Лик смерти - Коди Макфейден

Когда мы въезжали на автостоянку ФБР, у Алана зазвонил мобильный. Поговорив пару минут, он сообщил:

— Сару Лэнгстром выписывают завтра утром.

Я размышляла, барабаня пальцами по сумке.

— Элайна сказала мне вчера, что хочет забрать Сару, — произнесла я.

Алан грустно улыбнулся и еле заметно пожал плечами:

— Да. У нас с ней был разговор. Я взорвался, сказал, что ни за что не соглашусь, в общем, был категорически против.

— И?

— И мы берем Сару к себе. — Он посмотрел на тучи, которые никак не хотели рассеиваться. — Я не могу отказать ей, Смоуки. Никогда не мог. А теперь и подавно, после того, как Элайна рак победила.

— Алан, можно тебя спросить?

— Конечно.

— Ты когда-нибудь думал о том, чтобы оставить работу?

Он ответил не сразу — некоторое время смотрел в лобовое стекло, тщательно подбирая слова, точно зерна для посева.

— Ты смотришь шоу про нашумевшие преступления?

— Конечно.

— И я смотрю. Знаешь, что меня особенно поражает? То, что большинство полицейских, у которых берут интервью, относительно молоды, но уже в отставке. В смысле редко увидишь пожилого человека, который все еще работает следователем.

— Я не задумывалась об этом, — ответила я.

Не задумывалась, но стоило только подумать, и я поняла, что он прав.

Алан повернулся ко мне:

— И знаешь почему? Потому что расследование убийств — очень опасное занятие, Смоуки. Я говорю не о физической опасности, а о духовной, или психической, если ты не веришь в существование души. Называй как хочешь. Если слишком долго смотреть на мир глазами следователя, есть риск до конца жизни замечать только грязь, в этом вся беда. — Алан легонько ударил кулаком по ладони. — До конца жизни. Мне с таким дерьмом столкнуться довелось, мало не покажется… — Он покачал головой. — Однажды я видел наполовину съеденного младенца. Мать слетела с катушек после приема ЛСД и вдобавок сильно проголодалась. После этого дела я стал алкоголиком.

— Я и не знала, — сказала я, вздрогнув.

Алан пожал плечами:

— Это было до моего прихода в ФБР. А знаешь, что заставило меня бросить пить? — Он отвернулся. — Элайна. Однажды я напился до бесчувствия и пришел домой в три часа ночи. Элайна сказала, что я должен остановиться. А я… — Алан со вздохом скривился, — я схватил ее за руки, рявкнул, чтобы она не лезла не в свое дело, и завалился спать. Утром я проснулся от запаха бекона. Элайна, как всегда, готовила завтрак, заботясь обо мне, словно ничего не произошло. Но ведь произошло! Она надела свою любимую блузку без рукавов, и я увидел синяки у нее на руках — мной оставленные синяки.

Он некоторое время молчал, собираясь с мыслями. А я ждала, словно загипнотизированная.

— Я сразу вспомнил мамашу, съевшую своего ребенка. Когда она наконец поняла, что наделала, она… закричала. Я сейчас говорю о звуке, который человеческое существо не в состоянии воспроизвести, Смоуки. Она завизжала, как обезьяна, брошенная в огонь. И начав, уже не могла остановиться. Вот как я чувствовал себя, когда увидел синяки на руках любимой женщины. Мне хотелось так кричать… понимаешь?

— Да.

Алан повернулся ко мне:

— Я бросил пить. Благодаря Элайне. И потом, даже в самые трудные времена, я больше никогда не терял человеческий облик. Благодаря Элайне, всегда благодаря Элайне. Она… самое дорогое, что у меня есть. — Алан смущенно закашлялся. — Когда она заболела год назад и когда тот псих охотился за ней, я испугался, Смоуки. Мне стало страшно при мысли, что я ее потеряю. Если бы это случилось, меня бы уже ничто не остановило. Только благодаря Элайне я сохраняю душевное равновесие, понимаешь? Я знаю, как далеко могу зайти… Когда-нибудь я все-таки решусь оставить работу, и надеюсь, что сделаю правильный выбор. — Он улыбнулся искренней, но далеко не счастливой улыбкой. — Ты спрашивала, не собираюсь ли я в отставку? Пока я здесь, но однажды меня не будет, и я не знаю, когда наступит этот день.

Мы миновали охрану. Напротив приемной перед нами возникла, сияя улыбкой и только что не искрясь от переполнявшей ее энергии и уверенности, сексапильная жизнерадостная блондинка лет тридцати. Она протянула мне для пожатия руку.

— Агент Барретт? Кирби Митчелл.

Я вздрогнула, и тут до меня вдруг дошло, что сейчас, вероятно, уже половина шестого. Совсем вылетело из головы!

«Ах да! Убийца! — хотела я сказать. — Рада вас видеть, но все еще под вопросом. Время покажет». Вместо этого я пожала Кирби руку и оценивающе взглянула на нее. Кирби полностью соответствовала своему голосу. Очаровательная, стройная, чуть выше пяти футов, с белокурыми, вероятно, крашеными, волосами, искрящимися голубыми глазами и неизменной улыбкой, открывающей великолепные зубы. Особы вроде Кирби в юности целыми днями торчат на пляже в компании серфингистов, пьют пиво у костра, спят с такими же белокурыми парнями, пропахшими морем, а может, и марихуаной. Особы вроде Кирби в пятницу, ровно к пяти, готовы нарядиться в платье для коктейля, непременно черное и очень короткое, и танцевать до утра. У меня были подруги такого сорта. Гремучая смесь, доложу я вам. Правда, Кирби — телохранитель и, если верить Томми, убийца. Это противоречие одновременно интриговало и беспокоило меня.

— Очень рада вас видеть, — сказала я, взяв себя в руки, и представила ее Алану.

Кирби еще шире улыбнулась и игриво ткнула Алана кулаком в плечо:

— Ну и верзила! Тебе это мешает или помогает? Работать, я имею в виду?

— Обычно помогает, — ответил Алан смущенно и потер плечо. — Эй, больно же!

— Да ладно! Что ты как маленький! — ответила Кирби и подмигнула мне.

— Мы направляемся к нам в офис, — сказала я.

— Ну, фэбээровцы, показывайте дорогу!

Офис был пуст. Все выполняли мои задания, данные накануне. Келли исследовала дом Лэнгстромов, Джеймс, вероятно, занимался компьютером Майкла Кингсли. До чего длинный выдался день, когда же он кончится!

Пока мы шли по коридорам, Кирби трещала как сорока, а я наблюдала за ней. Я видела, что болтовня не мешает Кирби ненавязчиво оценивать обстановку, не упускать ни единой мелочи. Дольше всего ее глаза задержались на информационном табло. Такой взгляд я отмечала у леопардов, львов — и подобных этим хищникам людей. О таких говорят: «Глаз горит»; от них ничего не утаишь и врасплох их не застанешь.

Все вместе мы вошли в офис и сели в кресла.

— Ну, раз мы уже подружились, — сказала Кирби все так же самоуверенно, — давайте поговорим о работе. Честно признаюсь, лучше меня вам телохранителя не найти. Мои подопечные никогда в переплет не попадали — и девочка не попадет! Как бы не сглазить! — И, широко улыбаясь, Кирби постучала по столу. — Я прошла спецподготовку, занималась рукопашным боем. Что касается оружия… владею… Боже, да чем только я не владею! — И она стала загибать пальцы: — Нож, пистолет, почти любое автоматическое оружие. Я метко стреляю, только не дальше чем с четырехсот ярдов. — Кирби вновь с улыбкой подмигнула. — Свяжешься с лучшим — проиграешь, как все! Глупо, я знаю, но мне нравится это высказывание. А вам?

— Мм… пожалуй, — ответила я.

— Только у меня одно условие. — Кирби помахала пальцем у меня перед носом. — Я должна быть в курсе событий. Для работы мне необходимо знать все. Если вы нарушите условие и я это обнаружу, я буду вынуждена уйти. И не потому, что я злыдня какая-нибудь, я не придираюсь, просто в нашем деле это необходимо.

— Понимаю, — сказала я. «Злыдня»?

— Вот и славно!

Кирби продолжала говорить, мы уже тонули в пучине ее слов. Эта женщина сильно напоминала товарный поезд. Хочешь, вскакивай на ходу, не хочешь — слезай.

— Я знаю, наверняка вы смотрите на меня и думаете: «И откуда взялась эта балаболка!» Томми — парень честный и симпатичный, и, — Кирби заговорщически подмигнула, — я уверена, он упомянул, что я могла быть причастна к убийству некоторых людей по заказу военно-промышленного комплекса. Вы прикидываете и так и этак и думаете: вдруг у нее с головой не в порядке? Я права?

— Есть немного, — согласилась я.

Она улыбнулась:

— Я калифорнийская девчонка, всегда ею была и всегда буду! Мне нравятся мои светлые волосы, я люблю бикини и обожаю запах океана! — Кирби тряхнула волосами. — Я без ума от танцев! — И вновь улыбка в несколько киловатт. — Я обладаю тем, что называется чрезмерно развитой способностью относить определенных личностей к категории «другие». Обычные люди не созданы для убийства. Но мы вынуждены убивать все время. Как солдаты, как спецназ, — она кивнула на меня, — или как вы. И что же делать? Проблема! Кругом одни проблемы. Ответ один: мы решаем, что намеченные в жертву — «другие». Не похожие на нас, может, и не люди вовсе. Стоит так рассудить — и убивать становится намного легче, скажу я вам. Психологам и военным этот подход давно известен.