Рыцарь Шато д’Ор - Леонид Влодавец

— Несомненно, святые отцы, и для меня высока честь видеть вас, духовных пастырей… Однако я полагаю, что моя скромная персона заинтересовала вас не только поэтому…

— Да, мессир Ульрих, — немедленно перейдя на деловой тон, произнес аббат де Сен-Жозеф, — мы привезли вас, дабы предупредить и оградить от опасности.

Ульрих, подавив усмешку, сказал:

— Благодарю вас, святой отец, но, честно говоря, не догадываюсь, что за опасность мне угрожает…

— Боюсь, что вы преувеличиваете свою неосведомленность, — заметил аббат де Сен-Жакоб. — Мне известно, например, что не далее как вчера вечером у вас были неприятности при переправе через небольшую речку в нескольких милях от постоялого двора «Нахтигаль». На постоялом дворе некий подлый человек установил самострел с ядовитой стрелой…

— Однако, — усмехнулся Ульрих, на сей раз уже вполне открыто, — насколько мне помнится, никто из людей, напавших на нас у реки, живым оттуда не ушел… О случае на постоялом дворе, допустим, вы узнали от кого-либо из слуг Божьих, их там было немало… А вот на реке…

— Хотя я мог бы и смолчать, но, чтобы наши отношения приняли доверительный характер, скажу: человек, который осведомил меня о ваших затруднениях в дороге, был поставлен мною в засаду заранее. Он находился на соседнем дереве и видел все. Господин де Перрье, как и его люди, могли бы умереть раньше, если бы доблестный оруженосец вашего племянника не всадил стрелу в лучника, поджидавшего вас у реки… После этого наше вмешательство стало излишним.

— Скажите, святой отец, — спросил Ульрих, — а отряд в тысячу копий, который встретился мне на дороге, он, конечно, был послан вами, чтобы встретить меня и проводить до Визенфурта?

Аббаты удивленно переглянулись, такого удивления не сыграешь, это было искреннее удивление.

— Мессир Ульрих, — сказал аббат де Сен-Жакоб, — в двух наших обителях, вместе взятых, не наберется тысячи человек, включая всех сирых, убогих, блаженных и малолетних. О каком отряде вы говорите?

— Покамест я еще хочу спросить, если можно, а уж потом отвечу на вопрос. Итак, докуда нас провожали ваши люди?

— К сожалению, только до «Нахтигаля», — сознался монах, — вы слишком быстро покинули его. Наш человек, пытавшийся помочь вам избегнуть самострела, был убит, а те, кто ему помогал, вынуждены были схватиться с его убийцами и несколько отвлеклись от наблюдения за вами. Мы не знали, что вы проехали через Тойфельсберг… до сегодняшнего утра.

— Понятно, — кивнул Ульрих. — Тогда вас, вероятно, неприятно удивит, что у поворота на Тойфельсберг, а дело было уже почти в полночь, я повстречал около тысячи всадников, судя по всему, под предводительством самого епископа, которые свернули на дорогу, ведущую к реке… Это было мало похоже на крестный ход, клянусь честью.

— Ваше сообщение нас весьма заинтересовало, — озабоченно вздохнул аббат де Сен-Жакоб. — Боюсь, что появление здесь войск его преосвященства преследует какие-то цели, о которых мы мало информированы…

— Странно, что иерарх не предупредил вас каким-либо образом, — почесал в бороде Ульрих. — Если только не допустить при этом, что его цели отличны от ваших. Если сравнить дела светские с делами духовными — да простит мне Господь это грешное упрощение! — то ваш сюзерен затеял нечто, о чем не должны знать его вассалы.

— Это вполне допустимое сравнение, — кивнул монах, — ибо дела наши таковы, что дела светские неотрывны от дел духовных…

— В том-то и дело… — многозначительно произнес Ульрих.

— Боюсь, что мы придаем слишком много значения появлению здесь этих воинов, — сказал аббат де Сен-Жозеф. — Быть может, его преосвященство получил какое-либо послание от его преосвященства архиепископа?

— Но… — протянул было аббат де Сен-Жакоб, но аббат де Сен-Жозеф взглянул на него так сурово, что тот осекся.

— По-моему, излишне впутывать мессира Ульриха в наши дела…

— Вы имеете в виду дела церкви, святой отец? — спросил Ульрих.

— И их тоже… Гораздо важнее, мессир, чтобы вы знали о том, как опасно вам будет следовать сегодня по улице к замку маркграфа. Мы постараемся уберечь вас, ибо Святая церковь не может допустить, чтобы опасность угрожала человеку, который не щадил жизни ради утверждения святой веры.

— Сердечно вам признателен, святой отец, — сказал Ульрих. — Но стоит ли мне вообще ехать сегодня к маркграфу? Может быть, принять сделанное мне недавно госпожой Клеменцией де Шато-д’Ор предложение: отказаться от прав на Шато-д’Ор и удалиться от мира в одну из ваших обителей?

Монахи переглянулись, это произвело на них еще большее впечатление, чем сообщение о походе епископа. Такой оборот дел монастырь Святого Иосифа явно не устраивал, да, похоже, и монастырь Святого Якова тоже.

— Не думаю, не думаю, мессир Ульрих, — поспешил разубедить его аббат де Сен-Жозеф. — Я полагаю, что в данный момент это еще не обязательно. Конечно, ваше желание посвятить себя служению Господу весьма и весьма похвально, и мы сразу могли бы принять в обитель, как только вы этого пожелаете, но поверьте, мы не можем принять в монастырь человека, который дал святой обет и не закончил его исполнение… маркграф должен официально признать вас исполнившим обет, вернуть вам права на Шато-д’Ор, и лишь тогда мы будем вправе принять вас в монастырь…

— Итак, вы предлагаете мне рискнуть? — спросил Ульрих.

— Да. Хотя риск, честно говоря, теперь не столь уж велик. Сегодня в замке после полудня будет много рыцарей, духовных особ, представители короля, много старых друзей вашего отца и брата. Наконец, там будут наши люди, которые получат приказ умереть, но не дать убить вас…

«В это можно поверить! — подумал Ульрих. — Если маркграф уберет меня раньше, чем признает исполнившим обет, то вам не видать Шато-д’Ора, как своих ушей! За это можно пожертвовать даже половиной всех монахов Сен-Жозефа!»

— Что ж, — сказал он, — тогда не будем медлить! Время уже перешло за полдень, нельзя заставлять его светлость ждать…

— Вы правы, — сказал аббат де Сен-Жозеф, — но прежде чем ехать, вам и вашим слугам стоило бы переодеться. Для безопасности…

— Хорошо, — сказал Ульрих. — Однажды ради спасения я надевал даже женское платье, так что мне не впервой. Правда, не хотелось бы везти к маркграфу несчастную сарацинку.

— Мои люди дадут ей приют… — уверил аббат де Сен-Жакоб, — ни один волос не упадет с ее головы.

— Для меня самое важное, чтобы с нее не упала чадра, — сказал Ульрих. — Эти сарацинки таковы, что способны умереть, если их лицо окажется открытым.

— Надеюсь, вы постараетесь обратить ее в истинную веру? — со скабрезной улыбочкой произнес де Сен-Жозеф, который, видимо, несмотря на свои полсотни лет, кое-что еще мог.