Рябиновый мед. Августина - Алина Знаменская

Ася с тревогой смотрела, как едва живого Алексея несут санитары. У нее было много дел, однако же при первой возможности Ася прибежала во вторую палату. Вознесенскому уже сделали необходимые уколы, и теперь его бледное лицо не казалось лицом мертвеца. Ася с волнением наблюдала, как вздрагивает жилка на виске, как губы, полчаса назад синевато-серые, темнеют, приобретая более живой, розоватый оттенок. И Ася, глядя на него, думала сейчас не о нем самом, не о тех страданиях, которые, возможно, ему довелось перенести, а о Мане, о матушке Александре, об отце Сергие. Вознесенский должен выжить во что бы то ни стало! Ради них, для них!

Она дотронулась до его щеки — он открыл глаза. Мутный взгляд обвел потолок, окружающее пространство и остановился на ней. Алексей смотрел на нее несколько секунд, потом закрыл глаза. И вновь открыл.

— Где я? — спросил он, глядя на нее и либо не узнавая, либо не слишком доверяя себе.

— В госпитале.

— Вы?!

Ася улыбнулась.

В комнате, выходящей окнами в сад, тесно стояли узкие походные кровати. На них лежали раненые, которые не без любопытства наблюдали за их разговором.

— Вы лежите, Алексей, не разговаривайте, я доктора позову.

Она разыскала Грачева и привела его к Вознесенскому. Сама ждала за дверью. В копилке ее девичьей памяти уже имелось несколько смертей небезразличных ей людей. Сейчас она была полна решимости побороться со смертью. Хотя бы ради матушки Александры, которая когда-то давно, в другой жизни, гладила девочку Асю по голове.

— Будем наблюдать, — коротко резюмировал доктор и разрешил покормить жидким.

Ася побежала в кухню, где хозяйская кухарка готовила обед. Вернулась в палату с миской бульона. Вознесенский молча и будто бы все еще недоверчиво наблюдал за ней.

— Это действительно я, а вы действительно живы, — твердо сказала Ася и села на табурет между кроватями. — Вам не помешает поесть.

— Не помешает, — попытался улыбнуться Алексей. Ася стала кормить его с ложечки, после каждого глотка заставляя прислушиваться к себе. Нет ли боли в животе? В горле?

— Как вы сюда попали? — шепотом спрашивал он между глотками.

— Обещаю рассказать, как только вы поправитесь.

— А если не поправлюсь? Так и унесу свое любопытство в могилу?

— Ну и не смешно! — строго оборвал а Ася. — Ешьте лучше.

— Вы давно из Любима?

— Очень давно.

— Вышли замуж?

— Слишком много вопросов, господин подпоручик!

— Поручик.

— Вот как? Поздравляю.

— Значит, не вышли. От наших письма получаете? Как они?.

— Нет, я… Мы не переписываемся с Машей. Так получилось.

— Но почему?

— Ну вот, бульон пошел вам на пользу, вы разговорились. Мне пора.

— Вы придете? Приходите скорее, Ася.

— Если вы не станете задавать вопросов.

— Обещаю.

Вечером все так же в своем кресле ее ожидала Софья Аркадьевна.

Ася покачала головой:

— Снова вы не ложитесь!

— Тиночка, ты обо мне не тужи, на том свете отосплюсь. Расскажи, что сегодня было. Неужели новые раненые прибыли? Саввишна говорила, флигель забит?

— Да, бабушка. Раненые все прибывают, медикаментов не хватает, врачи не высыпаются, санитары шевелиться не хотят. И еще… Вы знаете, я сегодня встретила своего земляка. Более того, он брат моей гимназической подруги, ужасный был задира в детстве… А теперь лежит абсолютно без сил, и врач был уверен, что он сегодня умрет. Но он, кажется, поправляется.

— Вот ведь как бывает… А что у него?

— Истощение. Доктор считает, что он долго голодал, а потом еще и замерз на снегу. А у нас его отогрели, вот он и пошел на поправку.

— Надо же! — оживилась старушка. — Вы знаете, Тиночка, что я подумала — раз уж он ваш хороший знакомый и у него нет ранения, то не поместить ли его у нас, наверху?

— Бабушка! Думаю, это лишнее…

— Ведь ему необходимо диетическое питание, особый уход… Я сама могла бы чем-то помочь. А то чувствую себя какой-то старой ненужной вещью.

— Как вы можете наговаривать на себя что-то подобное? — возмутилась Ася. — Вы отдали свой дом под военный госпиталь! Постоянно помогаете всем, чем можете!

— Ну, ну, ну! И все же это гораздо меньше того, что делаешь ты.

— Я… я должна что-то делать.

Да, она сразу поняла, еще год назад, что должна постоянно что-то делать. Только так она сможет победить острую колючую боль души. Тогда это оказалось спасением для нее.

Она хваталась даже за то, о чем ее не просили. Приползая к себе наверх, она заставляла себя тщательно вымыться и падала в сон как и пропасть. То, что прошли все сроки ее женских недомоганий, поначалу ее не смутило. Она списала это на переутомление, а потом и вовсе забыла думать об этом. Работа не оставляла времени на мысли о себе. Она поняла, что беременна, когда начал округляться живот. Моясь вечером, как обычно, в холодной, она увидела себя в зеркале и застыла. Ошпаренная подозрением, Ася повернулась. Показалось? Она встала к зеркалу боком. Живот, обычно плоский, упруго торчал. На ощупь он был жестким, и как она ни пыталась его втянуть, он продолжал выпячиваться, заявляя очевидное. Неужели это возможно? Господи!

Ася торопливо нацепила платье, застегнула все пуговицы. Ее кашемировое платье, сшитое в стиле «гимназистка», имело широкую юбку, а сверху — пелерину. Платье сестры милосердия и вовсе напоминало одежду монахини — было широким, без затей. Пожалуй, какое-то время она сможет скрывать. Допустим. А дальше? Как только в госпитале узнают, ее уволят, это ясно. Куда она пойдет?

Ася смотрела в зеркало и спрашивала себя: что делать?

И ответ у нее находился один: как можно дольше скрывать. А там — будь что будет Ася держалась стойко. Она работала как машина, научившись отключать эмоции. Вскоре она даже стала чем-то похожа в поведении на Елену Павловну — строгая, немногословная. С каждым днем ей становилось все тяжелее работать, к концу зимы она стала задыхаться, поднимаясь к себе наверх после работы. Теперь постоянно перед ней даже ночью стоял вопрос: как быть дальше? В молитвах, которые Ася возносила Богу по вечерам, была одна-единственная просьба: позаботиться о ней и ребенке. Сама она выхода не видела.

Весной, когда мартовский рыхлый снег посерел и заметно просел вдоль дорог, а на проталинах в саду стала деловито прогуливаться большая черно-серая ворона, Ася родила мальчика.

Она почувствовала недомогание еще днем, во время дежурства, но не придала этому значения. Вечером, зайдя переодеться в холодную, Ася внезапно почувствовала резкую боль и поняла, что не сможет сделать ни шагу.

Не дождавшись девушки к чаю, барыня послала на ее поиски ключницу та и нашла на полу в холодной скрюченную от боли Асю. Поднялся переполох, послали за доктором. Слава Богу, Грачев оказался на операции, и на зов ключницы явилась Елена Павловна.