Черное эхо - Майкл Коннелли

– Но это длилось недолго, – вставил Босх.

– Разумеется. Когда в апреле 1975 года Сайгон капитулировал, им пришлось выбираться. Они сколотили миллионы – по приблизительным оценкам, от пятнадцати до восемнадцати миллионов американских долларов каждый. В новом городе Хошимине[43] это имело бы мало ценности. Да им было там и не выжить. Триаде пришлось уносить ноги, чтобы не попасть в руки расстрельных команд армии Северного Вьетнама. И уносить их вместе со своими деньгами…

– И как же они это проделали? – спросил Босх.

– Это были грязные деньги. Деньги, иметь которые ни один капитан вьетнамской полиции официально не имел ни права, ни возможности. На мой взгляд, деньги можно было бы перевести в Цюрих, но вы не должны забывать, что имеете дело с вьетнамским менталитетом. Менталитетом, родившимся из неразберихи и отсутствия доверия. Родившимся из войны. Эти люди привыкли не доверять банкам на своей родине. Кроме того, и денег-то уже не было.

– Как? – озадаченно спросила Элинор.

– Они их постоянно конвертировали. Вы представляете себе, как выглядят восемнадцать миллионов долларов? Они же, вероятно, займут целую комнату. Поэтому они нашли способ их спрессовать. Так, во всяком случае, мы полагаем.

– Драгоценные камни, – предположил Босх.

– Бриллианты, – уточнил Эрнст. – Говорят, что настоящие, качественные бриллианты стоимостью восемнадцать миллионов долларов легко поместятся в двух обувных коробках.

– А также в сейфовой ячейке банковского хранилища, – добавил Босх.

– Вполне возможно, но прошу вас! Я не хочу знать того, чего мне знать не нужно.

– Одним из этих капитанов был Бинь, – сказал Босх. – А кто были остальные двое?

– Как мне сказали, еще одного звали Ван Нгуен. И он считается погибшим. Известно, что он так и остался во Вьетнаме. Погиб от рук двух других или расстрелян северовьетнамцами. Но главное, что он не покидал пределов страны. Это было подтверждено нашими агентами в Хошимине после капитуляции. Двум другим это удалось. Они прибыли сюда, получив пропуск, – полагаю, с помощью своих связей и денег. Тут уж я вам не помощник… Один из них был Бинь, которого вы, похоже, нашли, а второго звали Нгуен Тран. Он приехал с Бинем. Куда они отправились потом и чем здесь занимались, – в этом я не могу вам помочь. Прошло пятнадцать лет. Как только они въехали сюда, они перестали быть в сфере нашего интереса.

– Почему вы позволили им въехать?

– Кто сказал, что мы позволили? Вы должны понять, детектив Босх, что значительная часть этих сведений была сведена воедино уже постфактум.

Эрнст поднялся с места. Это была вся информация, которую он отструктурировал для них на сегодняшний день.

Босх не хотел идти обратно в Бюро. Полученные от Эрнста сведения подействовали на его кровь, как амфетамин.[44] Ему хотелось пройтись. Поговорить, побушевать, излить обуревавшие его чувства. Когда вошли в лифт, он нажал кнопку вестибюля и сказал Элинор, что они идут на улицу. Рабочие помещения ФБР сейчас казались ему тюрьмой. Он нуждался в большем пространстве.

В любом расследовании Босху всегда казалось, что информация должна поступать медленно, но верно – подобно тому, как песок медленно, но верно натекает сквозь узкую перемычку песочных часов. В какой-то момент в нижней части оказывается больше. И после этого песок в верхней половине как будто начинает двигаться быстрее, пока весь сразу, каскадом, не устремится в узкое отверстие.

Именно в этой точке расследования они находились сейчас с делом Медоуза, с делом об ограблении, со всей этой историей. Разрозненные факты начинали складываться в картину.

Через главный вестибюль они вышли из здания на зеленую лужайку, где на полукруглой площадке возносились девять флагштоков и восемь разных флагов плюс флаг штата Калифорния лениво полоскались на ветру. В этот день здесь не было никаких пикетчиков. Было тепло и не по сезону душно.

– Нам обязательно говорить о деле именно здесь? – спросила Элинор. – Я бы с большим удовольствием осталась наверху, где у нас под рукой были бы телефоны. Ты мог бы выпить кофе.

– Я хочу покурить.

Они двинулись в северном направлении, к бульвару Уилшир.

– Представь себе. Идет семьдесят пятый год. Сайгон вот-вот падет, к чертовой матери. Капитан полиции Бинь платит неким людям, чтобы те вывезли его из страны вместе с принадлежащей ему долей бриллиантов. Кому он заплатил – мы не знаем. Но мы точно знаем, что он обеспечил к себе постоянное отношение как к высокопоставленной персоне. Большинство людей спасаются по морю, бегут на судах и лодках – а он летит. Всего четыре дня ему понадобилось, чтобы добраться от Сайгона до Штатов. Его сопровождает американский военный советник на гражданской службе, для того чтобы помочь уладить все формальности. Это Медоуз. Он…

– Возможно, сопровождает, – уточнила она. – Ты пропустил слово «возможно».

– Мы сейчас не в суде. Я буду излагать так, как я это вижу, о’кей? Потом, если моя версия тебе не понравится, ты расскажешь по-другому.

Она подняла руки, показывая, что сдается, и Босх продолжал:

– Итак, Медоуз и Бинь вместе. На дворе семьдесят пятый год. Медоуз исполняет функции кого-то вроде телохранителя при беженце. Понимаешь, он ведь тоже оттуда уезжает. Он мог знать, а мог не знать Биня по своей предыдущей деятельности, связанной с оборотом и распространением героина. Есть вероятность, что знал. Вполне возможно, что он вообще все время работал на Биня. Сейчас он опять-таки может знать, а может и нет, что именно Бинь везет с собой в Штаты. Не исключено, что по крайней мере догадывается.

Босх замолчал, чтобы привести в порядок мысли, и Элинор нехотя подхватила нить:

– Бинь забирает с собой важную черту своей вьетнамской ментальности – неприязнь к банкам и банкирам. У него есть и еще одна проблема. Его деньги не кошерные. Его доходы нигде не задекларированы, официально они не существуют, и он не имеет права ими владеть. Он не может положить их в банк обычным путем, потому что тогда тайна всплывет и ему придется держать ответ. Поэтому он хранит свое немалое состояние самым удобным, после банковского вложения, способом – в сейфе банковского хранилища. А куда мы идем?

Босх не ответил: он был слишком поглощен своими мыслями. Сейчас спутники находились на Уилширском бульваре. Когда на светофоре зажегся зеленый, они вместе с потоком людей двинулись через дорогу. Оказавшись на другой стороне улицы, повернули на запад и двинулись вдоль живой изгороди, окаймлявшей ветеранское кладбище. Босх снова перехватил инициативу:

– Итак, Бинь помещает свою долю добычи в сейф. Теперь он в качестве беженца начинает воплощать великую американскую мечту. Правда, он богатый беженец. А тем временем возвратившийся оттуда же, с войны, Медоуз не может вписаться в мирную жизнь, не может найти свое место. Он не в силах преодолеть старых привычек и начинает заниматься кражами со взломом. Но здесь все не так просто, как в Сайгоне. Он попадается, проводит некоторое время в заключении. Выходит на свободу, вновь попадает в тюрьму, снова выходит, затем помаленьку переключается на более серьезные преступления и за пару банковских ограблений мотает сроки уже по федеральным тюрьмам.

В живой изгороди открылся проход, за которым шла вымощенная кирпичом дорожка. Босх свернул на нее, и теперь они оба стояли и смотрели на раскинувшееся перед ними пространство кладбища, на ряды надгробий с высеченными надписями. Отполированные и выскобленные непогодой, они белели среди моря травы. Высокая живая изгородь отгораживала это место от уличного шума. Неожиданно сделалось очень тихо.

– Здесь как будто в парке, – сказал Босх.

– Это кладбище, – прошептала Элинор. – Пойдем отсюда.

– Тебе вовсе не обязательно шептать. Давай пройдемся вокруг. Здесь тихо.

Элинор помедлила в нерешительности, затем все-таки направилась за ним по мощенной кирпичом дорожке, проходящей под раскидистым дубом, который осенял могилы павших в Первую мировую. Она снова подхватила эстафету:

– Итак, Медоуз отбывает срок в «Терминал-айленде». Каким-то образом он прослышал об этой реабилитационной программе для ветеранов Вьетнама – о «Чарли компани». О бывшем боевом полковнике, который ныне сделался чем-то вроде церковного проповедника и заправляет этой общиной. Заручившись его поддержкой, Медоуз досрочно выходит из «Терминал-айленда» и уже в «Чарли компани» сходится с двумя старыми сослуживцами – по крайней мере, так мы предполагаем, – с Дельгадо и Франклином. Правда, для того, чтобы с ними сговориться, в его распоряжении имеется только один день – когда все трое находились там одновременно. Только один день. Ты хочешь убедить меня, что они разработали это предприятие за день?

– Не знаю, – ответил Босх. – Могли бы, конечно, но я сомневаюсь. Должно быть, оно было спланировано позднее, а не тогда, когда они после длительного перерыва встретились на этой ферме. Важно то, что они вместе или в близком соседстве пребывали в семьдесят пятом году в Сайгоне. Затем их пути вновь пересеклись в «Чарли компани». После этого Медоуз выходит на свободу, для отвода глаз работает на каких-то легальных местах – до тех пор, пока не заканчивается его испытательный срок. После чего увольняется и исчезает из виду.