Ешь. Молись. Разводись - Элен Блио

Как это… это по-настоящему. Немного животно. Жадно.

Очень хорошо.

Чувствую, что он близко, вырываюсь, разворачиваясь. Он сразу понимает, опускаюсь на колени, рот открываю.

Так хочу! Вот так. Почувствовать вкус. Член перед глазами, налитой, яркий, ало-фиолетовый, красивый. Смешно. Не думала, что он может быть красивым. С нимбом. Чёрт, да… Брызги на моём лице, во рту. Арс стонет так.

Это я с ним сделала. Это потому, что он со мной. Я его довела.

Упирается двумя руками в стену, дышит тяжело.

А я держу свой приз в руках, вылизывая. Пошло.

И плевать.

Сегодня последний раз, я могу быть пошлой.

Арс дышит тяжело. Я тоже.

Поднимает меня, смотрит, вытирает мой рот рукой. Целует.

— Я люблю тебя. — хрипит, очень тихо, но так, что от его слов я просто умираю.

Умираю от счастья. И боли.

Спальня.

Хрустящие простыни, которые через час становятся влажными от пота.

Мы сегодня можем делать это долго.

Можем. Хватает сил и у него, и у меня.

Медленно.

Отдыхая.

Доводя друг друга до края и притормаживая.

Чтобы дышать.

Полумрак. Шум улицы. Его хриплые стоны и смех. Мои вскрики. Шлепки.

Тело к телу.

Эти влажные хлюпанья, причмокивания плоти.

Хочется еще дольше. Бесконечно.

Одно слово, одно касание его пальца и меня простреливает дикий спазм. Кричу.

Рассыпаюсь.

Падаю.

Умираю.

От боли. Потому что судьба отсчитывает последние минуты.

Я это знаю. Мне кажется, и он знает.

Есть любовь. А есть все остальное.

Его жена и сын. Мои дети. Разные города. Разное всё.

Невозможность.

— Моя… моя… моя… женщина моя. Вся моя.

Губы по позвоночнику жарко. Потом за волосы снова подтягивает на колени. Он всё еще во мне. Я больше не могу.

Могу.

Всё с начала. Теперь мы летим за его удовольствием. Оно более грубое. Более жадное.

Животное.

Плюхи, толчки, с силой, со свистом сквозь зубы, с матом.

Это слово «блядь» как синоним любви для нас сегодня.

Потому что сказать «люблю» — больно.

А сказать «блядь» — в кайф.

И ни к чему не обязывает, хотя мы уже и так обязаны всем вокруг.

Обязаны потому, что поимели наглость найти счастье.

— Мила… Милана.

Губы на шее. Зубы. Впиваются. Жадный такой!

Как же это заводит!

Бедра мелко трясутся. Неужели опять я смогу? Да, смогу. Стоит подумать о том, что он вот так дико сходит с ума по мне, по моему телу. Со мной.

Цепляюсь пальцами за простыни. Выгибаюсь. Ближе хочу быть. Еще ближе.

Каждый миллиметр ощутить.

— Давай со мной. Еще. Давай. Ну? Сучка моя. Давай. Девочка моя любимая. Родная моя. Чуть-чуть, помоги, сожми.

Выстанываю, подвываю стискивая мышцами внутренними, всё лоно ноет, болит, в тонусе адовом. Принимает. Принимает. Удар за ударом. Толчок за толчком. Остро. Как же это остро.

Кто-то говорит, что для того, чтобы женщине кончить ей нужно расслабиться. Мне надо напрячься. Свести всё внутри до какого-то края, а потом отпустить. Жду, когда можно будет. Жду его.

А он как отбойный молоток, долбит с силой, с хрипами. И я стекаю медленно в эйфорию, понимая, что вот сейчас это для него самый кайф.

Он варвар. Охотник. Победитель.

Он берёт.

Захватчик.

Он получает от своей добычи то, что хочет.

Добыча — я. Я дарю ему это удовольствие. Это блаженство.

Я.

И сама становлюсь его удовольствием. И беру от него тоже. По максимуму.

— Блядь, как же я тебя люблю. Еще.

Я тоже люблю. Тоже. Тоже. Да…

Мокрая вся, трясущаяся, всхлипывающая. Нащупываю его ладонь, беру, притягивая туда, где она мне нужна, сжимаю, задерживаю дыхание, ни стонать уже, ни кричать, только рот открыт в безмолвном вопле.

И его мокрая грудь на моей спине, и дрожь. И грубый рык, когда выплескивается семя.

Настоящий секс — это не красиво. Это и не должно быть красиво. Это только для двоих, которым безумно хорошо. И на всех плевать.

Жадно воздух хватаю. И записываю себе на подкорку каждую секунду. Звуки, запахи, частоту сердечного ритма.

Я всё это буду вспоминать потом. После. Когда будет слишком поздно.

— Милана, я тебя люблю.

— Я тоже тебя люблю.

Обнимаю, исступлённо.

Пожалуйста, можно завтра мы проснёмся и никаких проблем нет? И мы можем быть просто счастливыми вместе?

Это невозможно.

Наверное, только если мы проснёмся, а нам примерно по двадцать, и мы стоим на колоннаде Исаакия замечая друг друга.

Не хочу ни о чём думать. Ни о чём говорить.

Можно я побуду совсем не правильной женщиной?

Счастливой не правильной женщиной.

Хотя бы до утра.

Можно?

Разрешите мне, ну, пожалуйста!

Глава 39

Выражение лица тестя ничего хорошего не предвещает.

Но и моё тоже.

Да, я решился. Сначала на разговор с ним.

Нет, сначала я всё-таки поговорил с Людой.

— Ничего не надо, Север. Ничего. Просто… Я же знаю, что сама виновата.

— Мила, ты ни в чём не виновата, я сам принимал решение жениться на тебе, и…

— Принимал решение?

Не могу выносить её взгляд. Я конченный мудак. Зачем я женился?

Просто тогда в моей жизни еще не было раф кофе. И Москвы не было. И солёных слёз.

И слов «прощай».

Ветер в столице не такой пронизывающий как у нас, в Питере. Другой. И пахнет