Весенние ливни - Владимир Борисович Карпов

Михал с Ариной вышли на улицу. В нерешительности постояли у подъезда и не спеша, словно молча договорившись, направились к заводскому парку.

Смеркалось. Была та пора, когда электрические фонари еще не горят, а машины уже идут с включенными подфарниками. В это время во всем есть что-то призрачное. Липы на бульваре, фонари вдоль улицы, фигуры людей на тротуарах очерчивались смутно и сдавались выше. Автомашины шли осторожно, будто ощупывали своим скупым светом асфальт. Свежая траншея, выкопанная вдоль противоположной стороны улицы, тоже выглядела необычно и таинственно.

— Скоро и к нам газ придет,— сказала Арина, зная, что это доставит удовольствие мужу.

Загорелись фонари, и всё сразу изменилось, стало привычным. В это время кто-то обнял их сзади и крикнул над самым ухом:

— Ага, попались!

Арина вздрогнула и отступилась, хоть знала — это Лёдя, которая имела глупую привычку вот так, неожиданно пугать их, а потом смеяться, уверенная, что ей простят, а то и посмеются вместе.

— Снова дурачишься,— несердито начал выговаривать Михал.— Как отучить тебя. Видишь, мать испугала? Тьфу!

— Вы куда — в магазин? — не придала значения его словам Лёдя.— Возьмите меня.

Подхватив мать и отца под руки, стараясь попасть в ногу, она зашагала, балованно мотая головой.

— Кира простудилась, болячки выступили. И тут, и тут, и тут,— показала пальцем на своем лице.

— И показывает еще! — испуганно воскликнула Арина.— Перестань сейчас же!

Михал засмеялся.

— Вы куда? — снова поинтересовалась Лёдя, понимая, что отец в том великодушном состоянии, когда хочется делать хорошее.— За сладеньким?

И вправду, у Михала, когда он вот так ходил с дочерью, обычно пробуждалось умиление, желание чем-либо побаловать ее. Свернув в булочную, он купил дочке пирожное. Махнул рукой:

— Ладно, это тебе в честь семичасового. Лакомься…

В булочной было светло, и, когда вернулись на улицу, сдалось, что там потемнело. Лёдя опять взяла родителей под руки, но, дойдя до угла, вдруг остановилась, отпустила их и рванулась к парню, который переходил улицу. Парень был без шапки, в комбинезоне, с рюкзаком за плечами, с плащом на руке. Шел, осматриваясь по сторонам, будто попал сюда впервые. Лёдя догнала его и, закрыв руками глаза, повисла на его спине.

— Дочка! — крикнул Михал.

Но она уже тащила к ним парня, который покорно ковылял вслед.

— Мама, это же Юра! Тятя, посмотрите. Он и домой не дал телеграмму… Шел, говорит, к нашей квартире, чтобы взглянуть на окна. Мама, вы слышите? Он говорит, что шел к нашему дому…

Даже при скупом уличном свете было видно, как похудел и возмужал Юрий. А может, это только казалось, потому что он был небрит. Но одно оставалось бесспорным — Юрий вырос и безмерно рад, что приехал и видит Лёдю, Шарупичей.

6

Все спали, когда Юрий позвонил у своих дверей. Но как только заверещал звонок, окна в доме осветились, будто его ожидали. Вера сама отворила дверь, заахала и сразу же приказала работнице готовить ванну. Целуя Юрия, брезгливо морщилась и трепетала от радости. В полосатой пижаме, с добрым, помятым от сна лицом, вышел из спальни Сосновский. В длинных ночных рубашках и тапочках на босу ногу прибежали Соня с Леночкой. Они захлопали в ладоши, повисли у брата на шее, а потом отобрали рюкзак, плащ и торжественно, как что-то драгоценное, понесли на кухню.

Когда Юрий умылся, переоделся и пришел в столовую, все уже сидели за накрытым столом.

— Ай! — испуганно удивилась Леночка, вроде бы впервые увидела брата.

Смахнув слезинки, Вера начала, как гостю, подкладывать ему вкусноту.

— Ну, рассказывай, Юрок,— между тем просила она, сдерживаясь, чтобы не заплакать.

Жадно жуя и улыбаясь, Юрий стал вспоминать пережитое, виденное. И выходило, что не было еще в его жизни более интересной поры, чем эта — поездка на целину. Юрин рассказ почему-то обижал Веру, но она молчала и слушала, надеясь, что сын проговорится и она узнает о каких-то новых секретах и тайнах, которые ей обязательно нужно знать, чтобы отвести от него очередную опасность.

— Днем жара,— увлеченно говорил Юрий, принимаясь за сладкое.— А ночью — холод, брр! Кое-кто из ваших пробовал даже вокруг палаток бегать. Веселая картинка, правда? А два последних дня не умывались, не брились — решили это перед отъездом по-настоящему сделать, с мылом, с мочалкой…

— Ай, Юрочка! — на этот раз восхищенно удивилась Соня.

— Все похудели, стали тонкими-звонкими. А последнюю ночь, как дикари, веселились. Принесли со стройки досок, ведро солярки. Разложили костер. Сожгли все старые носки, ботинки, рубахи. Вот иллюминация была! На большой. Потом надули камеру от мяча, облили соляркой подожгли и давай играть в футбол… Мирово получилось!

— Ты хоть скучал о нас? — спросила Вера и прикусила губу.

— Скучал, известно…

Он проспал до вечера следующего дня. Когда же стало темнеть, вскочил, как по команде, быстро оделся, побрился, перекусил и хлопнул дверью.

С Лёдей они договорились встретиться возле универмага. Юрия несло словно ветром. Задыхаясь, он прибежал на условленное место и сначала даже не увидел Лёдю. А когда увидел, остолбенел: девушка ждала его с Тимохом и, заметив, торопливо засеменила навстречу.

— Ты опоздал,— пожурила она.— Мы хотели уже уходить.

— Как ты встретилась с ним? — шепотом спросил Юрий.

— Тима был у нас. Я попросила, чтобы он проводил меня.

Она не делала из этого секрета и произнесла это нарочно громко, чтобы слышал Тимох. Вообще, ее, видно, забавляла ревность Юрия, а еще больше то, что Тимох сразу как-то сник. Девушки часто безразличны к переживаниям третьего лишнего. Подчас им нравится, что из-за них страдают. А Лёдя, казалось, даже радовалась всему этому.

— Нам, Тима, направо,— став рядом с Юрием, показала она на заводской парк.— Заходи завтра. Евген, наверное, будет дома.

Что-то радостное поднялось у Юрия в груди, но тут же опало. Ему вдруг сделалось неловко перед Тимохом за свою победу, за свое счастье, за Лёдину вызывающую прямоту. И, не подозревая, что это великодушие победителя, которое оскорбляет не меньше, чем Лёдина прямота, он предложил:

— А может, пойдешь с нами? Идем.

Лёдя удивленно вскинула на него глаза. Поправила берет и приготовилась идти одна.

— Извини… — запнулся Юрий, протягивая Тимоху руку.

— Дурак,— ответил тот и едва не бросился прочь.

Они следили за ним, покамест он не затерялся среди прохожих, а когда его не стало видно, неожиданно для себя