Очерки советской экономической политики в 1965–1989 годах. Том 1 - Николай Александрович Митрохин

трактуемого «дела», иногда просто по собственной прихоти, например из «благодарности». Каждый мемуарист, входящий в партийно-государственную элиту или близкий к ней, приводит в своих мемуарах не один эпизод проявления подобной щедрости.

Например, Степан Микоян, военный летчик и сын члена Политбюро, описывает яркий эпизод, как Брежнев в 1971 году мгновенно принял решение о выделении военным его части 300 легковых автомобилей и распорядился Косыгину их предоставить офицерам, а Министерство обороны в свою очередь сто штук из них перехватило и отправило на нужды офицеров своего аппарата[611].

Помощник Черненко Виктор Прибытков в свою очередь описывает, как на восемь лет стал «помощником по „Спартаку“ на общественных началах». Его шеф, тогда еще рядовой секретарь ЦК КПСС, но заведующий влиятельным Общим отделом аппарата ЦК КПСС, как фанат этой футбольной команды, организовал ей значительную материальную помощь за счет различных государственных ресурсов. В процесс были включены министры МВД, обороны («отдававшие» Черненко из своих команд игроков и тренера в порядке взаимных обязательств) и гражданской авиации (назначивший «Аэрофлот» спонсором команды), первый секретарь Московского горкома КПСС (выделявший деньги и квартиры игрокам). Прибытков координировал эту работу[612]. Черненко в этой ситуации выступал как фактический владелец клуба.

Министр энергетики Петр Непорожний мог подписать письмо с санкцией на выделение средств министерства на строительство школы в районном центре (где располагались предприятия и его ведомства) просто потому, что к нему во время его отдыха в санатории того региона, где расположен райцентр, пробился молодой и «нахальный» первый секретарь горкома ВЛКСМ[613].

Вениамин Афонин как директор Невинномысского химзавода в 1970-е годы сопровождал помощника председателя Совета министров при встрече уникального оборудования, перевозимого на завод. Тот переоценил свои силы на жаре и получил инфаркт:

Позвонили в Москву, говорит: «Нет, давайте в вашу больничку». У нас больничка хорошая при комбинате, медицинское оборудование все японское. Галина, наш врач химкомбината, его выходила за 10 дней уколами. Он говорит: «Ну, чем вас отблагодарить?» Я говорю: «Николай Иванович, город видите какой, — там действительно уже и окурков не было, — надо уборочные машины, что-нибудь». — «Все, сколько надо — пиши». Я написал 20 машин разных — и мусор, и так далее. И он Мазурову, первый зампред Совмина, белорус — и Мазуров этот вопрос решил[614].

Наркис Разумов приводит в воспоминаниях эпизод 1983 года, когда он посетил далекую Камчатку и ознакомился там с местными промыслами по производству красной икры, добываемой в объемах, превышающих мощности по переработке и хранению. Затем, пользуясь своим положением сотрудника аппарата Совета министров СССР, он пробил направление туда 10 промышленных холодильников. Как он выражается на бюрократическом языке: «удалось через Госплан и Госснаб добиться адресного выделения». Однако

выяснилось, что из десяти отгруженных комплектов до Камчатки дошли только два, остальные растащили (на основании различных руководящих указаний) по дороге[615].

Таким образом, волюнтаристская по сути благотворительность первых лиц могла сопровождаться актами административного произвола прочих административных структур, вовлеченных в процесс перераспределения ресурсов. В приведенном нами примере чиновник из третьего эшелона управления сам себе организовал командировку в интересный регион. Он сам себе поставил задачу помочь местным производителям красной икры. Сам пробил «адресное выделение» и дальше с удивлением наблюдал, как нижестоящие по иерархии структуры делили кусок, который он урвал в Москве. В результате всего 20 % вырванного им дефицитного ресурса дошло до цели.

Само по себе распределение ресурсов ответственным лицом также могло быть сочтено «волюнтаризмом», если при этом нарушалось множество писаных правил и утвержденных планов. Результатом жесткого планирования становилась невозможность (или большая сложность) официально перебросить ресурсы из одной сферы в другую. Контроль же за этим был ситуативен и непредсказуем. Так что, пойдя на риск, чиновник или директор мог оказаться и в выигрыше, и в сильном проигрыше — это уже зависело от решений вышестоящих или контролирующих инстанций.

Опытный чиновник, прошедший всю вертикаль власти в весьма коррупционной по советским меркам сфере — производства хлебопродуктов — от поста заместителя главного инженера хлебокомбината в Ставропольском крае до первого заместителя министра хлебопродуктов РСФСР (в том числе работавший в Сельскохозяйственном отделе аппарата ЦК КПСС), Александр Куделя рассказывает:

У ЦК был очень большой плюс, потому что ЦК контролировал и правильно поступал. …Раньше была система: если что-то проскочило сверх норматива, тут же садилась проверка — партийная, народная («народного контроля». — Н. М.), КРУ Минфина и доводили до логического конца. Потом… другой вопрос. Если человек объяснил, почему он это сделал, и он в карман не положил, — ну, прокололся в чем-то, наказывали. Если он украл — голову отрывали. А если видели, что за этим перспектива, даже еще награждали, хотя он что-то не так сделал[616].

Госснаб

Вопрос о том, где и как вообще можно было эффективно реализовать придуманные планы в условиях объективных проблем, возникающих перед исполнителями, оставался без ответа. На огромных пространствах СССР природно-климатические условия были плохо предсказуемы, в том числе регулярно случались масштабные засухи или суровые морозы, которые парализовали жизнь многих регионов. Катастрофы, пожары и поломки оборудования могли останавливать целые производства. В СССР так и не удалось создать сеть для оперативного ремонта сложной техники и оборудования, и наблюдался систематический дефицит запасных частей. Массовое производство бракованной или потеря уже произведенной продукции приводили к потере выделенных на нее ресурсов. Все это оказывало очевидное влияние на исполнение планов и требовало их непрерывной «корректировки»[617].

Чтобы преодолеть возможные негативные последствия форс-мажоров, субъекты экономической деятельности накапливали сверхнормативные запасы сырья, оборудования и запасных частей, что лишь частично укладывалось в логику «резервирования», учтенного при планировании. Но зачастую ничего не оставалось делать, кроме как пытаться скорректировать план на этот год в сторону уменьшения. Евгений Иванов упоминает, что в конце года коридоры Госплана заполняли многочисленные «декабристы»:

Ходоки от министерств, союзных республик, отдельных предприятий, которые приехали доказать, что план им на заканчивающийся год следует скорректировать (т. е. снизить), так как были не зависящие от них обстоятельства[618].

Одной из центральных проблем в этом отношении была и неспособность «плановиков» «научно» рассчитать или обобщить потребности предприятий в материалах и скоординировать их между собой. Как уже говорилось выше, помимо Госплана СССР при Совете министров существовал Госснаб СССР, который занимался распределением продукции, изготовленной предприятиями, в том числе в рамках их поставок смежникам, то есть партнерам.

Министр электротехнической промышленности СССР (1986–1989) Олег Анфимов о своем опыте работы директором завода в 1970-е рассказывает, в частности, так: