Попаданец со шпагой-1 - Вячеслав Коротин

При женщинах я обычно не матерюсь, но как только до моего просыпающегося сознания дошли первые биты излагаемой слугой информации, то хозяйки дома не постеснялся… Громко и вычурно – сам не представлял, что так умею. Видели бы и слышали своего педагога сейчас мои ученики из конца двадцатого века – проблемы с дисциплиной на уроках химии одной из смоленских школ не являлись бы актуальными лет несколько.

Уже через десять секунд Тихон лежал под одеялом и испуганно хлопал ресницами.

Ещё на протяжении минуты я, весьма доходчиво, разъяснил своему единственному крепостному, что вставать в ближайшие пару дней, он имеет право только по нужде.

Но, отдышавшись и собравшись с мыслями, понял, что радуюсь: если уж встал на второй день – дело идёт на улучшение. Через денёк можно трогаться дальше.

Местный "полицейский" по поводу моего слуги в курсе, но всё-таки бумаженцию Тихону выправить надо. У мельника таковой не оказалось. В смысле бумаги. То есть вообще – чистых листов в данном месте проживания трёх жителей Российской империи не имелось. И у меня с собой тоже. Пришлось очередной раз раскошелиться, чтобы послать сына мельника за банальными канцелярскими принадлежностями.

А на следующий день я уже отправлялся в Тулу. Тихону приказал ещё минимум два дня соблюдать постельный режим, а Петрякову за этим проследить. Ну и о соответствующем вознаграждении, если мой слуга выздоровеет, напомнил.

Дальнейший путь к новому месту службы прошёл без приключений, но вот прибыв в российский "Город мастеров" и добравшись до пункта назначения я слегка ошалел:

Имелся некий периметр, огороженный высоченным забором с одним-единственным входом возле которого бдительно несли службу двое пехотинцев.

Узнав о цели моего "визита" и мельком глянув на бумаги, один из них тут же просочился за ворота, а второй сурово смотрел на меня, ничуть не смущаясь офицерского мундира.

Не прошло и минуты, как вместе с первым солдатом вышел некий поручик и, проверив документы, кивнул и приказал караульным пропустить меня внутрь ограждения.

Кажется, мои идеи Барклай оценил, и я прибыл в первую в истории России "шарашку"…

Выходила на рубеж "катюша"…

Оставив меня на пороге явно "свежесбацаного" домика об одном этаже, офицер нырнул за дверь, но достаточно быстро нарисовался обратно и пригласил войти.

Несколько метров по коридору и я вошёл в кабинет, где меня поприветствовал артиллерийский подполковник:

— Здравствуйте, уважаемый Вадим Фёдорович. Заждались вас уже. Рад вашему прибытию и знакомству с таким выдающимся учёным, — хозяин кабинета протянул мне руку. — Засядько Александр Дмитриевич.

Мой новый начальник был среднего роста, с совершенно неярким, но приятным и открытым лицом. Слегка кучерявящиеся тёмные волосы с небольшой рыжинкой… И как бы нечего больше сказать – обычная славянская внешность, глаз ничего не цепляет, но в целом впечатление очень благоприятное. А ещё Георгий четвёртой степени, значит настоящий боевой офицер.

— Во-первых, поздравляю вас чином штабс-капитана, — огорошил меня подполковник, — приказ на производство пришёл ещё позавчера.

— Благодарю, — ещё раз пожал я руку Засядько, — прошу простить опоздание – дорожные неприятности.

— А что случилось?

Вкратце пришлось рассказать о произошедшем, что произвело впечатление на собеседника, но он поторопился перейти непосредственно к делу:

— Меня приказом самого министра выдернули из турецкой войны, дали достаточно чёткие, но не совсем понятные инструкции, которые я, тем не менее, выполнил: построена лаборатория, прибыли пятеро химиков из различных городов, завезено немало всевозможной химической дряни и посуды, всё это окружено забором и взято под тщательнейшую охрану… А теперь, извините, просто сгораю от нетерпения: ради чего это всё?

— Видите ли…

В общем, рассказал я о бездымном порохе и новых пулях. Некоторое впечатление на подполковника это произвело, но, кроме того, на лице читалось ещё и некоторое разочарование.

— Всё это очень хорошо и перспективно, но я, честно говоря, не совсем понимаю: зачем потребовалось моё участие? Я ведь артиллерист, а пушками вы заниматься вроде бы не собираетесь.

— Так не я же вас назначал, Александр Дмитриевич.

— Это понятно, но несколько неприятно – руководить тем, в чём не очень-то разбираешься…

А вот тут у меня и всплыла некая идея из далёкого "загашника" сознания.

— Знаете, пожалуй, я смогу предложить ещё и кое-что, представляющее интерес и для артиллериста. Только дайте мне сначала наладить производство пороха, хорошо?

Это я зря. То есть по загоревшимся глазам своего начальства сразу понял, что "живым" оно меня теперь не отпустит – придётся "колоться". Не зря я в своё время попросил Барклая подключить к проекту именно этого "энтузязиста", который, дай бы ему Господь долголетия Мафусаилова, мог Россию ещё в девятнадцатом веке чуть ли не в космос вывести… Загибаю, конечно, но действительно – первый российский "ракетчик" реальной истории этот самый Александр Дмитриевич Засядько.

Да и ладно – чего томить неизвестностью хорошего человека:

— Александр Дмитриевич, — начал я отвечать на безмолвный, но совершенно явно "кричащий" вопрос подполковника, — вы ведь наверняка наблюдали всевозможные фейерверки. Так?

— Разумеется. Это вы к чему?

— К тому, что шутиха, взмывающая в небеса, может нести не только "развлекательный" заряд, но и боевой. И лететь не только вверх, но и во врага. Что скажете по поводу такой идеи?

Задумался. С ответом не торопится. И это неплохо – значит действительно мыслящий человек, а не представитель большинства, представители которого сначала начинают говорить, а потом думают над тем, что сказать хотели…

— Боевые ракеты? — с удивлением посмотрел на меня Засядько. — Слышал я про обстрел англичанами Копенгагена. Думаете, что имеет смысл воспроизвести это оружие в России?

— Именно. Только я химик, а не баллистик и могу сделать для них заряды – движущий и поражающий, а насчёт всего остального, это как раз по вашей части.

— Но подождите: я уже представляю, что сделать такую ракету можно, но ведь она практически неуправляема. Точность огня такими "средствами доставки" будет ничтожна, разве нет?

Ишь ты! Значит не Штирлиц придумал заканчивать ответ в дискуссии вопросом.

— Разумеется, с точностью пушечного ядра ракета не сравнится, но не стоит рассматривать её одну отдельно взятую. Ведь и орудие не наводят в конкретного солдата. А если пускать ракеты залпами? Сделать станок из десятка… Нет! Лучше из шестнадцати направляющих, трубы четыре на четыре, и из него по наступающим колоннам неприятеля, а?

— Идея конечно интересная, — засомневался подполковник, — но…

— Сырая? Незрелая? – Правильно! Но ведь есть над чем подумать и поработать, верно?

Семена в очередной раз упали на подходящую почву. Можно было не сомневаться.

Засядько отпустил меня на обустройство, но можно было спорить на что угодно: моя идея засела у него в мозгу зазубренным гвоздём и пока не доведёт её до ума – не успокоится.

На следующий день познакомился с коллегами-химиками.

Только один из пятерых – природный русский: Козлов Илья Савватеевич из Московского университета. Трое из остальных хоть и сильно обрусевшие немцы, говорили без акцента, но немцы всё-таки: Клюверт, Миллер и Клаус. А пятый так вообще с трудом по-русски изъяснялся. Гиппенберг Рудольф Оттович.

И вот как тут секретность соблюдать?

Но зато лабораторию к моему прибытию подготовили на ять! С чисто немецкими тщательностью и аккуратностью, просто глаз радовался – захотелось начать работать немедленно, но этот дурацкий порыв я быстренько задавил в зародыше. В стахановца начну играть с завтрашнего дня.

А с завтрашнего дня действительно и понеслось: мне потребовалось только объяснить коллегам суть синтеза, дать пропорции, а дальше местные химики справлялись уже получше меня – всё-таки сказалась привычность в обращении с современным им оборудованием. Кстати, как я узнал позже, и жалование им было положено поболее моего, и даже больше, чем у Засядько. Но зато они не имели права выходить за забор на протяжении года, только в церковь по праздникам и то в сопровождении конвоя.

Но пошли на это и не пищали – работали так, что я просто диву давался. Запасы пороха за две недели перекрыли мою трёхмесячную работу в Риге. И это при всём при том, что я отошёл от непосредственно синтеза и занялся исследованиями и рационализацией. И общением с подполковником, который загорелся подкинутой идеей. Оказалось, что проблем – до чёртовой матери, начиная от банальных трубчатых направляющих, до способов стабилизации ракеты в полёте. Что самое смешное: на данный момент самым лучшим решением оказались не стабилизаторы на предмет которых я и не сомневался, а банальная палка, вставленная в хвост летящего на реактивной тяге снаряда.