Билет в ад - Лоран Ботти

Он вернулся к джипу. Изучил цепочку следов, тянущихся от водительской дверцы к ограде клиники. Приведут ли они его к ребенку? Или к Шарли?..

Можно ли позволить себе дожидаться подкрепления? Ведь речь идет о похищении ребенка. Причем похитители, судя по всему, привыкли ни перед чем не останавливаться.

Тома решил положиться на свой инстинкт. Он пошел по следам, которые привели его к большому дереву, росшему у ограды с наружной стороны. Он оглянулся на джип. Значит, тот, кто вышел оттуда, тайком пробрался вдоль стены, остановился здесь и исчез в никуда. Или… Тома поднял голову и увидел, что несколько веток погнуты и, в отличие от остальных, инея на них нет.

Так, понятно…

Он подышал на ладони, затем крепко ухватился за одну из нижних веток.

70

— Думаешь, она приведет нас к Тевеннену?

Орели Дюбар на мгновение обернулась к Коньо, сидящему за рулем. Трудно ответить на этот вопрос, не выдав собственных сомнений, а главное, не выдав Тома. Нет, она совсем не была уверена, что слежка за Катрин Клермон, владелицей книжного магазина «Вертекс», каким-то образом выведет их на Тевеннена. Она не была уверена, что это приведет хоть к чему-нибудь, и окончательно отказалась от попыток понять логику своего коллеги, в данный момент напавшего на какой-то след в Бургундии. Однако после недавнего визита в книжный магазин Орели никак не могла отделаться от собственных подозрений: так или иначе, но Катрин Клермон связана с Джорди Фонте. А уж Фонте точно замешан в этом деле. Оставалось лишь восстановить недостающие детали, чтобы выяснить причастность Катрин Клермон к «делу Тевеннена». А заодно выяснить, в чем именно заключается суть этого дела, хотя Орели уже сейчас могла с уверенностью сказать, что оно не имеет никакого отношения к деятельности ГИС.

С самого утра они с Коньо заняли наблюдательный пост у дома владелицы книжного магазина. Когда последняя, выйдя из дома и сев в машину, направилась к западному выезду из Парижа, вместо того чтобы поехать в Восемнадцатый округ, где находился «Вертекс», у Орели мелькнул проблеск надежды. Сейчас, когда они застряли в пробке и напарник донимал ее вопросами, а она еще не могла прийти в себя после недавнего разговора с Тома, Орели чувствовала, что вот-вот потеряет терпение.

— Ага, так и есть, выезжает из города, — пробормотал Коньо.

Орели бросила взгляд на придорожный щит с указанием направлений, и тут же в ее душу закралось подозрение.

— Быстрее! — воскликнула она. — Иначе мы ее потеряем!

Коньо прибавил скорость. Постепенно рекламных щитов становилось все меньше, а воздух заметно улучшался. Затем стали появляться аккуратные типовые коттеджи и небольшие особнячки. Дорожки повсюду были расчищены, снег уложен в сугробы одинаковой высоты. Дальше начались более роскошные особняки.

— Хм… — произнес Коньо. — Слушай-ка, а это случайно не…

Он замолчал, увидев, как «твинго» мадам Клермон, ехавшая в полусотне метров впереди, замедлила ход, потом свернула на подъездную дорожку к одному из владений.

— Черт, кажется, начинает пахнуть жареным… — пробормотал Коньо.

— Нужно проехать вперед еще немного, — сказала Орели. — Посмотреть, куда именно она свернула.

Коньо притормозил у поворота. Высунув голову в окно, Орели заметила, что Катрин Клермон остановилась в самом конце боковой дороги, где располагался большой частный особняк. Теперь Орели обо всем догадалась. Ее напарник, судя по предыдущим замечаниям, тоже.

— Что теперь? — спросил Коньо. — Идем за ней?

— Нет… Посмотрим, что будет дальше.

Ждать пришлось недолго. Через пару минут мадам Клермон вышла из ворот особняка и направилась к своей машине. Коньо рванул с места. Женщина удивленно обернулась на звук внезапно подъехавшего автомобиля. В следующий миг из него одновременно выпрыгнули двое полицейских.

— Кажется, вчера вы рассказали мне не все, мадам Клермон, — произнесла Орели.

— Соблаговолите следовать за нами, мадам, — добавил Коньо.

Катрин Клермон даже не шелохнулась. Но вместо притворно-любезной улыбки, которая не сходила с ее лица во время вчерашней беседы, теперь на ее лице читалась неприкрытая ненависть.

— Вы так и не поняли, — холодно произнесла она. — Вы уже ничего не сможете сделать. Арестуете вы меня или нет, это ничего не изменит. Он все равно явится и спасет мир!

Оба полицейских переглянулись. Потом Коньо вежливо взял мадам Клермон под руку и повел к машине. Орели повернулась к фасаду особняка и достала из кармана мобильник. Нужно срочно предупредить Тома.

71

Его рука переместилась с горла Шарли на грудь. Пистолет по-прежнему упирался в ее висок. Его дыхание щекотало ей затылок. Шарли стояла в «своей» палате, лицом к окну, затянутому пеленой тумана, Кольбер — вплотную у нее за спиной, буквально приклеившись к ней.

Несколько мгновений Шарли не чувствовала ничего, кроме чистого ужаса.

С огромным трудом она подавила рвущийся из горла крик и попыталась отрешиться от этого кошмара, чтобы трезво оценить ситуацию. В других обстоятельствах она вряд ли оказалась бы на это способна. Но сейчас речь шла о жизни ее сына.

— Я долго тебя ждал, Шарли…

Не слушать. Не отвечать. Не злить его. Действовать так, как если бы Давид был еще жив — нет, без всяких «если бы», Давид жив! Кольбер ни за что не стал бы подвергать риску жизнь «последнего уцелевшего» — во всяком случае, Шарли изо всех сил старалась себя в этом убедить.

Сосредоточиться. Найти выход… Выиграть время. Да, попытаться выиграть время, как тогда с Сержем…

— …с того самого дня, ты помнишь? Когда сынок Эргонсо трахал тебя, как шлюху…

Шарли оцепенела. Эргонсо… Имя из прошлой жизни… Летний флирт… И вдруг ее, словно пощечина, хлестнуло воспоминание: их любовная схватка была внезапно прервана появлением какого-то человека, прячущегося в лесу… Так это был Кольбер!

И тут же она воочию увидела все звенья этой кошмарной цепи: от подростка, подглядывающего за ними из-за дерева, до взрослого мужчины, ставшего убийцей Фабиана… Все из-за того, что он хотел ее только для себя! Давид был лишь предлогом этого бесконечного преследования… И — о боже! — Давид мог быть уже мертв!.. Шарли почувствовала, как у нее подкашиваются ноги — такое предположение лишило ее последних сил.

— Вижу, что помнишь… И знаешь, что я тогда подумал?

С этими словами он сжал ее грудь так сильно, что Шарли едва не закричала от боли. И от отвращения.

— Знаешь, что я тогда подумал? — настойчиво повторил Кольбер.

— Что ты меня хочешь больше всего на свете, — ответила Шарли, сама удивляясь тому, насколько спокойно прозвучал ее голос.

Кольбер застыл в неподвижности.

— Что тебя нужно прикончить, Шарли… — прошептал он. — Как бродячую собаку. Тебя и всех остальных. Потому что только этого вы и заслуживаете — чтобы кто-то помог вам сдохнуть…

Ненависть, с которой были произнесены эти слова, вырвала Шарли из оцепенения.

— Это ты и сделал с Брижитт? — спросила она.

— А… с той уродиной?..

И вдруг Кольбер резко развернул ее и с силой прижал спиной к стене. Одна его рука вцепилась ей в горло, другая прижала к щеке дуло пистолета.

— Шарли, ты за кого меня принимаешь, а? Думаешь, я сплю с жирными уродинами? Ну, отвечай, грязная шлюха! Ты ведь так думаешь? Что человек вроде меня заслуживает только вот таких баб, как эта гора сала?

Его лицо вплотную приблизилось к лицу Шарли — бледное, осунувшееся, с выступившими от переизбытка эмоций красными пятнами. Сузившиеся глаза сверкали, как два стальных лезвия, редкие светлые волосы прилипли к влажному от пота лбу. Шарли почувствовала, как его пальцы еще сильнее сжали ее горло — длинные, бледные и влажные пальцы… скорее женские, чем мужские.

Ей не хватало воздуха, но она знала, что не должна проявлять ни малейшей слабости. В этом она уже достаточно напрактиковалась за годы жизни с Тевенненом. Там, где большинство женщин попросту сдались бы, она знала, как нужно действовать. Это не всегда помогало избежать худшего, но, по крайней мере, не ускоряло его приближения.

— Я… я никогда не считала Брижитт жирной уродиной… — с трудом произнесла она. Это было первое, что пришло ей на ум. Кроме того, это было абсолютной правдой. Все меньше воздуха… На глазах Шарли выступили слезы. — И я… понятия не имею… что ты за человек.

Она едва могла вздохнуть. Перед глазами заплясали черные точки. Не сдаваться. Не терять сознания. Ради Давида… ради Давида…

— Так, значит, для того… чтобы меня убить… ты меня сюда привел?

Кольбер растерянно моргнул. Видимо, он ждал какой-то другой реакции — страха, мольбы о пощаде…

Он ослабил хватку, по крайней мере настолько, что Шарли смогла свободно дышать, но по-прежнему крепко прижимал ее к стене.