Без объявления войны - Виктор Кондратенко

Показания пленных отражали психологическое состояние противника. Гитлеровский солдат вышел на берег Дона и уже слышал плеск его волны. Наступая, он отмахивал по тридцать километров в сутки. На своем пути захватывал большие и малые города, видел успех своей армии. Гитлеровские офицеры твердили ему о силе немецкого духа и оружия, о той пальме победы, которую он должен добыть на берегах Волги для великой Германии. Они уверяли его в том, что никогда не померкнет и не закатится звезда вермахта.

Появление наших танков удивило гитлеровцев, но в начале битвы они не придали этому значения. Вскоре стало ясно — дальнейшее продвижение лучших, немецких дивизий затормозилось, окружить русские армии не удалось и теперь для похода на Сталинград надо перегруппировать войска. Все пленные говорили и верили, что произошла небольшая временная заминка, но она только увеличит силу нового удара. Немецкие дивизии согласно приказу фюрера возьмут Сталинград. Они надеялись на Гота, который спешил на подмогу Паулюсу со своей танковой армией.

Гот! По рассказам пленных, семидесятилетний генерал-полковник умел водить танки всех марок. Он любил бывать среди танкистов и не гнушался вместе с ними под звуки губных гармошек пускаться на привале в пляс. Гот завоевал популярность у танкистов не только своим показным панибратством. Он был, безусловно, опытным фашистским военачальником, умевшим так же, как и Гудериан, управлять крупными массами механизированных войск. И вот теперь этот старый танковый тигр шел на Сталинград.

Вспомнилась высказанная комбригом Ильиным мысль: «Сталинград у немцев, помимо их воли и желания, превратился из вспомогательного направления в главное. Если бы нам удалось разбить Паулюса в междуречье Волги и Дона, то Клейст на Кавказских перевалах заметался бы, как пойманный барс в клетке. А пока у нас впереди новые бои и более тяжкие испытания».

Я сидел на толстом бревне, неизвестно кем и когда брошенном у дороги. За спиной у меня били зенитки, защищая мост от «юнкерсов». Думал о том, как снова трудно складывается судьба у комбрига Ильина. Если наши войска отступят за Дон, оборона Калача, безусловно, будет возложена на его бригаду. И вместе с гарнизоном укрепленного района он должен будет защищать этот покрытый пылью и затянутый дымом город до последней возможности. Отбомбившись, «юнкерсы» потянулись за Дон. Движение на дороге ожило, и я без особых трудностей прикатил на попутном грузовике в Сталинград.

18

В редакции шла летучка. Хвалили начальника отдела фронтовой жизни Бориса Фрумгарца за то, что он догадался заказать и сумел быстро получить у Александра Серафимовича — автора знаменитого «Железного потока» — так необходимую статью, проникнутую глубокой верой в нашу победу: «Отстоим Дон и Волгу! Отстоим Русь-матушку!». Газета напечатала также корреспонденцию Владимира Шамши «На безымянной высоте». Это был рассказ о необыкновенном подвиге. На высотке под Клетской четверо бронебойщиков — Петр Болото, Александр Беликов, Иван Алейников и Григорий Самойлов — отразили атаку тридцати танков. Гитлеровцы прорвали оборону полка, а взять гребень высотки не смогли. Две бронебойки подбили и сожгли пятнадцать танков.

Широкобровый, смуглый Шамша сидел у окна и, как ни в чем не бывало, покуривал папироску. В редакции все делалось без шума, без ложной показухи: «Смотрите, мол, какой я герой. В самом пекле побывал». Всем было трудно. Жили дружно и хорошо знали, какой ценой добывается на фронте небольшая информация.

После летучки редактор спросил у меня, что я привез с фронта.

— Моя корреспонденция будет называться «Орлиное гнездо». Пулеметчик сержант Алексей Бобыль четверо суток удерживал вершину кургана. Отбил четырнадцать атак.

— Двести строк! — И Троскунов поиграл карандашом. — Так, хорошенький мой. Так... К вечеру постарайтесь сдать материал в секретариат и завтра же на самолете отправляйтесь в Двадцать первую армию. Пока сроком вас ограничивать не стану, а потом, как говорит пословица, — толкач муку покажет.

Валерий Миронов наотрез отказывался взять часы. Я пригрозил, что не дам ему патронов для «вальтера». Это подействовало.

— Так и быть, — буркнул он.

Самолет взлетел, и минут через сорок я увидел внизу зеленый остров. У-2 пошел на посадку.

Штаб 21-й армии стоял в лесном питомнике, над мелководной Арчедой. Немного пройдя по лесу, услышал стук пишущей машинки. Ускорил шаг. Политотдел армии расположился под открытым небом. Ни шалашей, ни землянок. Только в кустах крушины отрыто два больших глубоких окопа. И под высокими вековыми осинами — походные столики.

Первым увидел поэта Марка Зисмана, моего товарища по Харьковскому университету. Штудировали с ним немецкий язык у профессора Пельцера. Марк знал немецкий отменно, я — посредственно. Зисман, свесив ноги в окоп, перечитывал целый ворох трофейных писем. По ним составлял сводку о настроении противника. Из кустов вышел Бронников, появился Млиевский с Рассохиным — политотдельцы встретили меня как своего старого товарища.

Дмитрий Рассохин сразу повел на Арчеду купаться. Переплыли речушку с мягкой, чистой водой и нежным песчаным дном. Поднялись на крутой бережок погреться на солнышке. По обеим берегам Арчеды стоял старый лес, а за ним далеко в степь уходили четко разграниченные посадки молодых дубков, берез и голубой ели. Босоногий мальчишка, притаившись у куста, мастерски ловил осторожных язей. Я залюбовался его точной, виртуозной подсечкой. Прелестный уголок на берегу Арчеды дышал тишиной и покоем.

— Летят! Не сюда ли? Нет, не сюда, — сказал Рассохин.

И сразу растворилась арчединская тишина. Три девятки «юнкерсов» гудели высоко над лесом. Они шли бомбить Сталинград. — Сегодня член Военного совета дивизионный комиссар Крайнюков зачитает очень важный документ. Пойдем. Пора. — И Рассохин ласточкой бросился с крутого обрыва в воду.

Шагая по лесу, он вкратце объяснил, что же сейчас происходит на участке 21-й армии. Войска получили задание: ударами по левому флангу наступающей на Сталинград неприятельской группировки сковать ее действия, заставить гитлеровское командование направить к Дону свои резервы и этим облегчить положение нашей 62-й армии. Но обстановка на Дону сложилась тяжелая. В последний день июля противник овладел городом Серафимовичем и стремительной танковой атакой захватил станицу Клетскую. 21-я армия лишилась двух важных плацдармов, и командарм Данилов должен вернуть их. Дивизии ведут бои на Дону, с трудом удерживая на правом берегу небольшие клочки земли. Линия фронта проходит по невыгодной для нас местности. Немцы занимают господствующие высоты и насквозь простреливают пятачки наших плацдармов. И все же 21-я армия продолжает вести борьбу, заставляя гитлеровское командование выдвигать против ее активных войск все новые и новые дивизии, забирая их из основной своей группировки, атакующей Сталинград. В полдень на лесистом берегу Арчеды собрались все работники армейского политотдела во главе с его начальником полковым комиссаром Соколовым. Пришел Крайнюков и, поднявшись на бруствер окопа, раскрыл планшетку:

— Слушайте приказ Народного Комиссара Обороны Союза ССР товарища Сталина от двадцать восьмого июля тысяча девятьсот сорок второго года.

«Враг бросает на фронт все новые силы и, не считаясь с большими для него потерями, лезет вперед, рвется в глубь Советского Союза, захватывает новые районы, опустошает и разоряет наши города и сёла, насилует, грабит и убивает советское население».

Лица у всех напряженные, внимательные.

— «Бои идут в районе Воронежа, на Дону, на юге, у ворот Северного Кавказа. Немецкие оккупанты рвутся к Сталинграду, к Волге и хотят любой ценой захватить Кубань, Северный Кавказ с их нефтяными и хлебными богатствами.

Враг уже захватил Ворошиловград, Старобельск, Россошь, Купянск, Валуйки, Новочеркасск, Ростов-на-Дону, половину Воронежа... После потери Украины, Белоруссии, Прибалтики, Донбасса и других областей у нас стало намного меньше территории, стало быть, меньше людей, хлеба, металла, заводов, фабрик».

И как удар ножом в сердце:

— «Мы потеряли более семидесяти миллионов населения, более восьмисот миллионов пудов хлеба в год и более десяти миллионов тонн металла в год.

У нас нет уже теперь преобладания ни в людских резервах, ни в запасах хлеба. Отступать дальше — значит загубить себя и загубить вместе с тем нашу Родину.

Пора кончать отступление, ни шагу назад. Таким теперь должен быть наш главный призыв. Надо упорно, до последней капли крови защищать каждую позицию, каждый метр советской территории, цепляться за каждый клочок советской земли и отстаивать его до последней возможности».

Из-за верхушек высоких осин в лес ворвался гул вражеских самолетов. Пять девяток «юнкерсов» пролетали над Арчедой — шли на Сталинград. Когда гул стих, Крайнюков продолжал: