Политическое животное - Александр Евгеньевич Христофоров

голову затеяли спарринги – на следующий день об этих развлечениях напоминали ушибы, рассечения и сорванные спины, но все равно мы дурачились вновь и вновь.

– А что за дело-то? – спросил племянник, переводя дыхание после борцовской схватки.

– Это продюсер звезды той, крутая задумка, расскажу, скоро уже…

Высокая температура держалась у нее уже третий день. Врачи говорили об инфекции и опасности для жизни матери в случае родов – при шестимесячном сроке я и думать не хотел о том, чтобы убить ребенка. Я включил все возможные связи, знакомства и деньги, переговорил с уймой специалистов. Некоторые из них давали хорошие прогнозы и были готовы взяться за операцию, однако главврач роддома и слышать не хотела о таком развитии событий. Перевозить жену в этом состоянии в другую клинику (а для этого надо было суметь ее выписать!) было невозможно даже на машине реанимации, ко всему, это мне казалось неразумным – и я все же пытался договориться о допуске стороннего специалиста. Тем не менее роддом проводил свою политику. Ее бабушке я ни о чем не говорил.

На третий день после постановки диагноза она чувствовала сильную слабость, врачи торопили с решением, а я ума не мог приложить, что следует делать. Я был на встрече с помощником вице-мэра, когда раздался ее звонок – это было экстренным сигналом, она всегда только писала сообщения. Увидев ее номер, я схватил трубку.

– Они меня заставили подписать бумагу, какая-то операция…

Не извиняясь, я подпрыгнул с места и сорвался в роддом. Как и всегда теперь, я был на машине, мотоцикл стоял в паркинге нового дома, потому дорога показалась мне невероятно длинной.

Я пронесся мимо старушки-сестры в ее палату. Теперь она не была похожа на студентку – осунувшееся лицо, русые волосы разметались по подушке, глаза красные, следы слез – первый раз я видел, как она плачет. Одеяло подоткнуто, на столе минеральная вода, нетронутый йогурт, который я привез несколько часов назад.

– Они сказали, надо подписать, – негромко сказала она, когда я присел перед ней, – что я несу ответственность за неудачный исход операции.

– Какой?! – сначала крикнул я, но, понизив голос, спросил: – Какой операции?

– Они будут делать преждевременные роды, чтоб… чтоб меня спасти, говорят, а ребенка уже нельзя…

Понимая наши настроения, в палату зашел дежурный.

– Где главврач? – негромко спросил я.

– Давайте выйдем, давайте поговорим в ординаторской, – стараясь улыбаться и держаться непринужденно, сказал врач лет тридцать пяти.

– Давайте, – зло согласился я.

Мы прошли по темному коридору и вошли в небольшой кабинет. Здесь, уже, видимо, готовые к моему появлению, ждали еще две женщины – врач и акушерка, – главврача не было.

– Мы хотели…

– Что за бумаги вы заставили ее подписать? – уже не особо смущаясь, спросил я.

– Дело в том, что сейчас здоровью вашей жены угрожает реальная опасность, – начал врач, – и принято решение о начале преждевременных родов, для того чтобы спасти ее жизнь.

– Кем принято? – Мой тон становился все резче, и я не собирался контролировать себя.

– Нашим консилиумом. Проблема разъяснена вашей жене, от нее получена подпись в том…

– Какой жене? Вы видели ее состояние? Вы просто заставили ее! Она сейчас не может отвечать за себя! Покажите мне бумагу! – потребовал я.

Врач подошел к столу и зашуршал бумагами в ящике. Вынув оттуда карточку жены, он передал ее мне.

– Вот, на этом развороте. – Он указал пальцем на бумагу.

На бланке был изложен текст такого содержания: «Понимая всю ответственность и возможные последствия, мать соглашается на операцию по стимуляции родов. В этом случае она отдает себе отчет в том, что жизнь ребенка сохранить невозможно. Все это делается ради ее здоровья и сохранения жизни». Под текстом знакомым почерком была приписка «такая-то ознакомлена, возражений нет» и подпись.

– То есть, по сути, вы собираетесь сделать аборт, – спокойно заметил я.

– Ну… В данном случае это нельзя назвать абортом, поскольку…

– Но ребенок ведь не выживет!

– Да, но поймите, мы имеем дело с воспалением, есть какая-то инфекция.

– У меня есть специалисты, готовые взять на себя ответственность. – Теперь я старался держаться как можно спокойнее.

– Ну я не могу принять такого решения, главврач…

– А что указано в этом пункте? – наивно спросил я и, будто не могу рассмотреть, поднес бумагу ближе к глазам, затем встал и отошел к окну, под свет.

– В каком именно? – так же наивно переспросил врач. До всей компании было не меньше двух метров.

– А вот в этом! – сказал я и одним резким движением вырвал вклеенный листок.

Они разом вскочили с места, но я уже сложил бумагу вчетверо и засунул в карман штанов.

– Ну, это вы что устраиваете?! – гневно-растерянно возмутился врач, а женщины загомонили.

– Вот что. Здесь будет врач, которого я приведу.

Я развернулся и резко вышел из кабинета. Пообещав жене скоро вернуться, следующие пятнадцать минут я провел в телефонных разговорах: узнавал, насколько срочно сможет приступить к операции врач, с которым я говорил два дня назад, вновь уговаривал и спорил с неумолимой главврачом – она, кстати, позвонила мне сама, разобраться «что я там устроил». В конце концов, связав ее с найденным мною специалистом, я убедился, что они пришли к пониманию – главврач, скорее всего, просто решила отделаться от меня; операцию назначили на следующее утро. Выдохнув с облегчением, я направился в палату: теперь я абсолютно бесцеремонно передвигался по клинике, не обращая внимания на вопросы, куда я, кто я и к кому иду. Я аккуратно открыл дверь, она не спала.

– Все будет хорошо, деточка. – Я подложил ладонь под ее голову. – Я забрал у них бумагу, есть хороший врач, все будет хорошо и с тобой, и с ребенком.

– Моя мама… Моя мама умерла, когда я родилась. А вдруг я тоже?

Она плакала взахлеб, я прижал щеку к ее щеке и чувствовал жар тела, жар ее слез.

– Ну что ты?! Что ты?! Все будет хорошо…

В палату зашла акушерка, одна из тех, что была в кабинете.

– Ей нужно отдыхать и вечером сделать некоторые подготовительные процедуры.

Тон ее был примирительным.

– Хорошо, я ухожу. – Я повернулся к жене. – Звони, как только что-то надо, телефон рядом со мной. Все будет хорошо.

Я поцеловал ее в висок и вышел, ни с кем не прощаясь. Едва я вышел на улицу, как мне позвонил помощник вице-мэра и сказал, что мы выиграли тендер на поставку уличного освещения, все документы подписаны.

– Да, история… – сказал племянник.

Мы сидели друг напротив друга, между нами сидел Бегемот, поигрывая ключами от