивали себе титулы и чины высшей российской аристократии, называли себя «государевыми анаралами» (генералами) и «графьями», причем присваивали не только титулы, но и конкретные дворянские фамилии. Произносили их одним словом, слепливая титул и фамилию, но «анарал Князьчернышов» или «анарал Графорлов» вовсе не понимали, что эти имена звучат комично. Для них тут не было ничего смешного или нелепого.

Ведь подлинный князь Чернышов вел себя «не как подобает» – то есть как и царь, оказался «ненастоящий». Так долой того, питерского Чернышова, и многие лета «настоящему»! Который ведет себя как надо… А уж «княжеские знаки»«при желании можно отыскать на любом месте…

Настоящий царь в представлениях московитов был не только живым богом, но и народным вождем. Справедливым верховным арбитром, воплощением народных представлений о разуме и порядке.

С царем можно (и должно) было спорить, убеждать его в чем-то, договариваться. В тяжелую годину царь обращается к народу и вместе с ним обсуждает общие дела. Если народу плохо и голодно – народ идет к царю, и тот обязательно поможет. Главное – чтобы царь был «настоящий».

Самое удивительное – в московское время такие цари и правда были! Алексей Михайлович, второй царь династии Романовых, не раз обсуждал с народом государственные дела. Когда почти все поместное войско погибло под Конотопом (в 1656 году), царь вышел на улицы Москвы, плакал и причитал вместе с людьми, слушал их советы, как лучше организовать оборону… Не уверен, что все это – чистой воды лицемерие.

1 июня 1648 года царь возвращался из Троице-Сергиевого монастыря в Москву, когда толпа людей перегородила ему дорогу. Люди потребовали, чтобы царь их выслушал, оттеснили свиту и даже схватили за повод его лошадь. Люди рассказывали, что «сильные людишки» «затесняют и изобижают многими обидами» «черный люд».

Назывались имена главных «врагов народа» – Морозова, Траханиотова, Плещеева, дьяка Чистова, придумавшего ввести на соль пошлину, его тестя Шорина, который якобы повышал цены на соль, князей Львова и Одоевцева, как главных захватчиков пригородной земли, и так далее.

Тут «выяснилось», что царь вообще ни о каких народных бедах знать не знает и завтра же начнет разбираться во всем. Народ стал кланяться, благодарить царя, возглашать ему здравицу и «многая лета»…