Учебный плац - Зигфрид Ленц

и часы, и оставшуюся наличность. Но шеф был также вовсе не против того, чтобы Иоахим расхаживал со своими всезнающими ведомостями, от одного вида которых у тебя становилась нечиста совесть; в конце концов он достаточно долго разрешал ему сидеть с собою рядом за темным ломберным столом, что специально выписал из Шлезвига и где вскоре не стали уже умещаться все книги, скоросшиватели и бумаги. В те времена, когда шеф в основном все еще делал сам, заказы были кнопками пришпилены к стене, счета пачками насажены на гвоздь, вокруг стола на полу лежали скрепленные вместе или прижатые камнями деловые бумаги, а на протянутом шнуре, подцепленные на металлическое кольцо, напоминали ему о себе исписанные им страницы; как он тут что-то находил, лишь ему одному ведомо.

С того дня, как он разрешил Иоахиму сидеть рядом с собой, все постепенно изменилось, шнур, гвоздь и кольцо исчезли, по полу можно было всюду ходить, поскольку Иоахим позаботился о том, чтобы рядом со столом стояли полка и открытый канцелярский шкаф; что было разбросано и трепалось на ветру, нашло свое определенное место, не только снабженное табличкой, но и защищенное от сквозняка. Удивительно, как мало труда потребовалось шефу, чтобы ввести Иоахима в курс дела, часто он лишь молча пододвигал ему бумаги, или обводил кружком какую-нибудь цифру, или ограничивался тем, что говорил: «Ты как считаешь?» И очень скоро Иоахим мог уже отвечать так, что шеф оставался доволен. Он доверял Иоахиму и все больше дел оставлял на его усмотрение, иногда дивясь тому, сколько тот вершил по собственному почину, и однажды я застал их, когда они вместе распивали бутылку вина, это было после того, как они обсудили и пришли к одному мнению относительно контракта, который еще лежал перед ними на столе.

За ужином шеф сказал Доротее:

— Чтобы ты знала, Доротея, рядом с тобой сидит мой маленький компаньон. Тут смотри в оба, этому парню палец в рот не клади.

Вот что он сказал, после чего мне разрешено было отхлебнуть глоточек вина.

Когда вдалеке раздался выстрел, я сразу заподозрил, что случилось несчастье, сухой хлопок в воскресный день, который у нас в низине так слабо прозвучал, что шеф поднял голову и спросил:

— Похоже на выстрел?

Но он не придал этому никакого значения, пожал плечами и продолжал определять всхожесть семян, меж тем я сидел на табуретке и наблюдал, как часто это делал в нашем сарайчике в низине.

Иоахим; и вдруг к нам ворвался Иоахим, он так тяжело дышал, что едва мог говорить, лицо у него от быстрого бега было все в поту и руки не переставая дрожали; даже когда он оперся о стол, они все еще продолжали дрожать. Шеф все бросил, притянул к себе Иоахима и пытался узнать, что же случилось, но Иоахим мало что мог выговорить, он только выдохнул:

— Пошли, скорей. — И еще: — У каменной ограды, скорей. — Больше у него не получалось.

А когда мы с шефом бросились туда, он, шатаясь, поспешил за нами следом, раз даже упал — я видел, когда на него оглянулся.

Мы бежали к лошадям — одна спокойно стояла у каменной ограды, а две другие щипали листья с моего куста бузины, — и подбегая, я постепенно замедлял шаг. И тут я ее увидел: одна из девушек лежала на земле, другая стояла возле нее на коленях и ее уговаривала, причем плакала и лицо у нее было все измазано, а когда узнала шефа, заплакала еще пуще, но потом вдруг затряслась от кашля и уже только всхлипывала. Шеф тотчас перелез через ограду, нагнулся к лежавшей, будто мертвой, девушке, спросил, слышит ли она его, но губы девушки не шевельнулись, глаза ее были открыты, взгляд даже следовал за круговыми движениями его руки, но говорить она, видно, не могла. Я остался на этой стороне ограды и наблюдал за лошадьми, они были оседланы, равнодушно двигались и щипали мою бузину. Шеф вдруг спросил:

— Она здесь упала?

На что стоявшая на коленях девушка, как-то замявшись, кивнула, поднялась и показала на дорогу, по которой они с луга ехали к ограде, и потом тихо произнесла:

— Здесь, — и осведомилась, скоро ли будет врач.

— Лошадь испугалась и понесла? — спросил шеф.

Девушка, не ответив, опустилась на колени и стала осторожно отодвигать с лица подруги прилипшие длинные пряди волос, шепча:

— Майке, ты меня слышишь, Майке? — И лишь когда шеф повторил свой вопрос, сказала: — Выстрел, когда раздался выстрел, она понесла, а сбросила она Майке здесь.

Что именно мне придется бежать за доктором Оттлингером, я знал наперед, я только ждал, чтобы шеф дал мне это поручение, и когда он послал меня, Иоахима все еще не было тут, но я уже увидел его, подбежал к нему и, пробегая мимо, крикнул, что доктор Оттлингер сейчас будет. Вниз с откоса к железнодорожному полотну, и затем бегом по твердой, утоптанной тропинке вдоль колеи до шлагбаума, не по главной улице Холленхузена, а мимо заброшенной спортивной площадки и густой шпалеры елей, которыми доктор Оттлингер окружил свой большой, из красного кирпича дом, скорей через лужайку и давай звонить и звонить, пока ко мне не вышла женщина и не сказала:

— Его нет дома, муж поехал к больным.

Значит, сперва к Зибберсену, но доктор Оттлингер уже оттуда уехал, потом дальше к Кнуллу, от которого он собирался ехать к Вирманам, там я его чуть не застал, но перед бакалейной лавкой Тордсена стояла его старая, поместительная машина. Наконец-то я его поймал, я ждал возле машины, пока он не появился, пожилой человек с пролысинами, дружелюбный, но с поджатыми губами. Слушая, он все покачивал головой, словно сомневался во всем. Короткий жест, приглашавший меня сесть рядом с ним.

Ничего, он ничего не дал принять девушке, только молча обследовал ее и даже ни разу не поднял глаз, пока Иоахим рассказывал, непременно хотел рассказать, как все произошло. Иоахим никак не мог объяснить себе это падение, они же ехали рысью со стороны луга, обе девушки впереди, а он сзади, и все только рысью по знакомой и им, и лошадям местности, где могли бы проехать и с закрытыми глазами, низкую ограду они не раз играючи брали и во всей округе не сыскать лошади смирнее той, на которой ехала Майке, для Иоахима это все было совершенно необъяснимо. Доктор Оттлингер выслушал все молча, он ничего не сказал, и когда Иоахим спросил его: «С ней все будет в порядке, правда? Майке поправится?» — доктор погладил девушку