О.Генри: Две жизни Уильяма Сидни Портера - Андрей Танасейчук

Уильямс заверил его, что именно такие и нужны. Главное, чтобы они были о Нью-Йорке и о ньюйоркцах.

«Ну, хорошо, — ответил писатель, — дздмаю, я умею делать то, что ему нужно. Мне нравится Нью-Йорк и люди Нью-Йорка — те, что живут здесь, и те, что приезжают сюда и уезжают отсюда, — все они чрезвычайно интересны и полны жизни»[248]. И заверил, что придет в редакцию в назначенное время. Только попросил, чтобы Уильямс его встретил, проводил и объяснил, что к чему. На следующий день «историческая встреча» состоялась.

Мы не случайно назвали встречу исторической — ее действительно можно считать таковой: «Санди уорлд» предложила О. Генри контракт — гарантированную еженедельную публикацию любых новых новелл. 52 рассказа по 100 долларов за каждый. Причем договор не предусматривал эксклюзивности — писатель мог публиковаться и в других изданиях. Он был волен писать любые рассказы. Главное, чтобы они были «нью-йоркскими».

Это было уже настоящее признание. А Уильям Уильямс, весьма молодой человек, по возрасту близкий Дэвису, как и последний, превратился в одного из ближайших приятелей писателя. Благо что и он обычно не отказывался не только от кварты французского вина, но и от доброй порции виски.

Оба написали книги о своей дружбе с О. Генри. И опубликовали их. Р. Дэвис — в 1931-м, а У. Уильямс — в 1936-м. Книги эти довольно субъективны и порой не во всём точны. Но они хранят живой, очень человеческий образ писателя, поэтому остаются ценными источниками для биографов. Ими не пренебрег ни один из тех, кто серьезно писал об О. Генри. Автор настоящих строк уже обращался к ним. Не минует он их и в дальнейшем.

Незаметный обитатель Ирвинг-плейс

У О. Генри есть рассказ под названием «Комната на чердаке». Он не принадлежит к числу самых известных его творений, да и не очень характерен для сюжетов писателя, поскольку отличается мрачным колоритом. Но интересен тем, что относится к числу ранних произведений. К тому же, живописуя «заведение миссис Паркер», О. Генри явно имел в виду свое обиталище на Восточной двадцать четвертой улице. Конечно, он жил не в комнате на чердаке за два доллара в неделю, как несчастная мисс Лисон, а скорее в апартаментах — «большой комнате с ламбрекенами» за восемь долларов, какую в рассказе снимает незадачливый драматург Скиддер (кстати, и ироничность в изображении Скиддера, и его принадлежность к литературному цеху едва ли случайны). Писатель не скрывает своего отношения к пансионату, в котором обитают его герои. Да и в реальности он был недоволен своим «Отелем Марти»: шумным, суматошным. Но прожил в нем почти полтора года. Покинул его только осенью 1903-го, после того, как дела пошли на лад.

О. Генри мог переехать в другое место и раньше. Но свою роль сыграла характерная для писателя инертность. Он хотел расстаться с «Отелем Марти», но для этого нужно было прилагать усилия, да и Нью-Йорка он совершенно не знал. И тут на помощь пришли его новые друзья (везло всё-таки О. Генри на знакомых и приятелей — всегда в окружении находился кто-то, кто с удовольствием опекал, помогал ему в быту). На этот раз ему помог Уильям Уильямс. Как-то в разговоре с ним писатель обмолвился, что нынешнее обиталище вызывает в нем глубокое отторжение, раздражает суматохой, шумом, бесцеремонностью соседей и хозяйки. «Между прочим, майор («мое первое, присвоенное им звание» — это ремарка Уильямса. Портер был южанином и порой умышленно утрировал это обстоятельство, в частности, употребляя просторечия и, как некоторые «истинные» южане, присваивая приятелям воинские звания. — А. Т.), — однажды обратился к своему молодому приятелю писатель, — где вы обитаете в этом городишке? Хочу раздобыть хорошую комнату в каком-нибудь тихом районе, вот и подумал: может быть, вы знаете такое местечко?»[249] Тогда Уильямс и предложил ему переехать на Ирвинг-плейс, где сам снимал квартиру.

Точная дата переезда О. Генри на новое место жительства неведома, но известно, что случилось это вскоре после его возвращения из Питсбурга.

Писатель отправился в Пенсильванию 3 сентября 1903 года. Это была первая поездка к дочери с тех пор, как он обосновался в Нью-Йорке. Длилась она совсем недолго. Как уже говорилось, отец и дочь отдалились друг от друга, и с этим ничего нельзя было поделать. Это было ясно уже в 1901-м, и новый визит ничего не изменил в их отношениях: Маргарет держалась настороженно и отстраненно. Да и Портер изменился. Он не только не любил Питсбург, его тяготило размеренное существование родителей жены. Он уже привык к иному ритму, иной атмосфере. У него появились друзья. Можно сказать, что он втянулся в богемное существование. А к богеме он тяготел чуть ли не с юности (вспомним первые годы его жизни в Остине). Теперь же он оказался среди «единомышленников». И это ничуть не мешало его литературным занятиям. Напротив, богемное времяпрепровождение казалось вполне органичным — этаким изысканным гарниром к основному блюду.

Единственно, что путного вышло из поездки, — он продемонстрировал свою состоятельность, свой успех. К тому же он привез деньги — это общее американское мерило преуспевания. Едва ли привезенная им сумма поразила воображение Рочей. Но важна была тенденция. Начиная с этого времени — и до конца дней — У. С. Портер, муж покойной дочери, отец любимой внучки из просителя займов (разорительных и почти бесконечных) превратился в источник поступлений. Он не сказал, кому и для чего конкретно предназначались деньги. Но Рочи, хотя и находились в весьма стесненных обстоятельствах, на себя ничего не потратили: всё для Маргарет. Был поднят и вопрос о продолжении образования девочки. Отец настаивал — ищите колледж. Самый лучший женский колледж. Об оплате не беспокойтесь — деньги будут. Забегая немного вперед скажем: Маргарет поступила в Белмонт-колледж — одно из лучших в то время учебных заведений США для девушек. И проблем с оплатой обучения в этом не только престижном, но и весьма дорогостоящем учреждении никогда не возникало.

О. Генри поселился в доме 55 на Ирвинг-плейс. Он сразу полюбил это место и прожил здесь больше четырех лет — нигде (за исключением Гринсборо) он не жил так долго.

Ирвинг-плейс — это старинная, по меркам того времени — широкая, днем обычно безлюдная улица в центральной части Манхэттена между Восточными четырнадцатой и двадцатой. Северной своей оконечностью она упирается в тенистый Грамерси-парк (чтобы ощутить атмосферу этого района, советую читателю обратиться к роману известного американского писателя-фантаста Дж. Финнея «Меж двух времен»). Совсем рядом шумный Бродвей и вечно толпящаяся Пятая авеню, но на Ирвинг-плейс всегда тихо.