Капитан Темпеста. Город Прокаженного короля (сборник) - Эмилио Сальгари

– Вы облегчаете мне сердце, капитан…

– Я говорю вам это не для того, госпожа, чтобы вы считали виконта вне всякой опасности и предавались несбыточной, быть может, надежде в скором времени увидеть его совсем оправившимся. Рана его очень глубока и не скоро заживет. Это нужно вам иметь в виду.

– Это очень грустно… Могу я теперь видеть его?

– Я обещал тебе это, – сказал Метюб, то и дело, подобно всем восточным людям того времени, переходя с «вы» на «ты». – Но сначала я желал бы научиться от тебя хитрому фехтовальному приему, посредством которого ты победила меня на поединке. Я готов сдержать свое слово, сдержи и ты свое, госпожа.

– Сдержу и я, только не сейчас, потому что чувствую себя очень утомленной. Утром, до входа на рейд, или днем, в Гуссифе…

– Нет, нет, госпожа! – с видимым испугом перебил турок, – при Гараджии это неудобно… Да притом же – а это самое главное – при ней, быть может, не будет времени…

– Другими словами: она убьет меня, как только увидит, и я не успею научить тому фехтовальному приему, которым ты так интересуешься, – насмешливо проговорила Элеонора.

– Не это ли ты хотел сказать?

– Я не могу знать намерений своей прихотливой госпожи, – уклончиво ответил турок. – Но чтобы успокоить тебя, готов и подождать немного. На рейд мы войдем еще нескоро и можем приняться за дело тотчас же после посещения раненого… Идем к нему.

С этими словами он вынул у себя из-под бурнуса покрывало с капюшоном из тончайшей шерсти, украшенное спереди широкой красной полосой, а по краям – серебряным шитьем, с такими же кистями по углам. Накинув его герцогине на плечи и заботливо надев ей на голову капюшон, чтобы прикрыть ее лицо, он повел ее за собой.

Поднявшись из каюты на палубу, они увидели нескольких матросов, прохаживавшихся вдоль обоих бортов. Весь остальной экипаж спал, так как в нем не было надобности ввиду царившего на море затишья. У кормового шпиля стоял закутанный в темный плащ человек высокого роста. При проходе герцогини он сделал ей едва заметный приветственный жест рукой. Это был Лащинский.

Вскоре Метюб привел свою спутницу через батарею, освещенную двумя фонарями, в больничное помещение. Там оказалось двенадцать отлично устроенных коек, подвешенных на толстых веревках к потолку, чтобы больные меньше страдали от качки во время неспокойного моря. На одной из коек лежал старик с высохшим, почти коричневым лицом арабского типа и длинной белой бородой, а на другой – виконт.

– Вот и раненый, – сказал Метюб, указывая на молодого француза. – Я буду ждать тебя на палубе, госпожа.

Герцогиня молча наклонила голову и приблизилась к койке своего жениха, над которой горела лампа, прикрепленная к стене. Старик, оказавшийся корабельным врачом, поспешил присоединиться к посетительнице.

Виконт, казалось, спал. На его бледном, точно восковом лице виднелись крупные капли холодного пота, под глазами обрисовывались широкие синие, почти черные круги, дыхание было свистящим, а в груди что-то клокотало, точно кровь старалась прорваться сквозь сдерживавшую ее повязку на ране.

– Он умирает? – тоскливо спросила герцогиня по-арабски старика, угадав, кто он.

– Нет, госпожа. Пока еще не имеется прямой опасности, – мягким голосом ответил врач.

– Быть может, останется жив?

– Это в руках Аллаха.

– Ты как врач должен это знать.

– Аллах велик, – уклонялся араб от прямого ответа.

– Гастон! Мой дорогой Гастон! – тихо прошептала молодая девушка, наклонившаяся над раненым.

При звуках милого голоса виконт с трудом открыл глаза, в тусклых зрачках которых промелькнул луч радости, и по его осунувшимся щекам пробежал яркий румянец.

– Вы… Элеонора? – прошептал он хриплым голосом. – Эта пуля… эта пуля…

– Тебе нельзя говорить, сын мой, – остановил его врач. – Береги себя и не искушай Аллаха.

– Ты спасешь его? Не правда ли? Судя по твоему почтенному виду, ты должен быть очень искусен в своем деле, – сказала герцогиня, глядя на старика глазами, полными слез.

– Постараюсь с помощью Аллаха и его пророка, – отвечал врач, теребя свою белоснежную бороду.

Виконт снова хотел что-то сказать, но врач не позволил ему этого, положив на его губы палец.

– Не нужно говорить, дорогой Гастон, – поддержала врача и герцогиня, целуя жениха в лоб, с которого отерла пот. – Ты должен слушаться этого доброго старца, чтобы скорее поправиться.

Раненый силился улыбнуться и знаками показал, чтобы Элеонора приложила свою руку к его губам. Когда Элеонора исполнила его желание и он поцеловал ее руку, то едва слышно прошептал:

– Буду… слушаться… Я… не хочу… умирать.

– Господин, – опять остановил его врач, – запрещаю тебе говорить. Ты вредишь себе разговором, а я отвечаю головой за твою жизнь. Не делай себе и мне вреда…

Не успел старик договорить последнего слова, как на палубе вдруг раздался громкий крик караульных матросов:

– Горим! Горим!

Врач с необычайным для его лет проворством бросился к двери. Герцогиня поспешила за ним.

– Помогите! Галера в огне! – вне себя от ужаса закричала и она.

В тот же миг перед ней очутился поляк.

– Не пугайтесь, синьора, – сказал он ей. – В решительную минуту вы и виконт будете спасены. Не выходите отсюда и имейте ко мне полное доверие. Сначала я должен освободить ваших людей. Говорю вам: успокойтесь, все окончится благополучно.

– Нельзя ли потушить огонь, синьор?

– Чем? – иронически спросил Лащинский. – Да и зачем? Повторяю – я все предусмотрел и все сделал, что нужно для успеха нашего дела.

С этими словами он быстро скрылся в темноте, спеша назад на верхнюю палубу, где происходила полная суматоха.

Весь экипаж в смятении выбегал из своих помещений, готовясь принять меры к тушению огня, очевидно уже сильно разгоревшегося, судя по клубам густого и удушливого дыма, вырывавшимся из открытого люка трюма. Тушением пожара распоряжался сам Метюб.

– Где загорелось? – спросил его поляк, делая такое же озабоченное лицо, как у того.

– В складе запасных материалов, – злобно процедил сквозь зубы турок.

– Как же могло там загореться?.. Уж не поджог ли это?

– Разумеется, поджог… со стороны пленных христиан, которые заперты там.

– Будет тебе вздор молоть, капитан! Где же им поджечь склад на корме, когда они сидят запертыми в носовой части? Советую тебе освободить их, чтобы они могли помочь тушить. Для этого нужно много рук, и лишние не помешают.

– Да, в самом деле, это отличная мысль! – согласился турок. – Пойди, друг, освободи их всех, а я заставлю их работать при насосах.

Это только и нужно было поляку, боявшемуся, как бы Метюб или кто-нибудь из его людей не заметил раньше времени, что люк, закрывавший спуск в средний трюм, не заперт. Пока экипаж бежал к насосам, он со всех ног бросился к этому трюму. Там, на трапе, под самым люком, кучкой столпились пленники, тревожно прислушиваясь к тому, что делалось наверху.