Сталинград - Андрей Иванович Еременко

66‑я армия находилась на крайнем левом фланге фронта у берега Волги. На командном пункте армии, расположенном в степи вблизи Ерзовки, нас встретил командующий армией генерал-лейтенант Р.Я. Малиновский. Армия, недавно сформированная в основном из военнослужащих запаса, находилась на фронте небольшой срок. Армия хотя и наносила врагу чувствительные удары и одновременно отбивала его постоянные контратаки, но поставленной задачи не выполнила.

Чувствовалось, что солдаты и офицеры многих подразделений и частей за время боев обогатились боевым опытом, приобрели сноровку в боевой жизни, но у них не ладилось с наступлением. Воины армии беспокоились о том, что им пока не удалось добиться локтевой связи со своими соратниками – воинами Юго-Восточного фронта.

На командном пункте мы с командующим, членом Военного совета и начальником штаба армии обстоятельно обсудили все интересующие нас вопросы, особенно вопрос о помощи сталинградцам. Я потребовал резко улучшить разведку противника, лучше организовать наступление и взаимодействие в бою.

К сожалению, посещение других армий Сталинградского фронта оставило у нас несколько иное впечатление: мы встретились там с целым рядом недостатков, которые следовало немедленно устранить. Дело в том, что, как уже отмечалось выше, войска, наносившие контрудары, не смогли в полной мере выполнить свои задачи.

На месте мы постарались разобраться в причинах слабого успеха. Из беседы с командармами и командирами дивизий выяснилось, что превосходство вражеской авиации при остром недостатке с нашей стороны средств борьбы с ней было одним из серьезнейших препятствий, мешавших полному выполнению стоявших перед фронтом задач. Здесь не было в достаточном количестве ни истребительной авиации, ни зенитной артиллерии. При этом в большой степени благоприятствовала фашистской авиации местность, совершенно открытая, лишенная ориентиров и масок.

Минувшее лето было очень жарким, и растительность в степи была начисто выжжена. Боевые порядки наших войск были отчетливо видны с воздуха. Естественно, самолеты врага держали их под непрерывными ударами. Нагло действовала воздушная разведка противника, она учитывала все, вплоть до каждого орудия и танка. В этих условиях было крайне трудно добиться внезапности ударов, поскольку противник своевременно готовил против нас контрмеры.

Наше маневрирование осуществлялось крайне робко; оно проводилось в довольно узкой полосе, а контрудары наносились днем, а не ночью, когда резко снижалась активность вражеской авиации. Противник, удерживая весьма выгодные позиции, сильно укрепил их, особенно господствующие высоты, организовал надежную огневую систему, создал предполье с минными полями. В своих контратакующих частях, главным образом мотопехотных, он имел танки и самоходные установки, всякий раз они быстро перебрасывались к угрожаемому участку и сильными контратаками отбрасывали наши войска.

Немаловажным обстоятельством, мешавшим успешным действиям Сталинградского фронта, были ошибочные тактические действия наших войск при контрударах.

Каждая участвовавшая в контрударе дивизия получала фронт для атаки от одного до полутора километров. Считалось, что такая ширина фронта для дивизии может обеспечить достаточную силу удара. Этим принципам тактики обучали нас и в академиях до войны. Глубокое построение боевого порядка в наступлении являлось требованием наших уставов. Но на поле боя в определенных условиях этот метод не оправдывал себя. Узость участка атаки требовала глубоких боевых порядков, сгущенного расположения войск на местности, большой их плотности, а это, в свою очередь, мешало управлению и обрекало значительную часть войск и огневых средств на бездействие.

В результате такого губительного построения боевых порядков в первом эшелоне дивизий действовал один, в лучшем случае два батальона из девяти. Пока эти дрались, другие батальоны безучастно созерцали бой, одновременно неся колоссальные потери от артиллерийского огня и авиационных бомбежек противника. Практически это выглядело так: один батальон первого эшелона, как правило, храбро атаковал, нес большие потери и выбывал из строя; на его место выдвигался другой, его постигала та же участь; потом третий и т. д. Наступает, бывало, 5–6 дивизий. Можно нанести, казалось бы, хороший удар, а успеха не получается, так как бой вели только 6–7 батальонов. При этой горе-системе получалось как с тем длинным поленом, которое закладывают в печь и оно горит с одного конца, тогда как другой торчит из печи, не тронутый огнем, и постепенно, по мере прогорания, полено продвигают, пока все не сгорит. В результате и печь не натоплена, и полено сгорело. Так и здесь, войска по очереди перебиты, а продвижения нет.

Применялась порочная тактика поклонников Мольтке, Людендорфа и других, хотя известно, что оперативное искусство западных государств в войне 1914–1918 годов зашло в тупик, особенно в наступательных действиях. Вильгельмовские войска в таких операциях (в конце войны) строили свои боевые порядки очень густо к с большой глубиной, атакуя в 9—15 и более волн; в таком глубоком построении они искали решения задачи по прорыву обороны, чтобы выйти из тупика, созданного своим же оперативным искусством.

Требование наших уставов о глубоком оперативном построении в наступлении, безусловно, полезное когда-то, к настоящему моменту становилось оправданием той «игры в поддавки», которую практиковали в наступлении: «один батальон съели – возьмите другой, один эшелон истребили – получайте другой…».

Именно такая картина как раз и наблюдалась на Сталинградском фронте: при значительных потерях продвижения почти не было. Кроме того, наша пехота «забыла» про свой огонь, ее мощное оружие бездействовало. Стрелковые подразделения, находясь в зоне досягаемости своего оружия, не стреляли из-за непонимания той громадной роли, которую играет в наступательном бою пехотный огонь. В таких условиях противнику при господстве его авиации легко было малыми силами сдержать наши наступающие части.

Кроме этих основных причин, были и другие, которые также оказывали определенное влияние на ход боевых действий войск. К ним надо отнести недостаток опыта в управлении боем со стороны некоторых командиров дивизий: неумелая организация боя, недостаточная требовательность к подчиненным, наблюдение за боем издали, что не влияло должным образом на его ход. К тому же крайне плохо была организована разведка.

Детально ознакомившись с действиями частей и соединений, участвовавших в нанесении контрударов, мы собрали командный состав фронта, от командира дивизии и выше. Действия соединений были подробно разобраны и тщательно проанализированы. Отметив положительные стороны, я особенно выделил недостатки, мешавшие успеху. Много внимания пришлось уделить вопросам улучшения организации боя, разведки, потребовав улучшения ее ведения всеми родами войск, непрерывности управления, тактической внезапности предпринимаемых боевых действий, в данном случае наших контрударов и контратак.

На этом совещании я довел до сведения всего генеральского и старшего офицерского состава приказ Ставки войскам, стоявшим к северу от Сталинграда (т. е. всем тем, с кем я проводил совещание), немедленно своими успешными действиями оказать помощь войскам, оборонявшим Сталинград.

Естественно, что определенная доля ответственности за недостатки в управлении войсками