Полусвет (СИ) - Эл Софья

Зале моего суда.

Сначала выступали представители ООН. С большого экрана с сотней открытых окошек видеоконференции. Они долго и упорно говорили о свободах прав граждан и том, что существование не мертвых должно быть изучено. Роман Леонидович тогда еще сидел и задорно подмигивал мне.

А потом они сказали о том, что на текущий момент ни технологии, ни человечество не готово к этому исследованию. Они начали рассуждать о гуманных способах удержания, о новых разработках, а Роман Леонидович серел все больше.

Константин лишь молчал, задумчиво пережевывая губу. Он понимал — если Вагнер жив и они примут неверное решение — он ответит за это головой. И это “если” слишком громко витало в воздухе.

Кое в чем все же он был похож на Самсона. Исчезнув он оставил за собой звенящую тишину, что наступала каждый раз, стоило его имени повиснуть у кого-то в мыслях. Пусть и не долго, но Вагнер был тем, кто вывел царство вампиров на совершенно новый уровень.

Дальнейшее было похоже на балаган. Каждый представитель выступающих стран говорил о гуманности, а заканчивал все тем, что и меня, и весь мой новый вид, нужно было уничтожить, потому что:

— Наши технологии не готовы к удержанию подобных существ.

Двойные стандарты витали в воздухе, отравляя саму суть Романа Леонидовича. За потоком этой бессмысленной болтовни прошло три дня.

Это было итоговое заседание.

Роман Леонидович как раз вчера закончил свою речь и опросил всех свидетелей. Кого он только не дошел. Даже привел мою воспитательницу из детского сада и сутенера Анжелы.

И за эти три дня все мы — не мертвые, не проявили и грамма агрессии. Мы сидели тихо. Анжела, обняв баб Нину за плечи, что-то тихонько шептала ей на ухо.

Мы шли наверх, чтобы получить свой шанс на жизнь.

Вопреки опасениям Романа Леонидовича, мурыжить нас не стали.

Константин поднялся с места и, ещё раз глянув на вход, осторожно оперся на свою трость.

Он не смотрел мне в глаза.

Лишь на секунду я заметила груз, что свалился на его плечи, но через мгновение бывший император расправил плечи и, разведя руки в стороны, обратился к толпе:

— Друзья! Как множество раз прозвучало за эти дни, права любого гражданина — будь то человек, не мертвый или вампир, остаются его правами. Мы — цивилизованное общество и к решению любых проблем должны подходить с точки зрения защиты наших прав и свобод. Давайте подумаем с вами — в чем же повинны все те, кого сейчас мы видим за решеткой? — он картинно замолчал, окинув взглядом зал, — Почти все они не сделали ничего плохо. В чем их вина? В том, что они принадлежат к другому виду? Но, позвольте, кажется это не проблема, а задача, которую нам предстоит решить всем вместе. Нет средства для контроля? Мы должны найти это решение. Нет средства для безопасности? У ПМВ есть прекрасные исследовательские центры и я уверен, что они помогут всем нам с вами в решении этой задачи.

Зал молчал. Изумрудный взгляд скользнул по мне и вернулся обратно к толпе. Я слышала, как сердце Константина пропустило удар.

Роман Леонидович дернул галстук, спуская его вниз.

Он не смотрел на меня.

Тяжело дыша, он смотрел прямо перед собой.

— А теперь ближе к делу. Часть из этих не мертвых подверглись нападению вампиров. Я повторяю — нападению. Мы не можем расценивать их действие, как преступление. То, что их кровь была ядом — это ужасный несчастный случай, к которому эти граждане не имели никакого отношения. Они даже не защищались — это не превышение самообороны. Из всех улик, представленных в ходе заседания ни я, ни коллеги из ПМВ, не нашли ничего, чтобы могло хотя бы косвенно заставить думать, что эти граждане совершили преступление. Поэтому мы решили освободить всех не мертвых в зале суда и передать в руки ПМВ, — Константин запнулся, а в зале поднялся крик, — тишина! — гаркнул Константин, — Всех, кроме Симы Андреевны Жаровой!

Кто-то победно закричал, кто-то злорадствовал, кто-то тихонько перешептывался, а я смотрела на баб Клаву.

Она сидела все так же прямо, но не поворачивала ко мне головы.

— Вина Симы Андреевны в убийстве девяти вампиров и четырех человек доказана полностью. Ввиду того, что медицинские показатели Симы Андреевны не являются критически отличающимися от показателей ее вида, ее удержание, лечение и изучение не является приоритетным. Ввиду тяжести совершенных преступлений, Сима Андреевна подлежит казни согласно законам царства вампиров путем сожжения на солнце с первым восходом солнца после завершения заседания…

Вокруг говорили что-то еще.

Возгласы, вспышки камер.

А я сидела, облокотившись на холодную стену и закрыв глаза.

Им нужна была жертва Большая политическая жертва в знак их мира и согласия. Им нужно было дать крови тем, кто ее требовал. Им нужно было закинуть кого-то в костер разгорающейся смуты.

Константину нужны были ресурсы ПМВ на изучение. Но те никогда бы не согласились изучать меня. Он должен был показать, что закон и порядок работает так же строго, как и при Вагнере. Что политика не изменилась и тем не менее то, что грядут изменения.

Роман Леонидович рассчитывал, что очнется Лео. Он был единственным, у кого имел какие-то документы способные доказать, что я не способна была себя контролировать. Старые исследования. Никто об этом ничего не знал.

Я искала Вагнера взглядом, пока меня вели по полю. Инстинктивно. Он всегда был рядом, когда смерть подходила так близко. На этот раз, похоже, встретиться нам было суждено лишь на другой стороне.

Это было очень сложно объяснить, но почему-то сейчас мне свободно.

Оказывается, в последний раз дышалось как-то легче.

Я не сопротивлялась. Пока мои цепи перебрасывали и затягивали вокруг столба, я смотрела на еще темный горизонт. Запах утренней росы яркими вспышками отдавался в голове перекрывая страх от происходящего.

— Ох, Кузнечик. Кому рассказать — не поверят, — вздохнула баба Клава.

Почему-то ей разрешили пойти со мной. Я не поняла как и когда. Роман Леонидович лишь мельком обнял меня и отвернулся еще там, в зале суда.

Пачка влажных салфеток заканчивалась, но баб Клава, несмотря на дрожащие пальцы, упорно оттирала мое лицо. Откуда она у нее взялась? Видимо, я была голодна, потому что все происходящее постоянно кружилось обрывками.

Картинка не складывалась воедино. Словно очень плохой сон. Ты уже понимаешь, что это сон, потому что что-то не сходится, но не понимаешь, что именно.

Сажа забилась глубоко в ноздри, а израненная кожа саднила, но все это ощущалось как-то прибито.

За пять чертовых дней я даже не успела толком отмыться. Потому что сразу от шахты нас забрали к вампирам.

Столб за моей спиной уже даже как-то приятно холодил кожу, но кисти рук уже порядком затекли от тугой металлической цепи.

Предрассветные часы в эту ночь оказались самыми спокойными. Лучи солнца еще не коснулись небосвода, но небо уже было голубым. Полусвет? Полутьма? Как называется вот это время утром? Почему для вечера был выбран сумрак, а здесь и не вспомнишь так, с первого раза.

Почему с таким упорством люди идут во тьму, а после никак не могут найти дорогу к свету?

— Ладно тебе, баб Клав, — сказала я и как-то запоздало подумала, что стоило улыбнуться. Преобнять бы сейчас соседку, сказать, что-то успокаивающее. Я было открыла рот, но она отмахнулась.

— Ой, да стой ты. Выеживается еще, глянь. А то я не знаю, как оно там у вас все устроено, — усмехнулась бабулька и принялась тереть мою щеку с большим усердием.

Мы не говорили больше. Вопросы в голове возникали сами собой, но мне почему-то не хотелось спрашивать. У меня не так много времени, чтобы тратить ЭТО на болтовню.

Первый луч солнца коснулся моего лица и я поморщилась.

Кажется я видела, как заблестели глаза баб Клавы.

Кажется, я что-то чувствовала.

Стрекот сверчков сменился пением первых утренних птиц.

Наконец-то все перестало казаться нереальным. Мои чувства возвращались ко мне. Яркие, измененные. Они били дофамином в мозг, но пробуждали не инстинкт зверя. Тихие шаги утонули в какофонии звуков.