Тени и призраки - Ричард Матесон

— Послушай, мне нужно на минутку подняться наверх…

Он умолк в растерянности, увидев, что настоящая Кассандра, успевшая к тому времени сменить тесные туфли (вследствие крайнего своего тщеславия она носила только такие) на бесшумные домашние тапки, появилась в кабинете, держа в руках бутылку шампанского.

Никогда прежде не видал я столь молниеносной реакции. Увидев Гарри, Кассандра с ловкостью опытного дервиша сделала пируэт и мгновенно исчезла. Гарри же, ничего не заметив, направился к письменному столу, на ходу обиженно говоря:

— Постой же минуту, крошка.

Он застыл на месте, увидев, что Брайан, обогнув стол с противоположной стороны, намеревается улизнуть в холл.

— Да погоди же ты.

Гарри сделал попытку задержать лже-Кассандру. Теперь он был не просто обижен, а крайне раздосадован.

Брайан замер, не оглядываясь.

Я наслаждался ситуацией, догадываясь что от страха разоблачения сердце Брайана готово разорваться на части и грудь дышит, как кузнечные меха.

— Итак, что с тобой случилось? — требовательно спросил Гарри.

— Ничего.

— Так обернись же ко мне, бога ради, — строго приказал Гарри.

Брайан заколебался, без сомнения опасаясь, что игра может закончиться, не начавшись; какой бы она ни была, эта игра. Затем медленно, через силу, обернулся и встретился с суровым взглядом Гарри.

— Слушай, крошка, мне это не нравится, — заговорил тот. — Я беру такси, мчусь сюда из самого Бостона только потому, что ты меня об этом попросила. Я ведь тут оказался не для того, чтобы энциклопедии продавать.

Осмелюсь предположить, что, по мнению самого Гарри, этот аргумент был самым разящим.

Настроение Брайана совсем упало.

— Понимаю, — слабо произнес он. — Извини меня. Я…

И опять он замолчал, недоговорив, потому что панель в стене позади Гарри бесшумно поплыла в сторонy (трюк, о котором я позаботился еще при строительстве дома) и он (как, впрочем, и я) увидел свою сестру, подающую ему сигналы.

Сам Брайан к тому времени был слишком выбит из колеи, чтобы скрывать свои чувства, и Гарри, проследив направление его взгляда, обернулся к панели в стене.

«Эврика!» — подумал я, но тут же разочарованно опустил голову (мысленно, разумеется), так как Кассандра успела бесшумно задвинуть панель на место и Гарри ничего не заметил.

Взбешенный (самым очевидным образом), он обернулся к Брайану:

— Какого черта ты тут устраиваешь?

Брайан не имел ни малейшего понятия, что ему следует сделать или сказать. Глаза Гарри, словно глаза василиска, приковали его к месту, лишив всяких сил.

Но стоило Гарри вплотную надвинуться на него, как страх вернул ему силы. Он нырнул — это самое подходящее в данном случае слово — за рекламный щит с надписью «Великий Делакорте» и подхватил его обеими руками.

— Обязательно нужно передвинуть его отсюда, — пробормотал он.

— Прекрати же, бога ради! — воскликнул Гарри, следя за тем, как Брайан перетаскивает щит к противоположной стене, той самой, в которой скрывалась подвижная панель. — Прекрати, говорю тебе. С меня хватит, я возвращаюсь в Бостон.

— Нет! — выкрикнул Брайан.

Торопливо поставив на пол щит, он скользнул за него, панель приоткрылась, он поменялся местами с появившейся Кассандрой и задвинул за собой панель. Гарри ничего не заметил, но мне было видно абсолютно все.

«Проклятье!» — произнес я мысленно.

Кассандра (теперь это была подлинная Кассандра) подхватила щит и отнесла его на место.

— Нет, — выдохнула она, — Максу это не понравится.

По тому факту, что лицо Гарри в этот момент не выражало ничего, кроме раздражения, вы можете судить, насколько похожи были Кассандра и Брайан в ее облике. Нет сомнения, что при подробном рассмотрении отдельные черточки могли бы их выдать, но на том расстоянии, на котором находился Гарри и которое позаботился сохранять Брайан, потрясающее сходство затмевало всякие различия.

Итак, Гарри и не заметил, что Брайан имитировал свою сестру.

Более того, Гарри чувствовал себя настолько оскорбленным поведением Кассандры, что даже не удосужился обратить внимание на очевидную промашку: она стояла перед ним в домашних тапках, а не в тех туфлях, в которых была секунду назад.

Кассандра прекрасно понимала, что творится сейчас в сердце Гарри, и потому ее тон был безукоризненно невозмутим, когда она направилась к окну и развела шторы в стороны.

— Задернутые шторы ему тоже определенно не понравятся, — заметила она вполголоса, оборачиваясь к Гарри с улыбкой заговорщицы.

«О Глупость, имя тебе Гарри Кендал!»

— Ты прекратила свои глупые шуточки? — саркастически поинтересовался он.

— Милый мой! — пропела в ответ моя невестка, образец супружеской верности.

Выключив настольную лампу, она подошла к Гарри, обвила руками его шею и запечатлела на его устах долгий и страстный поцелуй. (Требуются ли еще доказательства того, что я значил для нее не больше, чем какой-нибудь артишок на грядке?)

Немедленная реакция Гарри была очевидна, и Кассандра, почувствовав это, крепче прижалась бедрами и животом к его обозначившемуся пенису, этой ахиллесовой пяте мужского существа. До того момента я и не подозревал, что между ними существует интимная связь, но, должен признаться, что это открытие не отозвалось в моем сознании грохотом разорвавшейся бомбы.

Кассандра продлила волнующий момент настолько, насколько сочла нужным. Затем высвободилась с таким видом, будто едва нашла силы для этого шага (чистое притворство, смею вас уверить), и подалась назад, сжимая его пальцы в своих ладонях.

— Как ты поживаешь, дорогой? — спросила она.

В ответ он кинул в мою сторону опасливый взгляд.

— Ты уверена?..

— Он ровным счетом ничего не соображает, любовь моя!

— Но его глаза…

— Они ничего не воспринимают. Он понимает не больше, чем понимала бы головка латука на его месте.

«О Кассандра, если б ты только знала!» — подумал я.

— Как твои дела, дорогой? — снова спросила она.

— Я просто взбешен!

— Я так плохо вела себя? — кротко спросила Кассандра.

— Более того, ты подлая девка!

— Извини, дорогой, я сегодня прямо… — Она оборвала себя, и только я успел подумать: «Ты же не собираешься выложить ему все?», как она именно это и сделала. — Я сегодня прямо не в себе, милый.

Она снова коснулась губ Гарри поцелуем, но в этот раз не таким сочным, чтобы не волновать его более чем необходимо.

— Прости меня, любовь моя. Я так взволнована тем, что здесь происходит. Ведь ты понимаешь, правда? Уверена, что понимаешь.