Настоящая принцесса и Наследство Колдуна - Александра Егорушкина

Наконец Костик с разбегу скатился по лестнице и влетел в тот самый огромный зал-кузницу, где гномы когда-то выпускали из клетки заколдованного Филина. И здесь было неладно: большой фонтан посреди зала умолк, вода из него ушла, причудливые бронзовые люстры под потолком покорежило, кованые двери – тоже. Печально покачивались разбитые витражные фонари, которыми гномы украшали арочные проемы. Из-за соседних дверей доносились приглушенные голоса и порой детский плач.

– Мы собрали сюда всех, – пояснил Кирн, – и взрослых, и детей, так оно спокойнее. И посты сняли, все равно пользы в них, как в сильфе солидности… – Он ухватил Костю за рукав и заставил остановиться. – А теперь, пожалуйста, ступайте тише, господин дракон, не то помешаете старейшинам.

Посреди кузницы, под узорчатым шелковым балдахином, который держался на шестах, сгрудились в кружок девять седых, как лунь, гномов в парадной тяжелой парче, среди них был и самый старый, Болли, давний друг всего королевского семейства. Они стояли, касаясь длинными бородами каменных плит, положив руки друг другу на плечи и сблизив головы, точно совещались. Но стояли совершенно молча и неподвижно.

Зрелище это подействовало даже на Костю. Он спросил недоумевающим гулким шепотом:

– Чем это они заняты?

– Землю держат, камень не пускают, – шепотом же ответил Кирн. – Уже почти сутки стоят, их сейчас сменять будут.

И точно, из-за соседних дверей гуськом вышли с опущенными головами, пряча лица, девять гномских дам, тоже в парадных одеяниях и с распущенными волосами, которые стелились по полу – так они были длинны. Лева узнал Дис, дочь Болли, – по иссиня-вороной гриве. Круг старейшин распался, гномы вышли из-под балдахина и устало опустились кто прямо на пол, кто на бортик молчащего фонтана, кто на скамеечки поодаль. Старейшинам поднесли воды, а гномские дамы заняли их место, тоже сомкнувшись в круг и сблизив головы, так что теперь видны были лишь распущенные волосы – черные, золотые, льняные…

Костя от изумления замедлил шаг. Его тут же дернули за рукав.

– Умоляю вас, это же таинство, невместно вам так… пялиться! – прошипел Кирн, на цыпочках обходя зал по самой кромке, вдоль стены.

Лева почтительно, искоса, глянул на напряженные плечи гномов и вспомнил, как старейшины учили этому искусству его самого. Оно очень пригодилось в катакомбах Питера, когда Лева вел переговоры с семиглавым крысиным королем, угрожая обрушить на серый народ подземные своды. Тогда Лева лишь на считанные минуты ощутил на плечах эту тяжесть, мысленно слившись в одно целое с камнем и землей. Так каково же старейшинам, а теперь вот гномским женщинам!

Если старейшины молчали, то гномские дамы тихо-тихо запели – очень красиво, но без слов, выплетая голосами торжественную и печальную мелодию. И стояли они не совсем неподвижно, а чуточку покачивались вправо-влево в такт пению.

– Сколько они так простоят? – тихо спросил Лева у Кирна, подталкивая Костю в спину, чтобы тот не задерживался и не таращился.

– Сколько смогут, – еле слышно произнес картограф, с усилием отворачиваясь от Дис и ее подруг, – но и их силы не беспредельны, ведь земля да камень – наша стихия, а воду нам не затворить, и уж замок тем более не подчинить. Поэтому, доблестный Лео, мы за вами и пошли, одним нам не справиться. Господин Конрад, а господин Конрад!

Костя жмурился от старания и крутился на месте, как собака, потерявшая след.

– Туда! – ткнул он пальцем в самые дальние двери. – Уже совсем рядом!

Гномы и Лева обреченно последовали за ним, миновали еще один коридор, на этот раз прямой, как струна, жаркий и наполненный паром так, что Лева почти ничего не видел и вспомнил деревенскую баню на карельской даче папиного друга. Но здесь пахло не отдыхом, а бедой и тревогой. Единственное, что Лева различил, были еще несколько окаменевших гномьих фигур, которые его спутники обошли со всем возможным тщанием и, несмотря на спешку, каждой отвешивали поклон.

– Здесь! Я чую! – лаконично объявил Костя – он обогнал всех и уткнулся в массивные запертые двери. Подергал одну створку, прорычал: – Застр-р-ряла!

Створка не просто застряла – литой узор на ней весь расплавился и застыл какими-то потеками, так что теперь уже не понять было, что он недавно изображал.

К Левиному удивлению, гномы к дверям даже не подошли, остановились поодаль.

– Не можем мы с вами дальше идти, – понурился Дьюр. – Мы там не сдюжим и нескольких минут – видите, замешкались тут наши, да и погибли.

– Но там же Зал Совета! – кивнул на двери Лева. – Или… или уже нет?

– Верно, он самый, и нам пришлось сгрести туда все поганые следы, оставленные замком, – растолковал Бьорн, – конечно, несообразно это, да тут стены всего надежнее… были. Как мы заметили, что подолгу там оставаться опасно, стали посменно работать. Поначалу от этой дряни только худо, потом оцепенение, потом окаменение. Господин дракон нам шкуру пожертвовал, мы из нее нагрудники и шлемы соорудили, только тем и спасались. Там, в Зале, всю эту пакость заколдованную и заперли. Дальняя стена обрушилась, теперь провал на реку выходит, боимся, зал вот-вот затопит, но мы больше туда ни ногой.

– И вы, доблестный Лео, поосторожнее, потому что в вас гномья кровь хоть и разбавлена, но себя окажет, – посоветовал Эрин. – Может, вам и вовсе не ходить?

Только теперь Лева ощутил то, что поначалу принимал за дурноту от удушающей жары. Так же плохо ему было когда-то у зачарованного Мутабором водопада. Как кирпичами дышать. Вот почему глаза жжет и все тело немеет!

А Костя вовсю дергал застрявшие двери и готов был вышибить их плечом. «Там! Надо туда!» – хрипло твердил дракончик, точно вдруг забыл все другие слова. Унимать его было бессмысленно. Лева был бы и рад послушать камни и разобраться, куда же бежать, но от близости Замка он и этого не мог. Однако взял себя в руки и сказал, промокнув лоб рукавом и в сотый раз протирая очки:

– Я все равно пойду, не отпускать же Конрада одного. Вы ступайте, раз опасно, и не казнитесь так. Забаррикадируйте проход отсюда в кузницу, потому что если замок пойдет этим путем…

– Побереги-и-ись! – завопил Костя, и гномы попятились.

Юный Конрад раздул ноздри, открыл пошире рот и, не превращаясь в дракона, прицельно полыхнул слепяще-белой огненной струей. Одна из створок со скрежетом повисла на петлях.

– Его бы в кузницу приспособить, – вздохнул Эрин, – сколько бы сил нам сберег. Удачи вам, доблестный Лео. Уж простите, – он вручил Леве фонарь. Светляки за стеклом беспокойно метались туда-сюда.

Из темноты зала уже несся ликующий голос Кости:

– Нашел! Нашел!

Лева шагнул в кромешную тьму Зала Совета – и застыл на месте.

Фонарь ярко вспыхнул и погас, стекло со звоном лопнуло. Светлячки, роившиеся внутри фонаря, осыпались на землю вперемешку с осколками.

Пещера была пуста – это Лева увидел сразу, потому что темноту прорезала очередная струя огня, лихо выпущенная Костиком, пока еще сохранявшим человеческий вид.

– Конрад, ты что? – крикнул Лева и едва успел отскочить в сторону. Костя его не услышал – он ликующе полыхал огнем в разные стороны и восторженно твердил: «Нашел, нашел!»

Ничего себе, драконье зрение, на миг удивился Лева, – Конрад видит Маргариту, а я совсем не вижу. Во вспышках драконьего пламени проступали то стены в трещинах, то остатки сидений, вырубленных в камне по всей окружности зала и теперь раскрошенных в щебенку.

А вместо четвертой стены был провал, и за ним волновалась и бурлила темная вода вздувшейся подземной реки…

Глава 19, в которой Конрад-старший пытается произнести речь в неподходящих обстоятельствах

В пыльном лабиринте Черного замка Филин превратился обратно в человека и сразу же об этом пожалел: он потерял Амалию из виду и не мог разобраться, что здесь явь, а что иллюзия. Ему казалось, будто он слышит задыхающиеся всхлипывания у себя за плечом, и он оборачивался, но рядом никого не было. Торопливые шаги стучали со всех сторон, светлое платье мелькало во всех проемах, то совсем близко, то вдалеке, то повсюду сразу, но Филин понимал, что замок обманывает его, и это мелькание множества Амалий – колдовской морок. И не только оно. Филин бежал по галерее, и вдруг оказывалось, что движется он по потолку или по стене, точно муха, а под ним пропасть, и это тоже был морок, Смуров точно о таком и рассказывал. А вот сырая прогорклая пыль, которая лезла в глаза и не давала дышать, была самая настоящая. Коридор внезапно обернулся крутой винтовой лестницей, оборвался провалом, изогнулся змеей.

Филин остановился, чтобы собраться с мыслями, – и тут же сзади обрушилась стальная решетка, полетели осколки каменных плит. Он рванулся вперед и еле успел поднырнуть под следующую решетку. Замок собрался запереть его в клетку.

– Вот ты как, – сквозь зубы произнес Филин. – Не на того напал.

У него был выбор. В человеческом обличье он умеет колдовать. Зато птица летает – и летает очень быстро, и отличает морок от яви.