Своя дорога - Галина Ли

 Шутник недоделанный!

 Ситлали по-прежнему стояла, вытянувшись в столбик, как суслик, и виновато моргала, переводя взгляд с меня на сирин и обратно.

 Ну ладно, маленькая глупая дикарка, но эти два образчика городской... отрыжки должны бы понять, что совокупление без желания...

 А, демон! Да на хрен я ее вообще спасал! Микстура эта паскудная, кажется, действовать начинает!

 – Агаи!

 Рычание, вырвавшееся из моего горла, заставило всех заткнуться.

 – Ты хоть знаешь, что за дрянь я выпил?!

 Волшебник торопливо схватил полупустой стакан, макнул в него мизинец, осторожно слизнул капельку, задал пару вопросов девушке и посерьезнел:

 – Дюс, прости, но боюсь, что сна тебе сегодня не видать. Ящерица тут, конечно, не при чем, но вот состав из трав... Мой совет – пусти ты этих девиц, одна Ситлали с тобой точно не справится.

 Недоумок! Остолоп!! Ну, как я мог так опростоволоситься?! Надо же, на королевских приемах столько дам любовного зелья пытались подлить или подсыпать – сумел углядеть, а тут деревенская простушка обвела вокруг пальца!!!

 – Все вон! – из глотки вырвался громкий хрип. Я не знал в тот момент, что готов быстрее сделать – убить упрямую девку, или...

 Сирин вскочил, схватил за руку свою супругу, помогая подняться, и потянул прочь. Им уже было не смешно. Мне тоже. Ситлали торопливо метнулась к окнам и принялась их закрывать камышовыми матами, а когда темнота полностью затопила комнату, в дом скользнуло еще несколько теней.

 Эту ночь я не забуду никогда. Чтоб у этих дев их мешок желаний дна не имел!!! Хотя, о чем это я... так опрометчиво.

 Утром в дверь поскреблись:

 – Дюс, открой!

 Я даже не стал отрывать голову от подушки:

 – Пошли все прочь! Любовных игр больше не будет!

 За дверью рассмеялись:

 – Открой! Это же я, Танита! Я не стану тебя насиловать! Нам пора!

 – Мы никуда сегодня не едем! – огрызнулся я, все так же не открывая глаз.

 – Хочешь еще на одну ночь со своими женщинами остаться? – коварно спросила рош-мах.

 Шутница, однако. Придется вставать.

 Я скинул с себя одеяло, сел и огляделся: в комнате возилась только Ситлали. Она торопливо штопала рваную в клочья одежду: помнится, я вчера не успел раздеться перед трансформацией. Штаны-то, Мо с ними, уже изрядно потертые, а вот рубашку жалко... И как это я своими шипами никого до сих пор не покалечил?

 Я потер лоб. Вчерашнее зелье выбило из памяти изрядный кусок о прошедшей ночи. Оставалось надеяться, что я не посрамил звания бога. Судя по личику девушки, так оно и было: Ситлали просто цвела от счастья.

 – Брось, не надо, – сказал я, глядя на ее старания, и полез в мешок за новой одеждой. Надо прикупить еще барахла, а то я к Юндвари доберусь в костюме первого человека.

 Танита, успевшая проскользнуть в комнату, перевела девчонке мои слова, и та судорожно прижала к груди рванье, словно оно было величайшей драгоценностью в мире. Глядишь, еще повесит, как святыню, на стену. Ладно, ее дело, мне эти тряпки точно ни к чему.

 После плотного завтрака, когда я садился в седло, Ситлали метнулась ко мне, обняла, заплакала и с трогательной суетливостью стала пихать в руки тоненькую нитку из мелких, почти не отшлифованных зерен розоватого кварца с подвеской в виде острого когтя неизвестного зверя.

 Подобные вещи высоко ценятся у дикарей. Я не хотел брать подарок, но вождь Кемрутль приказал:

 – Возьми. Пригодится.

 Пришлось послушаться – колдуну и провидцу виднее.

 Я ласково поцеловал напоследок девушку и в свою очередь снял с пальца перстень, увенчанный темным топазом. Я не любитель украшений, но это кольцо носил – его подарил мне спасенный граф.

 Пусть теперь Ситлали красуется перед другими женщинами подарком бога, чтобы они помнили: я могу вернуться – и не обижали ее.

 В проводники нам выделили опытного воина по имени Хенун, если судить по насечкам на копье, отправившего на тот свет не одного врага.

 Кемрутль объяснил, что сестра Хенуна замужем за степняком, и они принимают его, как своего. Именно такой человек нам и требовался.

 Уже за воротами на меня внезапно нахлынула тягостная тоска. Когда я в последний раз чувствовал что-то подобное, мне пришлось оставить за спиной несколько трупов. Придется смотреть по сторонам в оба глаза.

 Глава двадцать вторая

Ветер гнал по низкому небу серую хмарь, грозил испортить дорогу затяжным дождем, но на наше счастье пока все ограничивалось лишь резкими холодными порывами.

 Что-то слишком прохладно для конца лета.

 Я надвинул шляпу по самые брови и плотнее запахнул плащ, с легкой завистью глянув на неторопливо трусящую почти у самых лошадиных копыт Таниту. С пушистой шкурой оборотня можно спокойно ночевать прямо на льду в двадцатиградусный мороз, что уж тут говорить о каком-то легоньком "сквозняке"!

 Моя кобыла недовольно повернула морду к рош-мах и всхрапнула.

  – – Уйди из-под копыт, лягнет ведь, – посоветовал я девушке.

  – Наши кони давно привыкли к огромной кошке, но сегодня кобыла нервничала. Ей испортил настроение жеребец мага своими попытками цапнуть за круп. А виной всему был сирин, желавший ехать ко мне вплотную. Нашего волшебника весь день тянуло пофилософствовать, и я оказался единственным собеседником, способным поддержать разговор. Рош-мах в теле кошки могла только слушать, проводник попался на удивление молчаливый, а Морра до подобных бесед еще не доросла. Пришлось мне одному отдуваться за всю компанию.

 – Нет, вот скажи, мог бы ты пожертвовать жизнью одного человека на благо всего мира? – вопрошал сирин, в очередной раз оказавшись у меня под боком.

 Маг не заметил, что его жеребец уже зло прижал уши, карауля момент, когда появится возможность укусить товарку за упитанный круп. Я наклонился, щелкнул рукоятью хлыста по оскаленной лошадиной морде, отгоняя животное, и посмотрел на сирин. Его глаза горели вдохновением, на щеках алел румянец, а ветер развевал отросшие темные волосы, светя тонкими полосками незагорелой кожи в спутанном проборе. Агаи с нетерпением ожидал моего ответа.

 – Смотря чьей, – буркнул я, понимая: отмолчаться не получится.

 – Ну, моей, например, – не тратя времени на размышления, заявил сирин.

 – Твоей? – Я изобразил задумчивость, а потом пожал плечами. – Легко. Мне кажется, ты мечтаешь умереть во имя счастья на земле. А кто я такой, чтобы лишать человека... или птицу Великой Мечты?

 Агаи поперхнулся, перехватил мой веселый взгляд и обиженно протянул: