Ешь. Молись. Разводись - Элен Блио

же не должна рассказывать детям о своей личной жизни? Они мои дети, а не наоборот? И всё-таки…

— Там… в общем… Ничего нет. Просто он…

— Женат, да? Я так и знала. Козёл!

Умозаключения дочери меня изумили.

— Рита, прекрати, что за слова? Он… он как раз не козёл, а очень хороший человек.

И не бросил жену, как ваш отец. Но это я не добавила, потому что…

Потому что их отец хотел вернуться. Я не хотела.

Да и дети, кстати, меня поддержали. Хотя я не обсуждала ситуацию с ними. То есть я сказала, что папа готов снова жить с нами, но не готова я.

— Ну и правильно. Сам виноват. — опять многозначительно заключила моя не по годам мудрая дочь.

Олег страдал. Плакал. Реально плакал, рассказывая мне, какую ошибку совершил. Ему казалось, он полюбил…

Казалось. Ну, то ж…

Может быть, я и простила бы. Может и прощу.

Только в свою жизнь точно не верну. Не хочу ничего из того, что было раньше.

— Да, кстати, Королькевич, можешь забрать статуэтки.

— Что?

У него было такое… перевёрнутое лицо в этот момент. Он понял, что точно всё. Пути назад нет.

Если уж я отдала статуэтки, которые мы собирали с такой любовью.

Значит нас просто больше нет.

Всё.

Питер встречает ледяным ветром. Острым и колким.

И всё-таки таким… родным.

Я не должна идти туда, но иду.

К тому самому дому, с той самой террасой и крышей.

Мосты уже не разводят.

Людей разводят, а мосты нет. Нет необходимости. Суда уже не ходят по большой Неве. Это же так говорится? Я не знаю, правильно ли это, но звучит красиво.

Гулять по Северной столице в конце ноября — не самая лучшая идея, но я хожу, кружу вокруг дома, в какой-то призрачной надежде увидеть.

Вдруг?

Я, конечно, не буду звонить. Не буду.

Звонят мне.

Дочь? Я вроде сказала, что добралась нормально.

— Алло?

— Мила, не клади трубку, это я, Север.

Глава 41

— Мила…

Сплетаемся, срастаемся, впечатываемся друг в друга. Молча. Жадно. Голодно.

Только мы в целом мире.

Мы и город у наших ног.

Северный, сейчас по-настоящему северный, с низким тяжелым небом. Суровый, величественный.

Осуждающий нас.

Но снисходительно позволяющий быть.

Любить.

Любить друг друга здесь, в этих мрачных чертогах.

Негостеприимных зимних проспектах, где острый, режущий ветер сносит с ног.

Но как же хорошо в этом городе сидеть у камина и смотреть на золотой купол Исаакия.

Держаться за руки и пить глинтвейн или грог.

Есть стейки и дольки картофеля Айдахо.

Просто быть.

— Милана…

Я не поняла сначала, почему он звонит с телефона моей дочери. Растерялась.

— Где ты?

— Я… я тут.

Где я…

Господи, я как дурочка стою у того самого дома, где мы впервые были близки, где смотрели развод мостов с крыши, где любовались на купола собора…

И сказать об этом мне стыдно, потому что сразу ком в горле и слезы. А он просит завернуть за угол, зайти в ресторан и ждать там.

Чего ждать?

Минут через двадцать приезжает его водитель с ключом.

Я красная как рак.

Ключ от тех самых апартаментов.

И опять звонок, теперь на телефон его помощника.

— Подожди меня там, я скоро буду.

Скоро? Он же в Москве?

Господи…

— И убери меня из черного списка, чтобы я мог тебе звонить.

— Ты не в черном списке…

— Хорошо…

— Не гони, пожалуйста, я буду ждать сколько нужно.

В голове картины одна страшнее другой. Гололёд, заносы на дорогах, летящий идиот, не справившийся с управлением.

За пять часов довожу себя до истерики, и когда он заходит просто бросаюсь к нему.

Наплевать на всё.

Я готова понести любое наказание на том свете или на этом.

Но только можно мы будем вот так? Вместе?

Просто вместе.

— Мила… Девочка моя. Моя.

— Твоя.

— Выйдешь за меня?

— Что?

Вот так просто?

А почему должно быть сложно, когда между нами всё ясно?

Когда по отдельности нет сил дышать?

Нет сил жить?

— Скажи «да» и всё. Проблемы будем решать по мере поступления.

— Проблемы? Ты…

— Я развёлся, Мила, я свободен. Ты тоже свободна.

— А…

Меня так и тянет спросить — какие тогда еще проблемы? Я просто как дурочка не понимаю ничего.

— Питер-Москва. По любому придётся с этим что-то делать, как-то решать. Я не могу разом свернуть всю работу тут и уехать туда. В столицу. Это просто невозможно. А ты… у тебя там тоже работа, и дети…

Дети…

Рита уже столько раз спрашивала можно ли нам переехать в Питер. Ясно, что это нельзя воспринимать слишком серьёзно. И у неё, и у Никиты вся жизнь в Москве.

И у меня.

Телевидение. Экскурсии. Я только-только закончила проработку того самого маршрута. Дороги влюблённых. Сама бы с удовольствием проводила группы по этим местам, рассказывала, рассказывала…

Потом, у меня еще и родители, мама и папа. Они не молодеют и им нужна поддержка.

Бросить всё и уехать в Питер?

Я не знаю почему, но всё моё существо в этот момент вопит радостное — да.

Да. Да. Да.

Просто скажи «да», все проблемы потом.

Так можно в двадцать лет. Даже в тридцать. Когда тебе