Вдовий клуб - Дороти Кэннелл

В моем прошлом толстухи есть и свои преимущества. Откопать в гардеробе бесформенное одеяние не составило труда. Приложив платье к себе, я посмотрела в зеркало: огромные белые горошины на красном фоне. Не самый идеальный вариант. Если стану разгуливать с расстегнутым пальто, этакий гигантский мухомор будет видно за милю. Но платье пузырилось на талии, и это решило все сомнения. Теперь самое главное – обдумать технические детали. Чем бы воспользоваться? Подушкой? Нет, слишком велика, даже в самые худшие времена у меня не было такого брюха. Думочка хорошо держалась, но не давала нужного эффекта. Мне надо было выглядеть стопроцентно, неумолимо беременной, чтобы никакая накрахмаленная медсестра не посмела разговаривать со мной иначе как благоговейным шепотом. Я прошлась по комнате, стараясь ступать вперевалочку, как беременные. Из чего бы сотворить младенца? Ах, если бы здесь была Доркас! У нее немедленно возникла бы какая-нибудь яркая идея. Яркая! Это то самое слово! Я кинулась в комнату подруги, ностальгически вдохнула запах «Атлетического дезодоранта» и нашла коробку с воздушными шариками, остатками от нашего свадебного празднества. Милая Доркас! Я вспомнила, как она развешивала шарики в холле, я почти слышала ее голос: «Классная идея, Элли, старая клюшка!» М-да… Возможно, она и не назовет мою идею такой уж классной, если вернется домой и не обнаружит меня там, где оставила.

Воздушный шар выглядел замечательно, но из-за своей легкости то и дело норовил перекатиться на спину и превратиться в горб. Эту проблему я мигом решила, налив в шарик воды. В драндулете выяснилось, что по причине «беременности» совершенно невозможно дотянуться до руля. «Ребеночек» полетел в угол, я же выскочила из машины и с сумкой наперевес поскакала обратно в дом, чтобы беззаботным тоном сообщить Мамуле и Папуле о том, что решила прошвырнуться за покупками.

– Как хорошо, Жизель, что у тебя так много свободного времени. – Спицы Магдалины сновали туда-сюда, высекая искры в солнечных лучах. Кафтанчик для Пуси рос на глазах.

Я ничем не рисковала, приглашая ее присоединиться ко мне – с того самого вечера в «Абигайль» Мамуля старалась не выходить из дому, хотя уже не запирала с прежним тщанием все окна и двери.

Папуля оторвал взгляд от моего деревянного торта и погладил лысину.

– Да поезжай с ней, Мэгги, почему бы и нет? – Голос его скрипел, словно заржавелый. Ничего удивительного – столько времени не разговаривать с родной женой.

Спицы замедлили бег.

– С другой стороны, – продолжала я с мерзким чувством, что протянула ребенку конфетку и тут же отдернула обратно, – погода очень промозглая.

– Тогда не надо. Мэгги у нас грудью слабая. – Папуля прокашлялся и вернулся к торту.

Пересекая двор, я услышала позади подозрительный шорох, но не замедлила шаг. Незачем доставлять Тобиасу удовольствие, показав, что он напугал меня до полусмерти. Меня гораздо больше беспокоил Человек в Плаще, а наша природа такова, что мы не умеем бояться всего сразу. Кроме того, я сильно подозревала, что Человек в Плаще – это Страш, отправленный на стражу. Подозрение не пропало даже после того, как на мой вопрос он ответил: «Я, мадам? Но вы ж вроде говорили, что у того типа зубы гнилые!» Сейчас я боялась только того, что шарик лопнет прежде, чем я доберусь до «Эдема». Сжимая. руль, я мчалась вниз по Скалистой дороге.

За первым же поворотом обнаружились Эдвин Дигби и Герцогиня, шагавшие навстречу. Перья гусыни сияли ледяным блеском, клювом она то и дело тыкалась в хозяина. Съехав с сиденья, так что колени терлись о дно машины, я твердо вознамерилась никого не слышать и не видеть, но все-таки до меня донесся голос мистера Дигби:

– Погодка как раз для того, чтобы раздавить прохожего, миссис Хаскелл!

Ага, или бутылочку-другую в «Темной лошадке». Ах, если бы только я не питала тайной симпатии к мистеру Дигби и не подозревала, что именно он может оказаться движущей силой ужасных преступлений!..

«Хайнц» показал норов, как только я выехала из деревни. Он принялся жалобно стонать, и ветер эхом вторил его завываниям. Несколько раз – готова в этом поклясться! – эта дрянь пыталась самостоятельно двинуться назад, но секрет опытного водителя в том, чтобы никогда не давать машине поблажек. Когда передо мной замаячила длинная серая стена больницы, я свирепо дернула рычаг передач. Меня осторожно обогнал желтый фургон, потом мимо пронеслась темно-зеленая машина. Руль трепыхался в моих руках, как осиновый лист, но я, упрямо всматриваясь в каменных орлов над воротами, проехала по дорожке и остановилась, только когда перед носом выросла каменная громадина санатория. В этот момент я пожалела, что дорожка не ведет на край света.

Заботливо пристроив шар на животе и проехав еще несколько метров, я затормозила на усыпанной галькой площадке перед домом. Если прятаться и таиться, скорее привлеку к себе внимание, к тому же в случае необходимости мне не обойтись без прыжка с верхней ступеньки крыльца прямо в машину. Продолжая уговаривать себя, что все идет как нельзя лучше (людоеды Добряк и Злюка на глаза не показывались), я взяла себя в руки – вернее, во вспотевшие ладони – и стукнула дверным молоточком. Шар, казалось, был налит жидким свинцом, а не водой. Дверь открылась чересчур быстро. Передо мной выросла здоровенная медсестра в кружевном чепчике.

– Чем могу служить?

Глаза у нее были как пули, а лицо словно высечено долотом. Она источала аромат хлорки, как Рокси – розового масла. Прижав обе ладони к пояснице, я шагнула вперед, заставив ее отступить.

– Я… я миссис Хайнц. Надеюсь, вы меня ждете? Мой врач предложил убедиться, подходящие ли здесь условия. У меня срок подходит…

Медсестра изумленно вытаращилась! Неужто я провалила все дело в самом начале и слово «срок» уже не употребляется в акушерстве? Я бережно прижала к себе выпуклость под платьем.

– Какой срок? Тут не тюрьма… – Медсестра побледнела в тон халату.

– Конечно, нет, дом выглядит очень даже уютно…

Я сделала еще шаг вперед и оглядела пол в черно-белую плитку и белые стены под лепным потолком. Лестница круто вздымалась вверх, разделяясь надвое.

– Миссис Хайнц? – переспросила медсестра. – У вас нервный срыв?

– Что вы, в моем-то положении! Дорогой доктор Падински (если он хорош для Мамули, то для меня и подавно сойдет) не устает предупреждать, что любое нервное потрясение может пагубно сказаться на малыше, поэтому он и просил меня заранее посмотреть клинику.

– Миссис Хайнц, – ледяным голосом возразила сестра, – каким образом посещение санатория для женщин с нервными заболеваниями облегчит вам роды?

Выкрашенный белой краской стул был под рукой.

Я неуклюже опустилась на него, выгнув спину и расставив ноги.

– Не может быть! – проблеяла я. – Разве это не родильный дом Читтертон-Феллс?

– Ни в коем случае! – Медсестра открыла дверь. – Вы немного заблудились. Поверните влево на Кост-роуд, проедете две мили и сразу увидите: такое современное здание из красного кирпича.

– Как глупо с моей стороны! – Я рассмеялась, но тут же весьма артистично охнула, прижав руки к животу-шару, закатила глаза и откинула голову.

Медсестра сразу выпустила дверь.

– Что такое? Роды начались? – Глаза ее почти подобрели, но я не дала себя обмануть: из-под белого халата выглядывала брошка с черными птицами.

– У меня в последнее время часто бывают приступы боли. Доктор Падински говорит, что это ложные схватки, в таких случаях надо прилечь. – Я изобразила дрожь. – Что он скажет, если узнает, что в таком состоянии я села за руль и отправилась в дорогу?! Нельзя ли мне прилечь где-нибудь? Обычно эти приступы длятся не дольше получаса.

Она оглянулась (воровато, как мне показалось) на широкий холл и лестницу.

– Я не могу рисковать малышом… доктор Падински рассердится на нас… то есть на меня.

Хотя я быстро поправилась, множественное число сделало свое дело: медсестра испугалась.

– Конечно! В «Эдеме» мы гордимся предупредительным отношением к пациентам. – Она почти весело погладила меня по плечу. – Жаль, что сегодня у доктора Бордо выходной, а то он с удовольствием осмотрел бы вас.

– Это было бы замечательно!

Сильные пальцы медсестры сомкнулись у меня на запястье, как наручники. Она затащила меня в комнатку, которая служила малой гостиной в старые времена, когда дом был усадьбой, а не больницей. Стеклянные двери вели в сад, и я увидела угол Вдовьего Флигеля. С болью в сердце я подумала об Алисе, ее немощной матери и старушке няне. Наверное, для них будет лучше, если они вырвутся из криминальных лап зловещего доктора Бордо, но шок может им дорого обойтись.

– Это комната для посетителей. – Медсестра помогла мне прилечь на потертую коричневую кушетку. – Я измерю вам пульс и давление.

– Ну что вы, не надо беспокоиться…